Пусти меня, пусти, чёрт бы тебя побрал!
— И? — настойчиво терзала меня Фэй, глаза которой из серых с вполне обычным круглым зрачком внезапно стали алыми, с узким, вертикальным. — Кто-нибудь ещё заметит отсутствие «доброго малого», чей образ ты упорно отыгрываешь? Кому-нибудь вообще есть дело до вон того «хорошего парня», готового положить жизни ради чужих отпрысков? Ладно бы только свою, но ты почему-то упорно предлагаешь вступиться и нам с Рейджином. О да, мы возвращаемся к тебе бытия хорошим за чужой счёт.
Фэй шумно вдохнула и выдохнула, прежде чем продолжить читать мне мораль и кивнула на мирно наслаждавшуюся речной прогулкой Иду. Словно бы не замечая творящихся вокруг безумств, она с наслаждением подставляла лицо тёплым солнечным лучам и довольно жмурилась.
Плевать, что моя бедная тушка вот-вот рухнет вниз. Плевать, что над моей головой вот-вот сомкнутся речные воды. Плевать, что я стану жертвой зеленоволосой маньячки.
— Она нас не видит, — разъяснил следивший за ходом «воспитательного процесса» Рейдж. — Никто не видит. А если бы и видели… что бы сделали? Вокруг одни детёныши или отягощённые детёныши. Чем впрягаться за незнакомого паренька проще закрыть глаза на происходящее, наглухо заткнуть уши и запечатать губы. Не был, не видел, не участвовал… Если в чём наши миры и схожи, так это в жестокости, понимаешь? Никто не позаботится о тебе, кроме тебя самого, Вадим.
Ух-х-х, а знаешь ли ты, что мораль звучит гораздо лучше, когда твёрдо стоишь на своих двоих?
— Тебе никто не поможет, — эхом вторила Фэй. — Никто, кроме нас с Рейджином. Поэтому, чем припираться, обижаться, задирать и унижать, лучше бы подумал о будущем. Мы-то в любом случае выполним свою задачу, а тебе с таким подходом жить, рубаха-парень. Или ты и в самом деле думаешь, что единожды войдя в жизнь, сверхъестественное исчезнет без следа?
Вообще-то, как-то так я и думал.
— Понял, принял, осознал, — безо всякой надежды выпалил я и Фэй швырнула меня обратно на палубу, отчего из груди вышибло воздух. — Вы — главнючие, вы — умнючие, вы — приспособлючие. Всё-превсё сделаете как надо, мне с Идой только и остаётся, что молчать в тряпочку.
— Ничего-то он не осознал, — сдал меня предатель-Рейдж. — Лучше бы врезала, быстрее бы дошло. Иначе продолжит топить за человеков, пускай и сам чуть не утоп за страдания ближних и дальних.
— Ого, каламбуришь, — беззлобно поддел его я и, покряхтывая, встал на ноги. — Схожу-ка я вниз, что ли. Кому попить? Кому перекусить?
— И попить, и перекусить, — живо отозвалась пребывавшая в блаженном неведении относительно моего несостоявшегося утопления Ида. Можно и без хлеба.[9]
— Договорились, — поспешно свалив от сверлившей меня взглядом парочки нелюдей, я потопал на нижнюю палубу, где находился бар и, пристроившись в конец длиннющей очереди, призадумался.
Нельзя сказать, что я обиделся на зелёнку или что она совсем уж неправа, но запугивание — это уже чересчур. Мы и без того скоро вляпаемся в очередную передрягу, а она нагнетает. Что с того, что я попытаюсь — заметьте, лишь попытаюсь — спасти чужих детишек? Они — наше будущее, цветы жизни, все дела.
Чем плохо?
— Эй, мальчик, тебя здесь не стояло, — грубо окрикнула меня красномордая тётка-«цветовод», сжимая в потной руке жабью лапку большеглазого дитятка. — Мы пришли первыми.
— Да, они первые, — задиристо подтвердила её товарка, утирая одутловатое лицо большим хлопчатобумажным платком и шумно сморкаясь. — Мы с Лёшей свидетели. Так, Лёшенька?
— Ага-ась, — захлопал глазами её собственный недоросль, задумчиво ковыряя в носу. — Они за на-ами, я всё по-омню.
— Никакого воспитания, — цыкнула третья женщина, упирая руки в бока. — Вот в моё время…
Количество попрекавших меня на чём свет стоит тёток увеличивалось в геометрической прогрессии и я, окончательно разуверившись в чистоте собственных помыслов, желании лечь костьми за молодняк и заодно в человечестве в целом, вернулся наверх, к благодетелям. Причём не сказать, чтобы удачно: Рейдж только-только затеял брачные игрища, возлагая большую и сильную ладонь на тощую лапку Фэй… за что и был немедленно оцарапан последней.
