Старая Хнома, поругавшись с Разаном из-за заломленной цены на мед, который она покупала, назвала торговца сизым кряхом. Прозвище прилипло мгновенно.

Сын Сизого Кряха тоже любил поесть. А вот с драками у него получалось похуже. Мать его была из городских — дочка торговца рыбой. В деревню к кренерам поехала с явной неохотой и все ждала, когда же они вернуться от этих дикарей в столицу. И хоть нрава тетка была вздорного, кровь у Толка явно была пожиже, чем у других пацанов в деревне. Ни ярости в нем не было ни упрямства кренерского. Зато силы в толстяке было много. А уж спеси хватило бы и на троих.

Тут он в мамочку пошел. Та с детства привыкла считать, что те у кого денег больше, стоят выше безденежного быдла. Она даже надеялась, что сын сможет жениться на ком-то из чиновничьих дочек. Поэтому плохо, что растет парень в деревне среди дикарей. Культурному обхождению он тут точно не научиться.

Переезжать от доходного места Сизиый Крях не хотел ни в какую, и жена начала подговаривать отправить сына на учебу. На что толстяк сказал, что ерунда вся эта школьная наука. Пусть подучиться торговать, а потом откроем лавку в столице, где сын будет в розницу сбывать кренерские товары. Жена решила, что это уже неплохой вариант. Если сын закрепится в столице, она переберется к нему, а муж пусть и дальше сидит в горах с дикарями. Говорить о своих планах никому не стала, но сына начала ставить за прилавок, чтобы учился торговать.

Когда Кена зашла в лавку, то из семьи торговцев был только Толк. Он сидел за прилавком и ел копченого угря. Угри водились только в горных речках, и в столице эта рыба ценилась как деликатес. Поэтому Сизый Крях охотно скупал этот товар у охотников. Придирался только к качеству копчения. и то для виду, чтобы лишний раз цену сбить. Если бы увидел, что сын уминает закупленный для продажи деликатес, то дал бы пару тумаков, на которые никогда не был жадным.

Но отец был в отлучке. Поехал в соседнюю деревню. Два дня назад он вернулся из столицы, получив крупный заказ на кулисов. В одной деревне сейчас столько ящеров не набралось, и он решил съездить к соседям. Жена увязалась за ним, лишь бы съездить хоть куда-нибудь.

Толк оторвал кусок нежного жирного мяса от хребта и закинул в рот. Жуя, он вытер руки тряпкой и приготовился «встречать клиента с приветливым лицом», как учила мать.

— Чего пришла?

— Соли надо и хрячьева листа.

— Рыбу коптите?

— Да, брат с промысла пришел с хорошим уловом, а у нас соль закончилась.

— Понятно, — толстяк встал и сыто рыгнул, — сколько соли надо?

— Два четверяка соли и стакан листа, — Кена поморщилась, глядя на перемазанный рыбьим жиром двойной подбородок.

— Хорошо, с тебя 8 медных монет.

— Да ты что, Толк? Должно быть в двое дешевле.

— А ты поищи в другой лавке. Хе-хе. Тебе же соль сейчас нужна. Рыба долго ждать не будет, — Толк расплылся в довольной ухмылке.

— А ну позови отца! Он никогда так цену не задирал!

— Отец уехал. Я сегодня за главного. А моя мама всегда говорит, что, если можешь. то продавать нужно не по цене, а по ЦЕНЕ! так что, если не хочешь, чтобы улов твоего братца протух, плати 8 монет.

— Ах ты жлоб! Сразу видно твою породу. Весь в мамочку. Кренер никогда бы на своих не наживался. У твоей мамки рошей в роду не было?

— Ты мою мать не трогай, голодранка! Она из достойной торговой семьи! Не то что некоторые!

— Хорошая семья? Дочь торговца рыбой на рынке для бедняков. Мой отец воин и охотник — вот кто достойный! Он две войны прошел и в одиночку диких кулисов убивал. А ее родители всю жизнь рыбу чистили, да деньги считали! Тоже мне достойное занятие: пересчитывать воняющие рыбьей требухой медяки.

— Зато ее родители живы и живут в столице в большом доме, а твой папаша пошел в горы и не вернулся. Небось сорвался где-то в горах и убился о камни, а его кости шакалы растянули. Даже не осталось что на погребальный костер положить. Вот тебе и великий воин и охотник.

— Мой отец не погиб! Он нашел Долину Урига. Когда он вернется, каждый кренер воздаст ему почести.

