— А следователи что? Они чем занимаются?

— В основном разговаривают с людьми. Порасспрашивают тут, кто его последним видел, куда он направлялся, разозлил ли тут кого. Свяжутся с его семьей, друзьями, знакомыми, поищут, не было ли каких неприятностей — в личной жизни, в деньгах, в делах и все такое. Есть ли враги у человека.

Трей говорит:

— У него, кажись, враги были. Не только здесь.

— Ну да, — говорит Кел. — И мне так кажется. — Он пробирается мимо примыкающего проселка, тянет шею, чтоб не проморгать, если вдруг кто-то беззаботно чешет по дороге на скорости. Надеется, что интерес Трей к полицейским процедурам сугубо академический. — Это он тебе губу разбил сколько-то дней назад?

— Ну, — отвечает Трей таким тоном, будто на уме у нее что-то другое. Погружается в молчание вплоть до самого дома Кела.

Пока по новой жарит яичницу с беконом, а Трей накрывает на стол, Кел шлет Лене сообщение: Кто-то убил Рашборо. На горке.

Он видит, что она сообщение прочла, но на ответ у нее уходит минута. Заеду после работы. Трей, накрыв на стол, усаживается на пол и рассеянно гладит собак, на телефонный писк не реагирует. Кел шлет Лене большой палец и продолжает заниматься яичницей.

Едят они по-прежнему в молчании. К тому времени, когда перемещаются в мастерскую, Кел принял решение, что насчет золота он следователям говорить ничего не будет — во всяком случае, пока. Хочет не впутываться в это, чтоб иметь свободу принять на себя любую роль, какая понадобится Трей, — как только выяснит, в чем эта роль заключается.

Должно быть посильно. Гарды наверняка выявят по крайней мере пару поверхностных слоев истории с золотом, но когда дело дойдет до нюансов, тут они и запнутся. Кел по своему опыту знает, с каким впечатляющим тщанием Арднакелти при должной мотивации способна путать карты. Следователям еще повезет, если им удастся уверенно сообразить, что за херня тут вообще происходит, какое уж там кто участники. И Кел, как человек пришлый, имеет полное право не ведать о здешних местных делах. В обычных обстоятельствах он бы слышал какую-то невнятную муру насчет золота, вперемешку с дивным курганом Мосси и всяким прочим, и никакого особого внимания не обратил бы. Скучает Кел по обычным обстоятельствам.

Время едва ль не к обеду, они с Трей сверлят отверстия под дюбели, и тут Банджо вострит уши, Драч разражается яростным каскадным воем и оба пса устремляются к дверям.

— Легавые, — говорит Трей, вскидывая голову, будто ждала их. Встает с пола, вдыхает и встряхивается, как боксер при выходе на ринг.

Кела настигает внезапное, острое чувство, что он чего-то не учитывает. Хочет остановить ее, отозвать, но поздно. Ему самому только и остается, что следом за ней отряхнуться и пойти.

И действительно, когда они оказываются у входной двери, рядом с «паджеро» опрятно пристраивается вопиюще неприметный автомобиль без опознавательных знаков. За рулем и на пассажирском сиденье — двое мужчин.

— Им от тебя надо будет услышать только то, как ты его нашла, — говорит Кел, ногой перекрывая собакам выход. — Пока что. Говори внятно, не спеши, если надо вспомнить что-то. Если не помнишь или не уверена в чем-то, так и скажи. Вот и все. Волноваться не о чем.

— Я и не волнуюсь, — говорит Трей. — Все шик.

Кел не знает, сказать ли ей, и если сказать, то как именно, что оно необязательно так и есть.

— Этот мужик, по идее, из убойного отдела, — говорит он, — или как он тут называется. Он не такой, как тот опер из города, который доматывается до тебя, когда ты слишком часто прогуливаешь.

— Хорошо, — прочувствованно отзывается Трей. — Тот-то, бля, самотык.

— За речью следи, — одергивает ее Кел, но произносит это машинально. Смотрит пристально на человека, выходящего из машины с пассажирской стороны. Это мужик примерно возраста Кела, приземистый и довольно коротконогий — костюмные брюки ему пришлось подшить, — походка прыгучая, жизнерадостная. С собой он прихватил одного из мясистых близнецов — видимо, чтоб записывал, а следователь мог располагать своим вниманием целиком.

