Карина, продолжая увлеченно жевать, взяла второй башмак, который не успел обзавестись шнурками, и достала из него шелковый платок и яблоко. Она задумалась на пару секунд, но потом решительно взяла яблоко и надкусила его.

— Это самое вкусное шоколадное яблоко, которое мне приходилось есть, но думаю будет честно если я им с тобой поделюсь.

Понк взял протянутое яблоко, откусил и сказал традиционное: «Теперь все что у нас есть мы будем делить на двоих.»

— Постой, Понк, а платок тоже съедобный?

— Нет, прости, — похоже кондитеру было неловко, — это просто шелк, я не успел придумать, как сделать платок съедобным.

Ничего страшного, — сказала Карина, накидывая платок на плечи — еще придумаешь. И много еще чего изобретешь. Я авторитетно тебе заявляю, как будущая жена лучшего кондитера Сабарканда!

Она вытерла салфеткой шоколад, размазанный по щеке Понка, положила ему на плечи руки и уверено поцеловала своего жениха в губы. Для обоих это был первый поцелуй в жизни. Может получилось не совсем хорошо, но у них еще вся жизнь впереди, научаться. Главное что обоим нравиться.

Нужно было спасать свою жизнь. Кровь продолжала вытекать из порезов на плече и груди. Но Юкон не мог сосредоточиться на своих ранах. Он думал о кулисе. Невероятным образом он чувствовал зверя.

Казалось что кулис это тоже он — Юкон. Что Юкон сейчас лежит на глиняном полу с непроглоченным комком ряски в пасти. Из-за комка было неудобно и Юкон пошевелил челюстью и заглотил корм. Почувствовал, как тот отправился по пищеводу в тихо урчащий желудок. Понял, что ряска свежая и сочная, но пища пустовата.

Хочется рыбы. Сейчас зайти бы в реку на мелководье и половить мелкую рыбешку, прогоняя мутную воду через пасть. У Юкона от этой мысли потекла слюна. Он сглотнул и почувствовал, что во рту сразу и мокро и сухо. У кулиса пасть была наполена слюной, а человек не мог сглотнуть из-за пересохшего горла. Это заставило опомниться. Юкон сделал несколько шагов и тряхнул головой. Он не ящер. он человек. А точнее он кренер и он должен придумать, как не умереть в ближайший час.

Связь с кулисом ослабла. Юкон понял, что если захочет, сможет разорвать этот странный контакт усилием воли. Но он не стал с этим торопиться. Наоборот он подошел к кулису вплотную и положил руки на чешуйчатую спину. Касаясь ящера, он чувствовал, что тот здоров и силен. Опять накатило ощущение раздвоенности. Юкон-ящер чувствовал себя прекрасно и хотел рыбы. Юкон-человек истекал кровью и слабел.

«Кровь! Рана! Зализать!» — в голове прозвучала странная мысль. Нет, какое лизать? Он только что думал, что нужно порвать рубашку и попробовать перетянуть раны. Также думал, что рубашки точно не хватит чтобы перевязать все. Да и делать самому себе повязку на груди вряд ли получиться.

«Рана! Лизать!» — опять прозвучало в голове. Скорее даже не прозвучало. Он думал не словами, а образами. Ощущением того, как его длинный раздвоенный язык стирает кровь с пореза на лапе.

Юкон посмотрел на заднюю лапу кулиса. Чуть выше сустава шел длинный чуть заметный шрам. Пол года назад молодого кулиса учили тянуть волокушу. Он с непривычки попытался вырваться из упряжи и запутался. Пытаясь выбраться он начал извиваться и грести лапами, и сильно порезал место рядом с суставом на задней лапе об неудачно попавшиеся грабли. Из под сорванной чешуи струйкой потекла кровь. Полученную рану кулис зализывал как собака. Кровь под длинным языком остановилась почти мгновенно. Да и рана зажила за несколько дней, оставив, правда, заметный шрам на лапе.

Юкон тогда спрашивал братьев, почему никто не лечит раны кулисьей слюной, если она такая целебная. На что старший Мирон рассмеялся.

— Если хочешь, можешь мазаться кулисьей слюной. От тебя и так воняет, хуже не будет! Дурень! Слюна у ни не целебная. Это уже тысячу раз проверяли. Рану они как-то языком лечат. Как не понятно, но если кулису не дать зализать рану, то она плохо заживает. А так, если мышцу или кость до конца не перебил, то любую рану себе залечит. Какие-то умники из столицы Пограничья пробовали лечить порезы, прикладывая к ним кулисий язык. Какой-то урод даже отрезал кулисам языки и пробовал из них выдавливать целебный сок. Сожри крях этого изувера, ничего у него не вышло.