Царапины, впрочем, тотчас зажили.
— Что-то ты, мил друг, не весел, — поприветствовала меня литературной присказкой Фэй. — Опечалился чему?
— Всё фигня, ага, угу, — не стал отпираться я. — Такая прорва народу — не достояться. Оголодавшие, злые, взбешенные… Аж геройствовать расхотелось.
— Жа-аль, — рассчитывавшая на плотный перекус Ида подпёрла щеки ладошками и надулась: — Надышаться перед смертью, может, и нельзя, но наесться — вполне. Мы же умереть рискуем, верно?
— Умирай, — расщедрился я. — А я — выживу. Теперь уж точно выживу, безо всяких «если».
Вознаграждённый аплодисментами в четыре руки, я дурашливо поклонился и, приставив руку козырьком ко лбу, вгляделся вдаль. По моим скромным подсчётам, время Икс давно миновало, и пора было наступать всякой потусторонней фигне.
— Началось, — объявил Рейдж, зловеще щёлкая цепочкой старинных часов, невесть откуда взявшихся в руках. — Мы уже в Сквези.
Дышать сразу стало как-то тяжеловато: вязкий воздух забивал лёгкие, мешая нормальным вдохам, а голова сделалась подобной воздушном шарику, готовому уступить под натиском шаловливых порывов ветра. Внутренности тоже корёжило, сдавливало обручами и перемалывало в фарш, отчего я невозбранно согнулся напополам.
Что там испытывали другие незадачливые пассажиры — без понятия, но заполонившие теплоход стоны, проклятия и мольбы красноречиво свидетельствовали о том, что херово было всем. Некоторые даже, вроде, усиленно заблёвывали окружающую среду, правда, занятый собственными страданиями, я не мог знать наверняка.
Фэй с Рейджем, напротив, чувствовали себя сносно, возвышаясь над страждущими и, очевидно, выжидая начало нового этапа, несущего с собой смерть заурядностям и нехилый экспириенс[10] исключительностям. Оставалось надеяться, что силами наших благодетелей мы с Идой продержимся в нужной категории до конца.
Между тем, наш развесёлый «Котик» окутал густой туман, щедро добавляя к плохому самочувствию плохую же видимость. Зелёные островки по обоим берегам бесследно растворились в молочно-белой жидкости, словно мы плыли… пардон, шли не по реке, а киселю.
Обычные звуки тоже исчезли, схлопывая над нашими ушами железные шторы нетипичной для города тишины. Ни журчания воды, ни стрёкота насекомых, ни шелеста древесных ветвей. Чистейшая тишина вкупе с ощущением притаившегося в тумане нечта.
Всё по заветам хорроров, короче.
Долго наслаждаться тревожной атмосферой нам, однако, не довелось: вторгшийся в аномальную зону теплоход неторопливо пристал к берегу и неторопливо же сбросил трап. Мол, выкатывайтесь, пассажиры дорогие, всё готово к поеданию, играм на выживание и чёрт его знает чему ещё.
Наши попутчики постепенно приходили в себя, начинали вертеть головами, задавать миллионы вопросов, рьяно возмущаться безалаберностью капитана и шариться в телефонах. Многие угрожали звякнуть управляющей компании, плохими отзывами, сарафанным радио и прочим, но ни один не задумался над странностями происходящего.
— Люди видят лишь то, что желают видеть, — ответствовала Фэй, зябко кутаясь в одолженную Рейджем куртку. — Творящееся здесь не более чем сбой, тут они совершенно правы. Едва аномальная зона развеется о ней никто и не вспомнит. Трупы тоже не соотнесут с пережитым, причислив к нападению лесного зверья, утечкам газа или неисправной проводке.
Офигенное объяснение.
Народ постепенно стекался на нижнюю палубу, яростно обсуждая случившееся и стеная насчёт отсутствия сети, а мы всё стояли, вглядываясь в непроглядный туман и дожидаясь невесть чего. Трое моих ровесниц, запримеченных ранее, отирались поодаль, навострив ушки, глазки и мобильники.
Умереть, но в «сториз» залететь, ха.
— Контент выйдет что надо, — со знанием дела произнесла тёмненькая, водя телефоном из стороны в сторону. — Особенно, если через фильтры прогнать. Мож, аж крипи по ходу настрочим и какому-нибудь ютьюберу впарим… Вин-вин!
