— Крепкий пресс и спину, в которую не терпится впиться ногтями, пока он тебя трахает? — Она подталкивает меня плечом и подмигивает. — Я действительно была влюблена в Доминика, но только на время. Доминик — твой, а его брат в любом случае намного сексуальнее.

Доминик твой.

Доминик — мой.

Бабочки в моем животе обретают крылья, и я клянусь, что они порхают внутри меня. Я сдерживаю озорную улыбку, но не могу остановить слова Мойры, которые эхом отдаются в моей голове.

Я не знаю, хочу ли я, чтобы Доминик был моим, но мысль о том, что он действительно мой, очень соблазнительна.

Я чуть не падаю со своего места, когда Мойра взмахивает рукой перед моим лицом.

— Земля вызывает Елену.

Я задыхаюсь и пытаюсь притвориться, что не потерялась в своих мыслях.

— Я… слушала.

— Слушала? — Мойра опирается локтями на стол и наклоняется ко мне. — Что ты думаешь о том, что я сказала?

— Я… — Я раскатываю нижние губы между зубами. — Прости. Я не слушала.

— Дай угадаю. Ты думала о Доминике, не так ли?

Господи. Ненавижу, когда она читает меня как открытую книгу.

— Думала, но это не то, что ты думаешь. Уверяю.

Ее лицо превращается в озорную улыбку.

— О чем, по-твоему, я думаю?

Я смеюсь, когда она вздергивает брови, чтобы поддразнить меня.

— Ладно, это то, о чем ты думаешь. — Я глубоко вдыхаю и выдыхаю. — Доминик попросил меня переехать к нему.

Глаза Мойры вылезают из своих впадин.

— А? — Она смотрит на Маркуса, который сейчас занят тем, что показывает Лукасу что-то на своем телефоне. Надеюсь, там нет ничего о мафии. — Когда это было?

— Вчера. — Я провела пальцами по волосам. — Не волнуйся так, это не потому, что он просит меня выйти за него замуж или что-то в этом роде.

— Тогда почему?

— Из-за всего этого соперничества. Я не знаю подробностей, но он считает, что для меня и Лукаса будет безопаснее, если я перееду к нему.

Она быстро моргнула и скорчила гримасу.

— Что ты сказала?

Я пожимаю плечами.

— А что я могла сказать? Я не могу переехать к нему. — Я не говорю ей, что причина моего нежелания в том, что я снова влюблюсь в Доминика. Я также не говорю ей, что у меня странная одержимость непослушанием Доминику. Я стала такой, когда мы еще встречались.

Мои щеки пылают, когда в голове проносятся воспоминания семилетней давности. Я скучала по тому, как Доминик наказывал меня всякий раз, когда я была плохой девочкой. Я стала зависимой от его наказаний, а зависимость нелегко преодолеть.

Что со мной не так? За одну ночь я превратилась в возбужденную дуру.

Мойра с широко раскрытыми глазами слушает меня.

— Елена. — Она осторожно называет мое имя и кладет тыльную сторону ладони мне на лоб. — Ты заболела?

Мои брови взлетают вверх.

— Нет. Почему ты спрашиваешь?

— Потому что я думаю, что ты больна. — Она поворачивает шею к Маркусу и Лукасу, а потом обратно ко мне. — Я знаю, что ты все еще не забыла Доминика и пытаешься бороться со своими чувствами к нему, но не думаешь ли ты, что поступаешь глупо, ставя свое эго выше своей безопасности и безопасности Лукаса?

Я стыдливо опускаю взгляд на столешницу обеденного стола. Мойра права. Я признаю, что поступаю глупо, ставя все остальное выше нашей безопасности. Я также согласна с тем, что боюсь снова влюбиться в Доминика — если уже не влюбилась.

Она тянется к моей руке и кладет на нее свою.

— Я знаю, чего ты боишься, и поверь мне, лучше так, чем чтобы Лукас пострадал. Ты никогда не простишь себе, если он это сделает.

— Ты права. — Я делаю паузу и хмыкаю. — Лукас должен быть на первом месте. — А я должна постараться игнорировать свои чувства к Доминику.

Она улыбается и похлопывает меня по руке.

— Хорошо. А теперь давай, познакомь меня вон с тем горячим парнем.

— Ни за что!

— Еще как! — Она встает, поднимает меня с кресла и тащит в гостиную. Лукас улыбается, когда мы приближаемся к ним, и это контрастирует с хмурым выражением лица Маркуса.

