– Что тебе помешает прикарманить наши тысчонки и свалить в закат? – интересуется Март. – И ничего не оставить нам по себе, кроме обозленного туриста? Если этот твой Раш-как-его-там вообще существует.

Джонни упирается взглядом в Марта. Март жизнерадостно смотрит на Джонни. Через миг Джонни испускает раздраженный хохоток и откидывается на стуле, качая головой.

– Март Лавин, – говорит он. – Это все оттого, что мой батя твоего в карты разул в прошлом веке? Ты все еще дуешься?

– Картежное жульничество – ужасная штука, – поясняет Март. – Я лучше с убийцей иметь дело буду, чем с шулером, из любого положения. Убийцей человек может стать по стечению обстоятельств, если у него день пошел наперекосяк, а вот нечаянных шулеров не бывает.

– Когда у меня найдется малость свободного времени, – говорит Джонни, – я рад буду отстоять отцово мастерство в картах. Этот человек умел прочесть твою руку по одному только дрожанью твоего века. Но… – он наставляет на Марта палец, – ты меня сегодня в свой спор не втянешь. У нас тут предпринимательская возможность открывается, а она не из тех, какие открыты вечно. Ты в игре или вне игры?

– Ты сам первый начал языком мести насчет своего папаши и его запасных тузов, – парирует Март. – У меня вопрос был. Легитимный вопрос.

– Ай, да бля, – раздраженно говорит Джонни, – смотри сюда: я к тому налику и пальцем не притронусь. Можете золото сами купить – я вам скажу, какого сорта оно нужно, и покажу, где его взять и куда заложить. Так получше тебе?

– Ой батюшки, да, – с улыбкой говорит ему Март. – На порядок получше.

– А с Рашборо сами можете познакомиться, прежде чем шарить у себя по карманам. Я ему уже сказал, что вы хотите на него посмотреть, прежде чем пускать на свою землю, – решить, в жилу ли он вам. Он посмеялся – думает, что вы тут орава немытых дикарей, которые не ведают, как дела в мире делаются, но оно ж нам на руку, верно? – Джонни, улыбаясь, озирает комнату. Никто в ответ не улыбается. – Он приезжает послезавтра. Приведу его в тот же вечер в “Шон Ог”, вы тогда и решите, настоящий он или как.

– Где остановится? – спрашивает Март. – Тут, на вот этом роскошном диване, а? Чтоб прочувствовать местную атмосферу.

Джонни смеется.

– Ай боже, нет. Скажем так, остановился бы, если б выбора не было. Дружку этому неймется добраться до золота. Но Шилина стряпня не та, к какой он привык. Нашел себе хибарку ближе к Нокфаррани, старый дом мамки Рори Дунна, у подножья горы. Он у них на “Эйр-би-эн-би” с тех пор, как мамка померла.

– И сколько пробудет?

Джонни пожимает плечами.

– Жизнь покажет, ну. Одно скажу: как посмотрите на него, дальше хмыкать да крякать времени будет немного. Надо заложить золото в речку. Пару дней я Рашборо отвлекать смогу, достопримечательности ему тут всякие показывать, но хочет-то он песок мыть. В четверг спозаранку мне надо знать, кто в игре, а кто нет.

– И дальше что? – желает знать Франси Ганнон. – Когда он у нас на земле ничего не найдет?

– Ай боже, Франси, – терпеливо качая головой, отзывается Джонни, – ужасный ты пессимист, известно тебе это? Может, бабка его права была и он найдет вдоволь, чтобы все мы стали миллионерами. Или… – Джонни вскидывает руку, потому что Франси собирается возразить, – или, может, бабка та права была наполовину: золото проходит по вашим землям, но до реки не добирается совсем, а может, его уже смыло. А потому, когда Рашборо отправится возиться к реке, он не останется ни с чем и не забросит все это, а обнаружит наши крошки и подастся копать у вас на земле. И тогда нароет вдосталь, чтоб мы все стали миллионерами.

– А я, может, брильянтами срать начну. Что будет, если он не найдет?

