Скверно. Ситуация выглядела так, что я попросту не находил приличных комбинаций для продолжения игры…

Кто-то шел через кусты. Судя по осторожному шлепанью босых ступней, кто-то из волонтеров. Особо сообразительный гребец решился позаимствовать у беспомощного умирающего одеяло? Инвалид будет возражать.

— Эй, Энди, жив ещех? — вежливо поинтересовался гость.

— Жив, — заверил я. — Хотя и не в лучшей форме. Гуляешь, Сан?

— Та нахтут гулять, жопкругом, бятот остров. Можнох присесть нах?

— Присаживайся, тут, насколько я помню, места хватает. Есть что сказать?

Гребец, посапывая, присел рядом. От него пахло тем горьковатым жиром, что неизменно использовали в своих ритуалах волонтеры. Не особо приятно, но можно привыкнуть. Я чувствовал нерешительность гребца.

— Так что там, Сан? Уже решили, что нужно делать?

— Вот и я о том, нах, — сердито фыркнул волонтер. — Сэр Сэлби требует идти на ялике. Нах, точнее: им идти, нам оставаться. Их трое, им одного гребца не хватает, блнах. А вы и я остаемся, охраняем катер до прибытия нахпомощи. Вы выздоравливаете и нами, двоими, командуете.

Я не выдержал и засмеялся. План был довольно предсказуем, как раз в духе Сэлби, но вот то, что я остаюсь не подыхать, а командовать, мне не позволила сообразить природная скромность.

— Отличный план! Главное, нам с тобой работать и грести не нужно.

— Ну, нах. И у нас будет отличный склеп с каютами, мля его, — согласился волонтер. — Околеем с удобством.

— Они тоже околеют. Дойти на ялике до полкового лагеря, все равно что на пеликане туда пытаться долететь.

— Сэр-шкипер так нах и говорит, — прошептал Сан. — Отказывается уходить. Говоритх, «только катер спасет», мляего.

— Разумно. Я бы с ним согласился. А что говорит Док?

— Молчит онх, — мрачно пояснил гребец. — Сэр Сэлбих говорит, что уже принял решенье. Пока вода высокая нахеб.

— Слушай, а почему Сэлби — определенно сэр, а шкипер и доктор не особенно поднялись? — на всякий случай уточнил я, в общих чертах уже понимая, что произошло.

— У Сэлби револьвер лейтенантах. И ключи от ящика с патронами, мляего. Говорит, в револьвере шесть особых офицерских зарядов — осечек, нах, не будет.

— Решительный человек, — согласился я. — И стойкий. Такому можно доверять. Уйдет, дойдет, сразу вернется с помощью. Если о нас вообще еще будет помнить, когда доплывет до соседней протоки.

— Я о том же, — печально пробормотал гребец, даже забыв добавить свое молитвенное «х». — Он, сука, труслив как крыса.

— Но ялик может и не уйти в этот поход, — ободрил я. — Не все согласны. Кстати, а что говорят твои сородичи?

— Они… — Сан звучно сплюнул. — Думают, нах, что кто-то из них гребцом пойдет. Они с виду, мля, крепкие. Надеются, бнахе.

— Думаю, нам тоже стоит надеяться и уповать. Не на них, конечно, надеяться, и не на здравомыслие револьверного сэра Сэлби. Просто сама лодка может не уйти. Мы же на Болотах, тут всякое случается.

Гребец задумался. Мы сидели в тишине — в лагере тоже стало потише, должно быть спорщики охрипли и решили выпить чаю. Сан тронул меня за плечо:

— Полдник хочешь?

— Что? — удивился я.

— Полдник. Малый перекус. Нам в детсаду давалинах, — он тяжко вздохнул и сунул мне что-то в руку.

Смысла его слов я наполовину не понял, да и догадаться, что такое полумягкое и корявое мне даровали не смог. Но пахло съестным. Помяв крошечное угощение я, наконец, уразумел — лягушачья лапа.

— Съедобно, я нах проверял. Нормальная лягуха. Животный белок, хоть и мелкийх, — заверил гребец.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я. — Съем попозже. Пока, вернемся к лодке и храброму сэру Сэлби. Я вот подумал: часового у нас нынче нет, в лагере беспорядок и мало людей, занятых делом. Что-то может потеряться или сломаться.

— На компасе и стволах он, мляегонах, сидит. А лодку портить рискованно, — прошептал недурно, хотя и медленно соображающий волонтер. — Ялик — нахшанс. Пусть и мизерный. Жаль ялик.

