Иллюзия сменилась обряженным в тёмно-зелёные средневековые тряпки Вадимом, честно пытавшимся отбиться от посягательств Евы. Моя персональная чертовка весело скалилась, притворно-наивно хлопая длинными ресницами и безостановочно липла к юноше в надежде на не пойми какие блага.

— Почему же? Известно какие, — фыркнул Рейджин, старательно расщепляя недавно открытым заклинанием цензуры лицо низкоранговой демонессы на квадраты. — Через него к нам подобраться хочет, вернее, к нашим потомкам.

Моя скептически воздетая кверху бровь заставила принца рассмеяться и вернуться к подбору цацек. Улучив момент, я сменила очередную «шапку Мономаха» трогательным лавровым венком, после чего объяснила:

— Защитный артефакт многоразового пользования. Его свойства, увы, полностью не изучены, но всяко лучше иметь при себе хоть один козырь, чем таскать на голове два-три маленьких государства.

— В том есть резон, — поколебавшись, согласился Рейджин, «сворачивая» отслеживающее заклинание. — Что-нибудь ещё, Фэй?

Ничего. От тебя — так точно.

Рейджин нахмурился, готовясь вступить со мной в спор, но тут в комнату вплыла его мать, королева-регент Селестина Западнодоменская. Мягкие золотистые локоны длиной чуть ниже талии, обрамляющие округлое личико с намёком на розоватый румянец, капризно поджатые губы, одежда глубоких синих тонов — прекрасна и очаровательна от макушки до стоп. И к несчастью, искренне меня ненавидевшая.

Взаимно, в общем-то.

Для её величества, королевы-регента Селестины Западнодоменской, я была мерзопакостной соринкой, по нелепой случайности судьбы угодившей в глазницу её сына и по не менее роковой случайности там обосновавшейся. Хотя вначале она, вроде бы неплохо ко мне относилась, но лишь потому, что рассчитывала выплатить «долг за спасение жизни» золотом или каким-нибудь титулом.

«Нет, мама, Фэй заслуживает большего», яростно возразил пребывавший в ту пору в возрасте тринадцати лет Рейджин, смыкая пальцы на моём запястье. «Большего и лучшего!»

«Меня».

Ошарашенная сыновним отпором королева Селестина отступилась, позволив нам видеться, общаться и влипать в разнообразнейшие авантюры, наивно считая, что таким образом её драгоценный отпрыск социализируется. Моё персональное злосчастье же думало иначе, вовсю пользуясь представившимся случаем и внимательно разглядывая «спасительницу» то под одним, то под другим углом.

Трогательные прикосновения, невинное столкновение взглядов и дружеская болтовня вскоре сменились холодным расчётом, присущим демоническому племени. Рейджин постоянно взвешивал сам факт моего существования на невидимой чаше, мучительно размышляя, какую выгоду можно извлечь из пребывания «Фэй Доринкорт» в угодьях Запада.

В то же время юный принц искал возможность вознаградить меня за оказанную услугу и не нашёл ничего лучше, чем поставить перед собственническим фактом: «Ты — моя, а я — твой», пробудившим былые страхи и едва не доведя своим заявлением до истерики.

Ох-х, не для того я бежала из родного измерения, Альятт-Девионис, чтобы всякие демоны-малолетки заявляли на меня права, не для того.

Откровенно говоря, Рейджин не имел отношения ни к моей психологической травме, ни к последовавшему за ней изгнанию, ни к оккупировавшей родную деревушку нечисти, однако я небезосновательно угодить в ловушку. Нельзя доверять демонам, даже самым маленьким и миленьким.

И я не была готова к отношениям что тогда, что сейчас.

— Доринкорт, — недовольно громыхнула её величество Селестина, скрещивая руки на груди.

— Ваше величество, — склонила голову в почтительном кивке я.

Где-то с минуту мы обменивались взглядами. Её — вечно недовольный, подозрительный, цепкий, мой — исполненный равнодушия, спокойствия и общей усталости.

Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лед и пламень.

— Не опаздывайте, во-первых, и не больше одного танца, во-вторых, — резко проговорила королева Селестина, продолжая сверлить меня недовольным взглядом.

