— Пойдешь искать? — минута слабости прошла и в голосе кренерки явно звучала насмешка. — Ты пойдешь искать долину, которую не смогли найти лучшие охотники за последние 200 лет? Нет, я не хочу, чтобы ты свернул себе в горах шею раньше времени. Подрасти сначала.

— Как скажешь. А за солью можешь к нам зайти. Отец недавно покупал, у нас еще пол бочонка стоит. Пойдем наберешь, потом вернете, как купите.

То был единственный день, когда Юкон разговаривал с Кеной спокойно и уверенно, как мужчина. Обычно же он краснел, и мялся. Когда он вступился за нее в лавке Сизого Кряха, для Кены это стало неожиданностью. С семьей торговца никто не любил ссорится. Его лавка была единственным местом, где можно было купить или заказать любой товар, не отправляясь за ним в город, где кренеров явно не любили. Юкон рисковал получить серьезную выволочку от отца за разбитый о тупую башку Толка горшок с медом. И вел себя так, как будто они с Кеной все еще друзья.

Вернувшись домой, несмотря на купание в вонючей бочке Кена было в прекрасном настроении. Значит Юкон все таки ценит ее, готов ради нее рисковать. Значит у нее все-таки есть настоящий друг.

После того как пропал отец она чувствовала себя одинокой. Мать была заботливой, но никогда не понимала ее по-настоящему. Старшая сестра жила в другой деревне, а со средней у Кены всегда были натянутые отношения. Все мысли двадцатилетней девушки были о женихах и замужестве.

Она ни была ни красавицей ни дурнушкой, но с женихами у нее не складывалось. Она завидовала старшей сестре, которую выдали замуж в шестнадцать. А к Кене начала хуже относиться, когда поняла, что вздорная и драчливая младшая сестра превращается в красавицу.

Старший брат после пропажи отца стал замкнутым. Он должен был достойно вести себя, как старший и единственный мужчина в доме, и эта роль тяготила его.

Кене не хватало общения с близким человеком, и она была готова простить Юкону пережитое когда-то унижение. Но на следующий день при встрече Юкон опять вел себя странно, как будто что-то скрывает или не знает, что сказать. Разговор не заладился. Кена поняла, что былого не вернуть, но и обиды тоже уже не было. Рядом был какой-то новый Юкон, с которым непонятно что было делать.

По сложившейся привычке она начала над ним подтрунивать, правда уже без былой злости. Она даже начал получать от этого удовольствие. Парень явно не хотел на нее злиться, но характер у него был взрывной, самый что ни есть кренерский. В зависимости от степени раздражения он мог сопеть, пыхтеть или пыхтеть и краснеть. Кого-то другого он уже сто раз отмутузил бы, а на Кену он только хмуро смотрел исподлобья, постепенно наливаясь цветом вареной свеклы.

Сегодня она похоже опять перегнула палку, дразня его пирогом. Или его вывело из себя то, что Кена увидела его голым.

Парень не выдержал и показал, что сильнее и быстрее ее. И знает, как быстро обездвижить человека. Если бы он захотел, то смог бы выключить Кену минут на двадцать, прижав артерию, как учил Свагор.

Но вместо этого отпустил, как только она закричала на него. А жаль. Она бы еще повырывалась. Эх, здорово было бы снова его подловить и уложить носом в землю, чтоб не зазнавался.

Но Юкон опять стал нерешительным и неловким. Стоял и извинялся. Было бы за что.

— Успокойся, увалень, я не злюсь! — Кена подвинула к нему надкушенный пирог, — держи, пока я добрая. А то тебе только крошки достанутся.

Парень немного нерешительно взял пирог. Откусил, поглядывая на Кену, но распробовав, начал уминать за обе щеки. Аппетит был просто зверский, а пирог невероятно вкусный.

Грыжга смотрел на двух пьяных огнелюбов, которых связал Юп.

— Ну и как мы их потащим к капитану? За тележкой в казарму идти неохота. Юп, может дашь им понюхать своего адского огнива?

— А смысл? Они очнуться, а через минуту опять вырубяться. Я же им не буду кисет под носом всю дорогу держать Видно же, что целую ночь брагой заливались.

— Да ты погоди, есть идея. Дайка мне этого зелья самую малость.