— Я буду воспитанная, — заверяет его Трей. — Вот увидишь. — Но Кел этой уверенности в себе не ощущает.

Фамилия следователя Нилон. У него колючие седеющие волосы и рыхлое веселое лицо, общий вид человека, который мог бы наследовать успешное предприятие мамы-с-папой — может, скобяную лавку. Кел не сомневается, что Нилон умеет этим своим видом пользоваться, мужик явно не балбес. С Драчом и Банджо он ведет себя любезно, покуда они не успокаиваются, а затем принимает приглашение к чаю, чтобы усесться за кухонный стол и поболтать с Келом и Трей, пока они чай заваривают, дает себе возможность присмотреться к обоим. Кел видит, как взгляд Нилона примечает Треевы джинсы, из которых она выросла, и нестриженые волосы, и придавливает в себе позыв сообщить Нилону прямиком, что у нас тут не малолетняя хулиганка, а правильный подросток на правильном пути, а почтенные люди ей держат тыл и следят, чтоб никто никакой херни ей не устраивал.

Трей завоевывает уважение к себе вполне успешно — и совершенно самостоятельно. Ведет себя, по мнению Кела, подозрительно учтиво: уточняет у Нилона и опера, хотят ли они к чаю молока, выкладывает на тарелку печенье, дает развернутые ответы на ерундовые вопросы о школе и погоде. Кел дорого дал бы за то, чтобы выяснить, что у нее на уме.

С ним самим — и он это понимает — разобраться потруднее, и синяки на лице не способствуют. Нилон спрашивает, откуда приехал Кел и нравится ли ему Ирландия, на что Кел дает отрепетированные любезные ответы — такие же, какие предлагает всем. О роде своих занятий пока не заикается, чтобы посмотреть, как следователь будет крутиться, не располагая этим знанием.

— Итак, — говорит Нилон после того, как все ознакомились с чаем и печеньем. — День у вас уже будь здоров какой выдался, ага? И это еще до обеда. Я постараюсь побыстрее. — Улыбается Трей, сидящей напротив. Опер устраняется на диван и вооружается блокнотом и ручкой. — Вы знаете, кто этот парень был, которого вы нашли?

— Мистер Рашборо, — с готовностью сообщает Трей. Она даже садится поровней. — Киллиан Рашборо. Мой отец познакомился с ним в Лондоне.

— То есть он здесь навещает твоего папку?

— Не совсем. Они не то чтобы приятели, не по-настоящему. Этого человека родня из здешних краев. Думаю, он в основном поэтому приехал.

— А, ну да, из этих, — снисходительно откликается Нилон. Его выговор Келу вычислить не удается. Речь быстрее того, к чему Кел здесь привык, есть в ней отрывистость, придающая обычным фразам вызывающий тон, речь звучит как городская. — Каков он был? Приятный парень?

Трей пожимает плечами.

— Я с ним виделась всего пару раз. Не очень заметила. Нормальный. Чуток пафосный.

— Попробуем прикинуть, в котором часу ты его нашла?

— У меня нет мобильника, — поясняет Трей. — И часов нет.

— Не беда, — бодро говорит Нилон. — Займемся тогда чуток математикой. Давай проверим: ты нашла тело и прямиком пошла сюда, к мистеру Хуперу, и вы вдвоем поехали наверх, к месту преступления. Верно?

— Ага.

— Мистер Хупер позвонил нам в шесть девятнадцать. За сколько времени до этого вы прибыли на место?

— За пару минут всего.

— Скажем, четверть седьмого, идет? Упростим себе жизнь. Сколько времени понадобилось, чтобы туда доехать?

— Десять минут. Пятнадцать, может. Дорога так себе.

— Видишь, что я делаю, да? — спрашивает Нилон, улыбаясь Трей, будто он ей любимый дядюшка.

— Ага. Отсчитываете назад.

Трей играет на славу: внимательная, серьезная, содействует, но не переусердствует. У Кела уходит минута, чтобы осознать, что именно это она и делает — и почему кажется вдруг такой незнакомой. Он никогда не видел, чтоб малая что бы то ни было играла. Не знал, что у нее есть это умение. Прикидывает, не у Джонни ли она этому научилась или всегда умела, просто ждала, когда возникнет необходимость.