— Что тут такое, ребята? — спрашивает он. — Боже всемогущий, вы все жуть какие серьезные с виду.

Март протягивает ему лопату.

— Копай, — говорит он.

Джонни недоверчиво смотрит на лопату и лыбится. Кел видит, как мечется у Джонни ум в поисках путей отступления.

— Ай да ну, — говорит он. — Я не одет для…

— Ты сказал, тут есть золото, — произносит Сонни. — Давай глянем на него.

— Иисусе, ребята, я никогда не говорил, что оно в этом месте. Дружок наш Рашборо ни одно место так точно не указал. И уж конечно, я вам сразу сказал, что все это может быть…

— Тут сойдет, — говорит Франси.

— Ай, ребята, — говорит Джонни. — Это наказание мне, что ли, за то, что я Рашборо привел сюда? Само собой, я потерял больше, чем любой из вас, но я не…

Март говорит:

— Копай.

Миг спустя Джонни качает головой, словно потакает им, шагает вперед и берет лопату. На секунду его взгляд пересекается со взглядом Кела. Кел глаз не отводит.

Джонни с тихим скрежетом втыкает лопату в землю и дальше загоняет ногой. Земля высохла намертво, лопата входит всего на пару дюймов. Джонни поглядывает вокруг ехидно, приглашая остальных согласиться с абсурдом происходящего.

— Мы тут всю ночь проторчим, — говорит он.

— Так давай шевелись тогда, — говорит Кон.

Джонни вновь обводит взглядом их лица. Ни одно не меняется. Джонни принимается копать.

В машину не хочет никто. Все они что-то такое уловили — что-то, чего не понимают, но оно им не нравится, и восстали против. Лиам орет и требует ответа, куда это они едут и где папка, пока Шила не запихивает его, все еще вопящего и буйствующего, на заднее сиденье. Аланна, жалобно хныкая, липнет к Трей, и ее приходится отрывать, пока Шила ловит по двору Лиама и с оплеухой, чтоб не рыпался, швыряет его в машину. Даже Банджо прячется у Трей под кроватью, приходится его доставать оттуда — он трагически воет и пытается зарыться в пол — и нести в машину на руках. Замок на багажнике сломан; столько всего в него напихали, что он распахивается и распахивается, и каждый раз Банджо с заднего сиденья пытается выскочить через багажник наружу.

Мэв забирается в постель, натягивает на голову простыню и отказывается двигаться. Трей пытается тащить ее — и лупить, но та лишь брыкается в ответ и ни с места. Шила сражается с остальными, помочь не может. У Трей нет времени на эту херню. Нилон может приехать в любую минуту.

Она опускается на колени у постели Мэв. По очертаниям под простыней она распознаёт руки Мэв, прижатые к ушам, вцепляется в сгиб локтя и впивается в кожу ногтями. Мэв визжит и лягается.

— Послушай меня, — говорит Трей.

— Иди нахер.

— Послушай, а не то опять ущипну.

Через секунду Мэв отнимает руки от ушей.

— Я не поеду, — уведомляет она Трей.

— Следователь гонится за папкой, — говорит Трей.

Тут Мэв прекращает бузить. Стаскивает простыню с головы и пучит глаза на Трей.

— Почему? Он разве убил того?

— Рашборо был стремный, — отвечает Трей. — Папка нас защищал. А теперь мы должны его защищать. Я не дам следователю его забрать.

— Да ладно. Как?

Снаружи доносится автомобильный гудок.

— Нет времени объяснять, — говорит Трей. — Следователь едет. Помоги мамке с малышней убраться, скорее.

Мэв смотрит на Трей с подозрением. Из-за пряток под простынями на голове у нее кавардак.

— Папа даже не дома. Он ушел с дядьками.

— Я знаю, да. Они его сдадут, если мы не поспешим. — Трей до смерти надоело выдумывать то, что люди хотят от нее услышать. Все это кажется небезопасным и липовым, словно она прикидывается кем-то другим. Хочет, чтоб Мэв убралась, чтоб все они убрались, и уже заняться делом в тишине. — Давай уже.

Через миг Мэв сбрасывает простыни и встает.

— Не запори только, — говорит она Трей, выходя вон.

Шила уже развернула машину к воротам, работает двигатель.

— Жди, пока машину видно, — говорит она Трей, высунувшись в окно. — Беги сломя голову после всего.

— Ну.