Грыжга достал пузырек с льляным маслом и капнул пару капель на ладонь пьяного торговца. На масло он сыпнул шепотку сушеной кулисьей желчи. Сыпнул самую малость. Потом взял палец второго арестованного и растер им масло с желчью. Потом этим пальцем провел над верхней губой торговца. Реакция не заставила себя ждать. А пока торговец, вытаращив глаза, тер губу и нос, Грыжга также провел тем же пальцем над губой у связанного наемника.

Теперь уже двое арестованных пытались стереть невыносимо вонючее масло связанными руками. Но учитывая, что на руках было то же масло, легче не становилось.

— Учись, Юп. Не знал такую шутку? Им минут на десять бодрости точно хватит. У ну, господа контробандисты, живо пошли вперед! Не задерживайте, а то хуже будет.

Грыжга пинками направил страдальцев в сторону казармы. Юп с Янеком шли рядом, следя, чтобы те чего-нибудь не выкинули по дороге.

Через десять минут патрульные добрались до кабинета капитана. Марк уже доложил начальнику, что поймал нарушителей с огневкой, так что офицер уже ждал задержанных.

— Та-а-ак, что это у нас за гости пожаловали? А я понял. Эти господа узнали, что наш светлейший кронрпринц желает увеличить свой военный флот. А на боевых галерах очень не хватает хороших гребцов. Поэтому вы сделали все возможное, чтобы заслужить почетное право носить кандалы и управлять веслом.

Пленные, к которым капитан обращался, явно не поняли о чем он говорит. Они все еще продолжали тереть свои носы, но делали это как-то вяло, без огонька. Может принюхались, может просто обоняние притупилось за время, пока их вели на допрос. Ясности мысли в их глазах точно не наблюдалось.

Капитан посмотрел на них оценивающе и сказал патрульным:

— Посадите обоих до вечера под замок. В разные камеры. Пусть протрезвеют. И повнимательнее на патрулировании. На этой неделе уже попадался один тип с огневкой.

Патрульные увели задержанных в сторону камер. Располагались они в том же здании, где и казармы для патрульных. Помещения были со стенами из дубовых бревен. Двери тоже дубовые, обитые железом. Решеток на окнах не было, но окна были такими, что в них никто крупнее кошки не пролезет. Из мебели в камерах были только лавки, прибитые к полу. Причем на лавках было выжжено такое же клеймо в виде герба кронпринца, как и на койках патрульных в казарме.

Задержанных здесь подолгу не оставляли, поэтому большинство камер были свободны. Ключи от камер были у дежурного по казарме, который в настоящее время дремал на посту. Янек потормошил его.

— Эй! Не спи на посту! А то сержант шкуру спустит. У нас новенькие задержанные. Капитан велел заселить в раздельные камеры.

Дежурный посмотрел на пришедших, широко зевнул, достал из ящика стола связку ключей и молча пошел по коридору к дверям камер. Открыл крайнюю и еще одну, через две двери.

— Заводите ваших красавцев. И в журнал запишите, кого привели.

— Сам запишешь. Все равно спишь на посту, а нам в дозор собираться, — Грыжга писать любил не больше, чем сержант,— Их задержали во время пьяной драки. У того, что одет поприличней в шляпе была огневка штук двадцать. Тот, что похож на наемника был при мече. Он этим мечом шляпу первому разрубил, огневка вылетела и вспыхнула. Имена у них спросишь, как протрезвеют. Пошли, парни, Ярго нас уже ждет.

Троица патрульных двинулась в направлении склада, где Ярго должен был получать пайки, игнорируя возмущенные выкрики дежурного, которого нагрузили канцелярской работой. Ярго они застали вместе с сержантом. Пайки интендант уже выдал и Ярго быстро распределил груз между патрульными.

Так, бойцы, — сержант осмотрел свой отряд, — оружие при вас, провиант взяли. Сейчас в столовую. Утром мы патрулировали в городе, значит имеем право на обед. После обеда даю вам полчаса, если чего порешать хотите. Потом встречаемся у ворот и в дорогу. До темноты должны добраться до ущелья. Наше дежурство — три ближайшие ночи. Но случись что, можем задержаться. Может по следу пойдем за огнелюбами. Так что обувь, оружие и экипировку проверьте перед дорогой. Янек, запасной колчан со стрелами возьми. Ярго, котелок прихвати. Если ночью никого не будет, то днем навряд ли кто заявиться. Можно будет поохотиться. А сейчас пошли обедать.