– Ладно, давайте так, – со вздохом говорит Джонни. – Допустим – только потому, что вечно вам счастья нет, пока не загорюете, – допустим, нет во всем графстве ни единой золотинки. Рашборо спроворит себе славную булавку на галстук с арфою и шамроком[23] из той малости, какую мы в речку положим. Решит, что остальное осталось под той горой – слишком глубоко, не докопаться. Вернется себе в Англию, чтоб там приятелям показать это наследие и порассказывать о своих приключениях на родимых землях. Сам от себя в восторге будет. А вы все станете на тыщу-другую богаче – да и я с вами заодно. Вот какой выходит худший вариант. Что, такой уж он ужасный, что вы тут всю ночь будете сидеть с кислыми рожами?

Трей наблюдает, как мужики крутят сказанное в уме. Занятые этим, наблюдают друг за другом, а Джонни наблюдает за тем, как они наблюдают. От прежней нервозности, какую Трей видела в отце, не осталось и следа. Он развалился на стуле, чисто царь горы, улыбается благосклонно, никуда никого не торопит.

Люди они не бесчестные – по крайней мере, не бесчестные в том смысле, как это понимают они сами или Трей. Ни один не сворует у Норин даже пакетик мятных леденцов, а между собою у них поплевать да ударить по рукам сходит за крепкий договор, не жиже юридически заверенного. Англичанин же, стремящийся нажиться на их земле, подпадает под другие правила.

– Поглядим, что он такое, дружок твой Рашборо, – произносит Сенан. – Хочу посмотреть на этого парня. И тогда поймем, что к чему.

Все остальные кивают.

– Решено, значит, – говорит Джонни. – Приведу его в “Шон Ог” в понедельник вечером, и вы прикинете, что о нем думать. Об одном прошу: не изгаляйтесь только над бедолагой. Он привык ко всяким фу-ты ну-ты типчикам, вас всех даже близко не сдюжит.

– Ай муша[24], боже храни его, – говорит Десси.

– Мы будем нежные, – уверяет Март. – Он ничего не почувствует.

– Хер там будете, – говорит Сонни. – Я бы ушлепка несчастного и близко к этой своре не подпускал на твоем месте. Знаешь, что кое-кто из них вытворил с двоюродным моим янки? Сказали ему, что девчоночка Лианны Хили на него запала – Сара, хорошенькая такая, с задницей…

– За языком следи, – говорит Сенан Сонни, показывая склоненной головой на Трей, но сам уже хихикает, вспоминая. И все вместе с ним. Золото по единогласному решению более не тема для разговора. Об этом дальше предстоит размышлять уединенно – пока не объявится Рашборо.

– Иди давай уже, – обращается Джонни к Трей. – Тебе спать давно пора.

Джонни понятия не имеет, когда Трей пора спать, – даже если б пора такая была, а ее нету. Просто она ему сегодня вечером больше не нужна, и он хочет, чтоб мужики расслабились в тех разговорах, какие при ней вести не станут. Трей выпрастывается из своего угла и пробирается среди вытянутых ног к выходу, вежливо желая гостям спокойной ночи, и они ей кивают в ответ.

– Папку, что ли, не обнимешь? – спрашивает Джонни, улыбаясь ей и протягивая руку.

Трей склоняется к нему, кладет напряженную руку ему на спину и позволяет себя приобнять и легонько игриво тряхнуть. Задерживает дыхание, чтобы не впустить в себя его пряно-сигаретный запах.

– Ты глянь, – говорит он, смеясь ей в лицо и ероша ей волосы. – Вся из себя взрослая да гордая, чтоб папку старого обнять на ночь.

– Спокойной, – говорит Трей, выпрямляясь. Глянуть на Рашборо охота и ей.

Все следующее утро Кел околачивается по дому, дожидаясь появления Марта. То, что Март явится, сомнений не вызывает никаких, а потому без толку браться за что бы то ни было серьезное. Поэтому Кел моет посуду и протирает то и се, чему оно не помешало бы, а сам вполглаза поглядывает в окно.

Можно было б болтаться на огороде, чтоб Март подошел поговорить туда, но Кел хочет позвать Марта внутрь. В доме у Кела Март последний раз был давно. Так решил Кел: между ним и Мартом лежит случившееся с Бренданом Редди, холодное, тяжкое. Март прочертил вокруг этого границы, и Кел принял их – не просить никого называть, свой рот держать на замке, рот Трей держать на замке, и все будут жить-поживать да добра наживать, – но делать вид, что границ этих нет, он Марту не даст. Ситуация же с Джонни Редди – Кел уже мыслит происходящее как ситуацию – означает, что, как бы неприятно ему это ни было, расклад придется менять.