Мэв захлопывает дверцу. Шила протягивает руку в окно и на секунду хватает Трей за руку.

— Иисусе, — произносит она. Опять на лице у нее та улыбка. — Никогда на тебя не полагалась. — Врубает передачу и выкатывается в ворота и на дорогу.

Трей смотрит, как пыльное облако после автомобиля неспешно витает по двору, золотое в последнем солнечном свете, рассеченном соснами, а затем исчезает. Угасает звук двигателя. Птицы, не обращая внимания на вопли и суету, обустраиваются на вечер, перелетают с дерева на дерево и препираются насчет шестков. В сумеречном воздухе дом с его окнами в осколках отражений деревьев и трав смотрится так, будто пустует уже много недель. Впервые за всю жизнь, сколько Трей себя помнит, дом смотрится умиротворенным.

Она предполагает, что должна пройтись по нему еще раз, но позыва такого не ощущает. Уже забрала часы Брендана из щели в своем матрасе и нацепила их на запястье. Хотелось бы ей забрать и журнальный столик, который она сделала у Кела, но забирать его некуда. А больше ей отсюда ничего и не надо.

Подбирает из дворовой пыли запасную жестянку с бензином, где мать ее оставила, и двигает к сараю.

Тень от горы тянется далеко через поля, небо погасло до тусклого, мутного лилового. Яма в земле углубляется, но медленно. Рядом с кряжистыми безжалостными фигурами, обступившими яму крýгом, Джонни — мягкая тростинка с вялыми мышцами; он пыхтит, паузы между ударами лопаты всё удлиняются. Кел едва замечает его. После нескольких недель в сердцевине вселенной Арднакелти Джонни больше не важен, ничто из его действий ничего не меняет. Кел наблюдает, как остальные наблюдают за Джонни.

— Ну ладно вам, ребята, — произносит Джонни, поднимая голову и предплечьем откидывая волосы с глаз. — Нихера мы тут не найдем. Если вам золота надо, хоть дайте отвести вас туда, где, Рашборо говорил, оно есть. Я ничего не гарантирую и никогда не гарантировал, но…

— Недостаточно глубоко ты пока, — говорит Сенан. — Давай дальше.

Джонни опирается на лопату. Пот блестит у него на лице и темнит рубашку под мышками.

— Если вам деньги ваши нужны, я с вами расплачусь. Вся эта драма, на что она…

Кон ему:

— Не нужны нам твои деньги.

— Ребята, — говорит Джонни. — Послушайте меня, ребята. Дайте неделю-другую просто, и я от вас отлезу насовсем. Богом клянусь. Я выжидаю, чтоб Нилон этот за меня не взялся, вот и все. А потом свалю.

— Ты ждешь, чтоб он за кого-то из нас взялся вместо тебя, — говорит Бобби. Обыкновенно он забавный мужичок, но все это в нем выжег глубокий гнев — сегодня никто над ним не потешается. — Нахер тебя.

— Вам ни к чему, чтоб Нилон меня притянул. Как есть говорю. Я ни слова не сказал про то, что на реке было, сами знаете, я б не стал, но у меня то-се на телефоне осталось. Если он за меня возьмется, мы все в говне окажемся. Если б вы только погодили чуток…

— Рот закрой, — говорит Франси. Голос его тяжко перекрывает слова Джонни, крушит их. — Копай давай.

Ощущение от горы теперь другое. Трей балансирует, стоя на каменной стенке напротив своих ворот, высматривает вдалеке мамину машину на дороге вниз по склону. У полей бы должен быть вот этот дремотный покой вечера, они же на самом деле набрякают странным мозженным заревом — под уплотняющейся мглой туч. Поближе к Трей, вокруг нее, безмолвно мерцают в подлеске тени, подрагивают в безветрии ветви. Воздух трепещет; Трей чувствует, что за ней наблюдают сразу со всех сторон сотни скрытых немигающих глаз. Вспоминает, как, бывало, разгуливала по этим склонам, еще ребенком, ощущая, как ей это спускали как слишком легонькой и оттого неприметной — просто еще одно растущее дикое существо, какому дана вольная воля. Теперь Трей стоит того, чтоб за ней доглядывать.

Куст дрока нарочито шуршит с резкостью насмешки, и Трей едва удерживается на стенке. Впервые понимает, чтó в эти последние дни загнало ее отца в дом и держало там на привязи.