Трей кивает. Уж с этим-то она согласна.

— За то, что ты хочешь мести, я тебя не виню, — продолжает Лена. — Но ты должна учитывать и то, куда она заведет, нравится оно тебе или нет. Вот что я имею в виду, когда говорю тебе, чтоб ты себя не вела как ребенок. Дети не учитывают всякое. У взрослых нет выбора.

— У меня отец не учитывает, — говорит Трей. — Не учитывает, куда все заводит.

— Правильно, — говорит Лена. — Отец твой — не то, что я называю взрослым.

Трей поднимает лицо вверх. Здесь, на такой высоте, вокруг них в основном небо с широкой каймой вересков, от которых в воздухе буйная, роскошная сладость. Коршун, кренящийся в потоках ветра, — лишь пылинка черного на голубом.

— У меня было полное право, — говорит Трей. Голос тяжек глубокой нотой печали. — Дать им сдачи. Любым способом.

— Да, — говорит Лена. Понимает, что победа за ней. — Было.

— Все шло классно, — говорит Трей. — Я все делала правильно. Вышло бы хорошо. И тут какой-то козел убил Рашборо и все испортил.

Что-то в том, как поникает она головой, как скользит по небу ее взгляд, говорит о том, до чего ее вымотало: слишком сильно старалась она, слишком далеко на своем пути зашла, слишком от многого отказывается. Лена не жалеет, что попросила ее об этом, но всем сердцем желает отвезти Трей прямиком к Келу и отправить их ловить на ужин кролика; вместо этого придется везти Трей в лапы к следователю. Лена жалеет — в тысячный раз, — что Джонни Редди вообще объявился дома.

— Понимаю, — говорит она. — Думаю, так оно будет лучше, сама-то, но понимаю, что тебя оно достает напрочь.

— Ага, — отзывается Трей. — Ну.

Лена ловит себя на том, что улыбается.

— Что? — требует ответа Трей, мгновенно ощетиниваясь.

— Ничего. Ты сейчас сказала, как Кел, вот и все.

— Ха, — произносит Трей — так, как обычно говорит Кел, и теперь обе и правда смеются.

Усаженная в недрах занюханного маленького участка Гарды с колой и пакетом чипсов, перед словно бы погрызенным дээспэшным столом с неприметным диктофоном на углу, Трей показывает высокий класс актерства. Лена, забившись в угол на кособоком стуле возле каталожного шкафа, следит, чтобы Трей не оступилась, готова завозиться на стуле, чтобы предупредить, но в том нет нужды. Она и не ожидала, что нужда возникнет. Прося Трей это сделать, Лена не упускала из виду, что такое могло б напрячь и многих взрослых. Отдает она себе отчет и в том, что Кел никогда бы Трей о таком не попросил, — он чувствует, что на ее долю в жизни и так пришлось слишком много всякого. Лена считает иначе. По ее мнению, суровое детство Трей сделало ее способной на большее, чем по силам среднему ребенку в ее возрасте. Если применит эти способности, когда в них есть нужда, — в том, что ей пришлось пережить, по крайней мере, возникает прок.

Нилон облегчает ей задачу. Хлопочет, ставит чайник и обеспечивает непрерывный поток болтовни, доброжелательно жалуется на недостатки своей службы — на жилье с «Эйр-би-эн-би», на то, что приходится бросать свою хозяйку с детьми, тратить жизнь на то, чтоб донимать людей, которым есть чем заняться, вместо того чтоб разводить разговоры с такими, как он. Лена наблюдает за ним и думает о Келе: каково было ему проделывать это тысячу раз. У него, наверное, хорошо получалось — Лена может его представить за этим делом.

— И все не как по телику, — сообщает Нилон, наливая чай себе и Лене, — когда разок с кем-то поболтал — и готово дело. В жизни приходится болтать с каждым, а потом кто-нибудь появляется и говорит, что ему надо кое-что подправить. И, само собой, ты с другими людьми общался исходя из его показаний, поэтому теперь начинай сначала. Молоко добавить? Сахар?

— Только молоко, спасибо. Часто такое случается? — услужливо спрашивает Лена. — Чтоб люди меняли показания?