— Ах-ах-ах! Я маленькая девочка, я верю в сказки про Урига. Мой попочка не убился, он вернется прославленным героем! Да-да-да! Сю-сю-сю!— Толк засюсюкал противным голосом.

Кена ничего не сказала. Казалось ей трудно дышать. Глаза подозрительно заблестели.

— Что дочь гордого кренера сейчас заплачет? — говоря, Толк слегка нагнулся вперед, подчеркивая то, что смотрит через прилавок на девчонку сверху вниз.

Глаза Кены сузились а ноздри расширились. Она резко вдохнула и подпрыгнула, упершись левой рукой в прилавок. Правую она сжала в кулак и со всей ненавистью ударила толстяка в зубы. Потом схватила за отворот рубахи и ударила еще раз.

— Мой отец не погиб! Он вернется! Он мне обещал!

Именно в это время Юкон и вошел в лавку.

Он увидел. как Толк пропустил два удара, а потом вскрюкнул, напомнив Сизого Хряка, и перехватил Кенову руку. Потом схватил ее за волосы и перетащил через прилавок. Силы в толстяке было много, а из-за боли он разозлился почти как настоящий кренер. Он тащил девчонку за волосы, как соломенную куклу.

— Ах ты ж! Кхрю! — Он что-то закричал, но из-за выбитого зуба и лопнувшей губы получилось хрюканье.

Толк шагнул вдоль прилавка и оказался рядом с бочкой тузлука, с котором солилась мелкая рыба. Он поднял Кену и погрузил ее головой в бочонок с рассолом.

— Ты-ы-ы! Хрн-ы-ы!, — Толстяк не мог внятно говорить и рычал от злости, удерживая голову девчонки под водой.

Кена уперлась руками в края бочки и, извиваясь, пыталась вырваться. Но противник был намного сильнее. В какой-то момент, рванувшись со всей яростью, она почти вынырнула и сделала вдох. Но сильная рука погрузила ее еще глубже в бочонок.

Соленая вода рванулась через рот в трахею, вызывая сразу и кашель и рвоту. В мозгу вспыхнуло: «Какая позорная смерть, отец не простит!». Но в следующее мгновенье ее выдернуло из бочонка, как пробку из фляжки с перебродившей брагой.

Юкон смотрел не происходящее не дольше пары секунд. Он рванулся вперед, запрыгнул с разбега на прилавок, схватил горшок, стоявший на полке и со всей силы обрушил Толку на голову. Толстяку повезло, что горшок был тонкий и разбился он, а не его череп. но легким горшок не был, он был наполнен медом больше, чем на половину. Толк видел, как горшок летит ему в голову и попытался закрыться. Но рука запуталась в волосах Кены. В результате он выдернул девчонку из бочки, но закрыться не успел.

От удара толстяк вначале замер, а потом медленно осел на пол. Сознание его покинуло не до конца и он полулежа у прилавка что то похрюкивал, пытаясь стереть с лица мед, который залепил ему разбитый рот и ноздри.

Кена стояла на коленях рядом. Ее вырвало на ноги Толку. Она отдышалась и посмотрела вверх, где на прилавке сидел Юкон.

— Кена, ты как?

— Нормально. Лучше, чем этот жирдяй. Это ты его вырубил?

— Я, блин. Он там живой? — Юкон только что понял, что мог убить сына Сизого Кряха.

— Живой, жаба жирная, что с ним будет!, — Кена подошла к толстяку и пнула его. А чем это ты его? Да он же в меду! Хи-хи! Мало что копченого угря ел, он еще и медом полакомился. Да, этот обжора ничего не упустит! Хи-хи-хи!

Смех был не очень уместный, но Кена просто отходила после того, как чуть не умерла в вонючей бочке, задохнувшись в собственной блевотине.

— Пойдем отсюда, — Юкон подал Кене руку, помогая перебраться из-за прилавка, —похоже торговля на сегодня закрыта.

— Ты чего там делала то? — спросил Юкон уже на улице.

— Да за солью пришла, а этот решил на нас заработать. Загнул двойную цену. А потом еще про моего отца стал говорить, — Кена вдруг как-то поникла и глаза ее заблестели.

— Юкон, скажи… — девочка запнулась. Потом подняла на него глаза и тихо спросила — Как ты думаешь, Долина Урига действительно есть где-то там в горах? Или это просто сказка?

— Я не знаю, Кена! — парень слышал легенду, как и все в его народе, но кто скажет, насколько она правдива. Врать девочке, чтобы ее поддержать он не хотел. — Я не знаю, но если ты хочешь, я… Если хочешь, я пойду ее искать!