— Много ли толку от размышлений слепца?

— Не болтай. Если ты пережил эту ночь, значит, кризис миновал, и дело повернуло на поправку. С тобой явно что-то происходит, но я бы не назвал это процесс «ухудшением».

— Буду надеяться, сэр.

Док двинулся к лагерю, а я спросил вслед:

— Так лейтенант потерял револьвер или нет?

— И да, и нет. Полагаю, в нужный момент лейтенант Келлог не смог добраться до своего оружия. Не знаю, отчего ему взбрело в голову вынуть «веблей» из кобуры и сунуть под подушку. Наверное, хотел, чтобы оружие было поближе, под рукой. Никогда не изменяй своим привычкам, Энди. И помни, что наш новый командир не так бесполезен как кажется. Он — свидетельство нашей честности и пропуск в Англию. Не будем с ним ссориться. Пока, по крайней мере.

— И в мыслях не имел ссориться с этим здоровяком, — заверил я.

Доктор ушел, а я сунул в рот лягушачью лапку и задумался. Впрочем, от расстановки шаров меня отвлекала лягушатина — лапа оказалась на диво вкусной, косточки почти таяли на языке. Вот только соли было маловато.

Время во тьме течет по-иному. Должно быть, поэтому слепцы дольше всех остаются молодыми: если выбросить из жизни закаты и восходы, красоту юных дев и морщины почтенных старцев, янтарный отблеск луны в волнах и багряно-черное торжество гниющей плоти умирающих, мир становится проще. Черт возьми, на ум мне лезла подобная ерунда, поскольку занять голову было нечем. Мы застряли в неопределенности, вот только ре-рэка[1] назначить было некому.

Ялик никуда не отправился — идти на трех веслах даже придурок Сэлби не рискнул. Мой волонтер оказался шустрым парнем — успеть за минуту припрятать половину весел не каждый изловчится. Весла искали, надо думать, не слишком усердно. Шкипер неожиданно ловко выкрутился, сообщив, что покойный лейтенант имел привычку по ночам лично убирать часть снаряжения. Недоверчив и предусмотрителен был наш несгибаемый Келлог. Его наследник не слишком-то поверил в россказни об играющих в прятки веслах, но прежде служака Сэлби проводил большую часть бодрствования, торча «на часах», и особой уверенности по части катерных обычаев не имел. В общем, зрячая команда занялась привычным делом — отчаянной борьбой за освобождение винта. Насколько я понял, проклятая лиана сопротивлялась сейчас даже успешнее, окончательно превратившись в монолит поистине кремневой твердости.

Мне тоже нашлось дело. Поскольку я был признан «условно-незаразным», мне было разрешено вернуться в лагерь. Правда, на борт «Ноль-Двенадцатого» сэр-солдат меня не допустил. Ну, пока мне не очень то было и нужно. Я сидел у костра и занимался топливом: волонтеры подтаскивали ветви срубленных кустов, а в мои обязанности входило подсушивать добычу и экономно подкармливать огонь. В моменты приготовления пищи котлом занимался шкипер. Старина Магнус оказался недурным коком, хотя за стряпней ворчал не переставая. Впрочем, мне его брюзжание было только в развлечение…

Чувствовать солнце, ворошить ветви и определять жар костра оказалось не так сложно. Я пару раз обжегся, но в моем ли положении горевать о новых шрамах? Чувствовал я себя относительно неплохо, даже нарывы на бедре, кажется, поджили. Увы, я с восторгом поменял бы сотню чирьев хотя бы на один глаз. Пусть и подслеповатый.

…— Жарища, черт бы ее побрал, — сказал Док.

Забулькал чайник — доктор велел топлива не жалеть и постоянно пополнять запас кипяченой воды, утверждая, что незаметная жажда способна прикончить человека куда быстрее голода.

Последние два дня действительно выдались жаркими, истинно летними. Страшно представить, в какой бульон превратятся Болота в разгар лета.

Мистер Крафф оторвался от носика чайника, и, отдуваясь, заметил:

— Сколько не фильтруй, все равно на вкус — болото. Но хотя бы относительно безопасное для желудка.

— А как там с винтом? — осведомился я.

— С утра сбили четверть дюйма. Откровенно говоря, не думал, что растение способно создавать такую совершенную броню. Шкипер говорит, что если бить сильнее, мы рискуем погнуть вал.

— Полагаю, мистер Магнус не ошибается.