Юкон через накатывающую слабость начал соображать. Это мысли кулиса! Он тоже чувствует Юкона. Чувствует, что человек ранен и хочет его подлечить по своему. Мальчик сместился ближе к морде ящера и тот высунув длинный язык, провел во порезу на плече. Рану начало ощутимо жечь, но кровь перестала сочиться буквально через секунду. Кулис продолжил свое лечение.

Ослабевший Юкон прилагал усилия, чтобы не упасть лицом на пол. И в тоже время своим раздвоенным сознанием он чувствовал вкус крови на своем подвижном языке. Чувствовал, что человеческое тело очень ослабело и нужно перелить в него немного силы, но не знал как. Поэтому просто продолжал лизать раны, хотя кровь давно остановилась.

Спустя несколько минут сознание все же оставило раненого и он остался лежать привалившись боком к передней лапе ящера.

Очнулся он на своей кровати, укрытый несколькими одеялами. Соседка Хана как раз принесла ему горячей похлебки.

— Слава Милостливой, очнулся. Перепугал ты меня, парень, крепко. Отец тебя нашел в загоне бледного и холодного. Думали, умер наш Юкон. Но послушал, сердце бьется, только тихо. Позвали старую Хному. Она посмотрела и сказала, что из тебя слишком много крови вытекло. Сказала отогреть тебя, а как в себя придешь, напоить горячим и покормить. Вот я тебе горячей похлебки принесла, поешь. А то бледный, как упырь.

— Спасибо тетушка,— парень выбрался из-под одеяла и взялся за ложку. Горячая похлебка одним своим запахом заставила желудок заурчать. Юкон выбрал ложкой всю гущу, а бульон просто выпил залпом прямо из миски. — Я голодный, как кулис после дневного перехода. А похлебка у Вас хороша, как никогда! Похоже с лягушатинкой?

— И с лягушатинкой и с рыбкой свежей и с копченым угрем. Все, как моя мамка еще учила, а ее бабка моя. В такой похлебке силы много. Похлебку можно и из корня рогоза сварить, да разве то похлебка. Чтобы было наваристо и вкусно, рыбы должно быть много и разной. Верно говорю?

— Верно тетушка. Лучше Вас никто похлебку не готовит. А долго я здесь пролежал?

— Так с утра еще лежишь, а уже вечер. Скоро отец вернется. Как же ты роша то убил? Что, он, кряхово семя, развязался?

— Да, сам я его развязал! Заболтал он меня, сволочь воровская, даже не знаю как. А потом ножом полоснул. несколько раз. Еле я этого гада утихомирил. С меня и правду много крови натекло, потому меня и сморило.

— Роши эти все воровское племя. Давно пора их под корень извести! Как же он тебя порезал-то сволочь. Хорошо раны не глубокие, считай чуть страшнее царапины, но длинные. Вон всю рубаху тебе с левой стороны на полосы нарезал.

Юкон посмотрел на свое плечо и грудь. По коже шли полоски засохшей крови по тонким шрамам. Раны действительно выглядели чуть страшнее царапин. Но вчера порезы выглядели куда серьезнее. Кожа была прорезана, кое-где и мышцам досталось. За один день такое не заживает даже у кренера. Чудеса да и только.

От сытной горячей пищи парня разморило. Снова накатила слабость.

— Ты поспи парень. Силы во сне возвращаются. Отец тебя сегодня никуда посылать не будет. Какой из такого хилого работник. Засыпай, а я тебе пирогов с рыбой принесу. Как проснешься, поешь.

— Спасибо, тетушка Хана. Добрее Вас никого нет. И пироги у Вас тоже лучшие в деревне.

Последние слова Юкон говорил, уже закрывая потяжелевшие веки. Тетушку он любил. Хана жила в соседнем доме с двумя дочерьми и старшим сыном. Муж ее пропал на охоте два года тому и главным в доме был сын, который никак не хотел жениться. Старшая дочь уже давно жила отдельно и имела двоих детей. У средней с женихами не сложилось и она жила в родительском доме.

Младшая дочь Ханы, Кена была одногодкой Юкона. Раньше они были не разлей вода, а сейчас их отношения довольно сложные. Девчонка была острой на язык и частенько дразнила Юкона, который в ее присутствии если что-то говорил, то неуверенно и краснея.