— Это верно, добротный ялик. Как можно его портить⁈ Ни в коем случае, это ж имущество Ее Величества! Да и солдат за лодкой особенно внимательно бдит. Но наш сэр Сэлби — солдат и герой. То есть, человек сухопутный и может упустить из вида, что лодки сами по себе не плавают. Весла хранятся там же?

— Мля! — дошло до славного волонтера.

Весла, во избежание глупостей и искушений, способных овладеть волонтерами во время их безнадзорных ночлегов на ялике, убирались на катер. Сегодня утро выдалось нервное, ялик никуда не ходил, следовательно, весла не доставали…

— Скорее всего, они в угольном бункере, — прошептал я. — Дверь там на простой задвижке, считай, открыта. Достаточно убрать пару весел и на оставшейся паре двинуться они не рискнут. Не выноси, а задвинь поглубже за паропровод и присыпь углем. Знаешь, что такое «паропровод»?

— А то, нах, — обиделся соучастник.

— Отлично. Сразу не догадаются, а чуть позже в планах на кампанию что-нибудь может измениться. Попробуешь?

— Ну, что жх ещех делатьнах, — заколебался Сан. — Проскочить мне на борт нахтрудновато.

— Отвлеку, — пообещал я. — Обойди с противоположной стороны, минут через десять я начну. Представляешь что такое «минута»?

— И минуту, и секунду. Хоть временную, хоть метрическую, нах, — угрюмо заверил Сан. — Я тупое, но образованное, мляменянах…

Поразмышляв о том, почему мне вообще почти ничего неизвестно о волонтерах, и о том, где и для каких целей их вообще вербовали, я решил что, возможно, они тоже настоящие шары в игре. Малой ценности, но тем не менее. Если у Сана получится, можно будет разыгрывать комбинации посложнее.

Выждав, я пополз к лагерю, на этот раз не скрываясь, хрустя ветвями и издавая душераздирающие стоны. Ближе к берегу я надрывно закричал:

— Есть ли тут кто⁈ Бога ради! Люди, люди⁈

Отозвался шкипер, потом меня обозвал «визгливым дьяволом» новоявленный сэр Сэлби. Стоя на четвереньках, я водил головой, подставлял звукам ухо и гнусил как умалишенный «Вы здесь? Вы все здесь?». Проклятье, самому себя слышать было противно. Меня хорошенько облаял новый командир, потом подхватила рука Дока и помогла встать. Мистер Крафф вел меня к моей «палате», я спотыкался и на всякий случай отчаянно вскрикивал, чтобы меня слышали в лагере.

Док посадил меня на одеяло.

— Это что было за представление, а, Энди?

— Приступ невыносимого отчаяния, сэр, — тихо пояснил я. — Мне вдруг приснилось, что я остался в полном одиночестве. Я вскочил, упал, пополз… Виноват, сэр. Запаниковал. С кем не бывает.

— Энди, если бы я точно не знал, что ты слеп, у меня появилось бы подозрение, что кто-то нагло дерзит и нарывается на грубость.

— Док, пожалуй, вы единственный, кого я уважал на борту «Ноль-Двенадцатого». Это правда. Могу еще раз извиниться. Но хочу напомнить, что больным свойственно делать глупости.

— Темнишь, парень. Ладно, я попробую догадаться, зачем ты это делал.

— Док, а я вот не могу догадаться, отчего вы выдерживаете нейтралитет. Так будет прогулка на ялике или вы не рискнете?

— Я не идиот, чтобы умирать от изнеможения и голода на веслах. Но Сэлби сейчас ведет себя примерно так же, как некто, вопивший «люди, вы где⁈». Пусть успокоится. Хорошо вооруженный умалишенный нам сейчас нужен меньше всего.

— Умалишенный может потерять револьвер.

— Этой ночью лейтенант потерял револьвер. Но нам пока это не особо помогло, — проворчал Док. — Кстати, Энди, ты думал над тем, что будет, если мы каким-то чудом все же вернемся в гарнизонный лагерь, но среди нас не окажется ни солдат, ни офицеров?

— Да, скорее всего нас станут крепко подозревать в дурных вещах. Но лучше вернуться в тюрьму, чем превратиться в здешний ил.

— Не уверен. Уж в тюрьму-то нас в любом случае не вернут. Ты и сам это понимаешь. В тюрьмах есть уши, а мы можем наболтать лишнего. Пожалуй, нам стоит в будущем держать на уме иной курс. Компас-то у нас определенно имеется. В отличие от катера. Поразмысли над этим.