— Никто с ним и не спорит. Кстати, Энди, а ты смог бы наточить долото на ощупь?

— Готов попробовать, сэр.

— Да уж, людей у нас осталось маловато. Да еще волонтеры чудят.

Я несколько удивился:

— Волонтеры? Я ничего не слышал.

— В том-то и дело. Молчат. Двое из них явно не в себе. Твой-то дружок еще ничего, держится, но остальные…

— Больны?

— Все мы не блещем здоровьем, — Док помолчал. — Видишь ли, наши волонтеры — особи, привыкшие существовать внутри крупных сообществ себе подобных. Трое — слишком малая для них группа. Энди, ты вообще что-то знаешь о волонтерах?

— Только слухи. Подробнее не интересовался.

— Вот и не интересуйся. Подробности не принесут тебе ни малейшего удовольствия, — доктор пошел к катеру, где раздавались удары, перемежаемые унылыми ругательствами.

До вечера я успел четырежды подточить огрызок долота — во время обколки винта инструмент уже приходилось держать клещами. Совладав с долотом, я принялся осваивать заточку изуродованного топорика, но рабочие вконец изнемогли и прервались на ночь. Англичане собрались за ужином, Сэлби понес паек волонтерам. Я хлебал похлебку из солонины — вот редкий момент, когда о потере зрения сожалеешь чуточку меньше. В миске, кроме подсоленной воды и призрака волокон мяса, все равно ничего не рассмотришь. Сэр-солдат четко продолжил курс сэра-лейтенанта: держать пайки максимально урезанными. Медленно слабея от недоедания, мы способны продержаться целый месяц. Но каков смысл такой стратегии?

— Сегодня я видел москита, — мрачно поведал шкипер.

— И как? Мясистый? — поинтересовался Док, судя по звуку, облизывающий ложку.

— Можно сказать и так. Величиной с мелкого воробья. Порхает, правда, вяло.

— Ничего, ночи все теплее, насекомые непременно взбодрятся, — обнадежил Док.

Вернулся Сэлби, сплюнул и раздраженно пнул ящик, служащий креслом нашему самозванному командиру:

— Кажется, наши гребцы не хотят ужинать. Можете в такое поверить, а⁈

— Сегодня помрут? — уныло уточнил шкипер.

— Да дьявол их знает. Хвостатые выродки, все беды от них, — выругался Сэлби. — Если доживут до утра, нужно будет заставить их поработать всерьез. Они нанимались, чтобы трудиться, ведь так или нет?

— Трое — слишком мало, — отстраненно пробормотал Док. — Но эти довольно долго продержались.

— Если бы мы отправились на ялике, у обезьян оставалась бы надежда на скорую встречу с остальным стадом. Они бы еще продержались, — сэр-солдат вновь выругался: — Куда же лейтенант спрятал весла? Я обыскал весь остров. Нет весел, а теперь еще и гребцы готовы передохнуть.

— Может, лейтенант перед смертью притопил весла на глубине? — предположил шкипер.

— Обмотал цепью, нашел местечко по-приметнее. Наверняка чуял, что дело плохо.

— Мы все чуем, — оскалил гниловатые зубы солдат. — Спорю на тот бочонок рома, что утром гребцы будут уже холодненькие.

— О, пари! — оживился Док.

— Про ром я просто так сказал, — проворчал Сэлби. — Знаю я вас, тюремный народец, вас только помани выпивкой. Но обезьяны нынче наверняка передохнут, вот помяните мое слово.

Запоминать слова этого идиота мне было ни к чему, я и так догадывался что не знаю о волонтерах чего-то важного. Это дурно, мне бы точно знать цвета шаров перед следующим фреймом.

— Джентльмены, если чай больше никто не будет, я отнесу кипятка гребцам. Вдруг горячее поддержит их самочувствие, — сказал я, нащупывая длинную, очищенную от листвы, ветку, которую пытался приспособить вместо трости.

— Что, Энди, желаешь порадоваться, что кто-то подыхает раньше тебя? — догадался наш мудрый командир. — Что ж, развлекись. Но если рухнешь в воду, не вздумай уволочь с собой чайник.

— Я буду вдвойне осторожен, — пообещал я.

Добраться до ялика было несложно. Потрогав борт и край парусины, я прислушался. Внутри негромко и бессвязно говорили на два голоса. Я не мог понять ни слова. Похоже, бредят. Стук моей ветви-трости по планширю на миг оборвал бормотание, потом внутри вновь запричитали.