— Ой, да не то слово, — отвечает Нилон, передавая ей большую неотмытую кружку с надписью «ЧЕМПИОН ПО ШУТКАМ-САМОСМЕЙКАМ». — Вы не поверите, до чего часто. Людей застает врасплох, ну вы понимаете, когда мы в первый раз беседуем. Им кажется, что они в обороне, и то-се при себе оставляют или же вываливают чепуху всякую. А потом приходят домой и думают: «Чего я вообще нес?» И потом тыщу лет собраться не могут, чтоб прийти и подправить, — боятся, что накличут на себя.

Трей поглядывает на него нервно, но взгляд его выдержать не может.

— И как, накликивают?

Вид у Нилона удивленный.

— Господи, нет. С чего бы?

— Время ваше потратили зря.

Нилон, подтягивая стул к столу, похохатывает.

— Само собой, в том работа и состоит — тратить мое время. Заполнять такой бланк и сякой бланк, и понятно, что никто в жизни на эту чертовню не глянет, но заполнять все равно надо. Ну-ка, можно мне чуток чипсов?

Трей протягивает пакет через стол.

— Славно, — говорит Нилон, старательно выбирая себе чипсину. — Вкус сыра с луком — твой лучший друг[63]. Можно вот так это себе мыслить: допустим, кто-нибудь вываливает мне гору ерунды, а потом человеку хватает соображения вернуться и все уладить, прежде чем я идиёта из себя сделаю. Если б я его напрягать полез, пошли бы слухи, и следующий, кому надо кривду исправить, рот станет держать на замке, верно? А вот если я тому человеку руку пожму и поблагодарю, чинно-благородно, следующий придет ко мне запросто. И все довольны. Смекаешь?

— Ну.

— Когда все довольны, — с приятностью продолжает Нилон, откидываясь на стуле и пристраивая кружку себе на пузо, — я тоже доволен.

Трей бросает на Лену взгляд через плечо. Лена ободряюще кивает. Старается выглядеть нравственным столпом общины, но опыта в этом у нее никакого.

— То, что я вам тогда рассказала, — произносит Трей и умолкает. Лицо морщится от напряжения. Нилон прихлебывает чай и ждет. — Насчет того, что там ребята разговаривали. В ту ночь, когда этот погиб.

Нилон клонит голову набок.

— Да?

— Я выдумала, — говорит Трей в банку с колой.

Нилон одаряет Трей снисходительной улыбкой и трясет пальцем, будто поймал ее на прогуле уроков.

— Я так и знал.

— Правда?

— Послушай, дитё, я на этой работе с тех пор, как ты еще в пеленках была. Если б я не умел просекать, что меня за нос водят, я б напрочь погорел.

— Извините, — мямлит Трей. Голову свесила низко, щиплет заусенец на большом пальце.

— Все шик, — говорит ей Нилон. — Давай так: ты заполнишь за меня командировочный отчет о расходах, и будем квиты. Годится?

Трей выжимает смешок.

— Ну и вот, — улыбаясь, говорит Нилон. — Так что же, было там в той истории что-нибудь по правде?

— Да. Утреннее всякое, как я его нашла. То все было как я сказала.

— А, славно, — говорит Нилон. — Напрягов чуток меньше будет. А что там про ночь?

Трей поводит плечом.

— Ты туда вообще ходила?

— Не.

— Не ковыряй ногти, — велит ей Нилон. Повидавшись с Джонни, он явно пришел к выводу, что Трей остро не хватает отцовской фигуры. — Заразу поймаешь. Голоса с улицы слышала?

Трей покорно кладет ладони на колени.

— Не. Это я выдумала.

— Фары видела? Машину слышала?

— Не.

— Начнем сначала, значит, — бодро говорит Нилон. — Ты проспала всю ночь напролет, так? А потом проснулась спозаранку и вывела собаку погулять?

Трей качает головой.

— Вслух скажи, — напоминает ей Нилон, прикасаясь к диктофону. — Вот этой штуке.

Трей бросает на диктофон нервный взгляд, но вдыхает и продолжает.

— Я той ночью все-таки просыпалась. Как и сказала. Потому что жарко было. Просто лежала — думала встать и посмотреть телик, да только меня залома… поленилась. Чуть погодя…

Останавливается и поглядывает на Лену.

— Все шик, — ободряет ее Лена. — Просто расскажи ему правду, и все.

— Слышала, как кто-то ходит, — говорит Трей. Голос делается дерганым. — По дому, типа. Очень тихо. А потом дверь открывается, входная, и опять закрывается. Я пошла в гостиную глянуть в окно, кто это. — Посматривает на Лену. — Я не из любопытства. Может, это брат мой там, он маленький, иногда бродит во сне…