«Почему, почему именно она, эта негодная полукровка неизвестного происхождения?» задавалась вопросом она, с толикой брезгливости оглядывая мой наряд. «Что в ней есть такого, чего нет, к примеру, в принцессе Лидании фер Заледаск из Круга Ритодус? Девятеро спаси и убереги от такой невестки, пусть она куда-нибудь уже денется».

Ах, милая королева, я бы и сама не прочь «куда-нибудь» деться.

Открыто противостоять Рейджину её величество опасалась, из боязни навсегда испортить с ним отношения. В недалёком прошлом она не раз и не два делала выпады в мою сторону, надеясь уберечь единственного сына от влияния «этой прохиндейки», но Рейджин неизменно занимал мою сторону и отказывался разговаривать с матерью до тех пор, пока та не приносила никому не нужные извинения.

В некоторой степени королеву Селестину можно было понять: подлец-муж, Арен Южнодоменский, бросил её сразу же после свадьбы и укрылся в Ничейных Землях, дабы воссоединиться со своей истинной любовью, Корнелией Найтингейл, Архимагом Запада и лучшей подругой Селестины по совместительству. Несчастная демонесса боялась, как бы Рейджин не повторил её судьбу и стремилась оградить от всевозможных бед и лишь местным божкам известно, чего стоило моему приятелю вырваться из-под удушающей, нездоровой гиперопеки.

Per crucem ad lucem . Чрез страдания к свету.

Неуместная жалость, захватившая меня по отношению к достопочтенной матушке Рейджина, не оставляла и шанса пытавшейся укорениться в сердце неприязни. Она, разумеется, делала всё возможное чтобы затеять те бессмысленные войны, что подчас возникают между большинством свекровей и невесток, но я не поддавалась.

Бедолажка.

— Жалеешь меня, Доринкорт? — с кривой усмешкой вопросила её величество, дождавшись, когда «единственная краса и гордость» отлучится из комнаты. — Или, быть может, втайне насмехаешься над соломенной вдовой[1], оставшейся и без семьи, и без супруга, и без лучшей подруги?

— Ни в коем разе, ваше величество, — твёрдо ответствовала я. — Если кто и достоин порицания, так это ваш так называемый «супруг», рассоривший вас с Найтингейл. Если кто и достоин восхищения, так это вы, сумевшая преодолеть немало трудностей, привести в порядок дела Западного Домена и вырастить достойного сына.

— Ты — странная, знаешь это, Доринкорт? — алые глаза королевы Селестины вспыхнули, зрачок сузился, когда она склонилась надо мной. — Думаешь, дешёвые комплименты способны завоевать мою приязнь и одобрить вашу с Реем помолвку? Мечтай, девочка, мечтай.

Рейджин вернулся и её величество поспешила к сыну, чтобы как следует расхвалить новый фрак, отменный вкус и саму идею бала-маскарада. Был бы у моего приятеля характер похуже — давным-давно бы испортился, но материнская вседозволенность и общая оценка «пять-с-плюсом» по всем параметрам, напротив, вылепили из него довольно-таки критичную, ничего не принимающую на веру личность.

Даже когда я спасла его от тварей Сквези долгое время не мог осознать, что я поступила так исключительно «по зову сердца», а вовсе не затем, чтобы выманить у Западного Домена денежки.

Живописная картина с умиляющейся всему и вся родительницы и пригожим, интеллигентным сыном — вот что по-настоящему могло ожесточить моё собственное, не знавшее материнской ласки сердце. Лишённая отца и презираемая той, кто дала жизнь, я искала и — хвала всем известным и неизвестным богам! — находила утешение в бабушке, которая считала, что мне единственной предстоит «возвеличиться».

Интересно, восхождение на престол Западного Домена Айндемониума — достаточное «возвеличение» или же она имела в виду нечто другое?

***

Наиболее вместительным и нарядным помещением Западного дворца являлась Лилейная галерея, пространство которой за счёт утончённых магических иллюзий и обрамляющих стены зеркал казалось безграничным. Расположенные по обеим сторонам окна, чередующиеся с зеркалами, а также чары лучших магов Западного Домена зрительно увеличивали границы Лилейной галереи, заставляя вошедшего распоследним крестьянином ахать и вертеть головой.