Мойра толкает меня на диван напротив них и садится рядом, улыбаясь, как школьница, которая только что увидела свою влюбленность.

Когда я не сразу начинаю представление, она подталкивает меня плечом.

— Давай! — Шепчет она.

Я вздыхаю и закатываю глаза.

— Ладно, — шепчу я в ответ. — Мойра, это Маркус, дядя Лукаса. — Я жестом показываю на него. — Маркус, это моя лучшая подруга Мойра.

Мойра протягивает Маркусу руку для рукопожатия.

— Приятно познакомиться, Маркус.

Маркус смотрит на ее руку, а затем переводит свой ледяной взгляд на ее лицо.

— Я не пожимаю руки женщинам.

Мойра фыркнула и убрала руку.

— Ты же не один из этих женоненавистников, правда?

— Я не прикасаюсь к женщинам, если только не защищаю или не трахаю их. — Он говорит с очень серьезным выражением лица. Хотя я не ожидаю, что Маркус улыбнется, его голос звучит хрипловато, так что это точно не шутка.

Мы с Мойрой обмениваемся взглядами, и обе краснеем. Только через мгновение мои глаза переходят на Лукаса, и я вспоминаю, что он в гостиной.

— Господи. Ребята. Никаких откровенных выражений и ругательств рядом с Лукасом.

Лукас хихикает.

— Все в порядке, мам. Я не ребенок.

Я поднимаю глаза на сына.

— Нет. Ты ребенок, и тебе не стоит слушать разговоры взрослых. Пора спать. Завтра тебе в школу.

Он хмурится.

— Мама…

— Иди. Сейчас же!

Он встает, надувается и неохотно идет в свою комнату.

Я обращаю свое внимание на Мойру и Маркуса.

— Вы двое должны быть осторожны рядом с Лукасом. Дети в наше время очень быстро схватывают все плохое.

Мойра улыбается мне однобокой ухмылкой.

— Хорошо мамочка.

Маркус протягивает руку к подлокотнику дивана.

— Я был в его возрасте, когда у меня был первый секс, и всего на несколько лет старше, когда я впервые убил.

У меня отпадает челюсть, и меня охватывает неверие.

— Ты шутишь.

— Спроси Доминика. Уверена, ты будешь больше чем в шоке, узнав, что с ним было то же самое.

— Зачем кому-то спать с… — Я осекаюсь. Не думаю, что у меня хватит сил выдержать подобный разговор.

Мойра, напротив, кажется настолько заинтригованной разговором, что наклоняется вперед и опирается локтями на ноги.

— Сколько тебе было лет, когда ты впервые убил?

— Одиннадцать.

Она аж поперхнулась.

— Ты убил человека в одиннадцать лет? Каково это — убить человека в первый раз?

Глаза Маркуса темнеют, как будто он мертв изнутри.

— Ты чувствуешь страх. Руки трясутся, ноги подкашиваются от мысли, что ты только что лишил человека жизни. Это то, что нормальный человек чувствует при своем первом убийстве.

Не знаю, почему я спрашиваю:

— Что ты чувствовал?

— Счастье.

Я вздрагиваю и отшатываюсь, он замечает и ухмыляется.

— Наш мир не такой, как все остальные. Для таких, как ты, убийство — страшный грех, но для нас это предмет гордости. Каждый мальчик хочет стать настоящим мужчиной, и убийство — единственный способ добиться этого. Некоторые достигают этого чуть раньше и становятся гордостью своего отца.

— А те, кто не могут? — Спрашивает Мойра.

— Они слабаки и нежелательны в нашем мире.

— А как Доминик? — Спрашиваю я, не понимая, почему меня это беспокоит. — Сколько ему было лет, когда он впервые убил человека?

— Ему было девять. Мой брат хорошо владеет оружием. Лучше, чем кто-либо из моих знакомых. — Он замечает, что я ерзаю, и его губы кривятся в сторону. — Ты боишься? Ты любишь моего брата, но тебя беспокоит, что он не тот джентльмен, о котором ты мечтала в детстве.

— Я не люблю его.

Он усмехается.

— Ты знаешь хоть одно правило, как остаться в живых в мафии? — Спрашивает он, и я качаю головой. — Читать язык тела. Тебе больше повезло обмануть себя, чем меня.

Я разрываю зрительный контакт и глубоко вдыхаю.

— Мне нужно проверить Лукаса. — Я чувствую на себе взгляд Маркуса, когда выбегаю из гостиной и бегу наверх.