В раздолбанном красном «паджеро» Кела малая вытаскивает из заднего кармана сверток из кухонного полотенца, в нем обнаруживаются мятые куски хлеба с маслом, и Трей принимается за дело. У нее с виду все на диво в порядке: ни дрожи, ни бледности, уминает за милую душу. Кел не целиком этому доверяет, но рад в любом случае.
— Ты как? — спрашивает.
— Шик, — говорит Трей. Протягивает ему кусок хлеба с маслом.
— Не, спасибо, — отвечает Кел. У них с Трей, похоже, все опять как обычно: любые сложности, судя по всему, устранены, будто никогда и не было их или они больше не имеют значения. — Это потрясение, — говорит он, — увидеть мертвого. Я их видел прорву, и все равно нелегко. Особенно когда не ожидаешь.
Трей обдумывает его слова, методично обкусывая корку с хлеба и оставляя мягкую середку на потом.
— Оно странно, это да, — наконец произносит она. — Не такое, как я ожидала б.
— Чем именно?
Трей осмысляет ответ довольно долго. Несколько фермеров уже выбрались на свои поля, но дорога по-прежнему пуста, всего одна машина встретилась — какой-то мужик в конторской рубашке собрался в долгий путь на работу. Велика вероятность, что на Рашборо пока никто больше не наткнулся.
Когда Кел уже бросил ждать ответа, Трей говорит:
— Я думала, хуже будет. Я не вся из себя крутая или что-то, не типа «А, подумаешь, ничего такого». Это очень даже чего такого. Просто не по-плохому.
— Ну, тогда хорошо, — отзывается Кел. Вот оно, то слово, которое он подбирает, — спокойная. Трей сейчас спокойнее, чем все эти дни с тех пор, как заявился ее папаша. Это он истолковать не способен.
— Он все равно был гнида, по-любому, — говорит Трей.
Кел съезжает с дороги на горную грунтовку. Это узкий и каменистый проселок, по окнам машины хлещет дрок, под колесами взвиваются клубы пыли. Кел притормаживает.
— Малая, — говорит он. — Должен спросить тебя кое о чем, только удила не закусывай.
Трей смотрит на него, жуя, брови у нее съезжаются книзу.
— Если ты какое-то отношение к этому имела — хоть какое вообще, типа даже если следила за кем-то и не знала, чтó он собирается делать, — мне надо про это знать сейчас.
Лицо у Трей мгновенно захлопывается. От ее настороженности Келу делается тошно до печенок.
— Чего это?
— Потому что, — говорит Кел, — в зависимости от этого мы поступать будем иначе.
— Как «иначе»?
Кел прикидывает, что, может, стоит ей соврать, но нет — врать он ей не будет.
— Если ты никакого отношения к этому не имеешь, — отвечает он, — мы позвоним в Гарду. Если же имеешь, мы загрузим его в багажник, отвезем в горы, сбросим в овраг и займемся своими делами.
К его полному изумлению, когда он косится на Трей, лицо у нее разъезжается в широченной ухмылке.
— Во легаш-то из тебя, — говорит она ему.
— Ага, ну, — говорит Кел. Облегчение затопляет его в несколько слоев, да с такой силой, что он едва удерживает руль. — Я в отставке, прилично себя вести больше не надо. Скажи давай, чтоб я услышал: ты хоть какое-то отношение к этому имела?
— Не. Нашла его просто.
— Ну блин, — говорит Кел. От облегчения у него едва ли не кружится голова. — Вечно ты все усложняешь. Куда проще было б скинуть козла этого с горки.
— Я запросто могу сказать, что это я сделала, если хочешь, — услужливо предлагает Трей.
— Спасибо, малая, — говорит Кел, — ну уж нет. Чуток приличного поведения во мне еще остался. Погляжу сам, а затем мы его передадим гардам.
Трей кивает. Эта перспектива ее, похоже, не смущает.
— Тебе придется рассказать им, как ты его нашла.
— Легко, — говорит Трей. — Я хочу им рассказать.
От незамедлительности и уверенности этого отклика Кел поворачивается к ней, но она вновь занялась своим завтраком.
— Я знаю, ты не хочешь, чтоб я совал в это нос, — говорит он. — Но, может, когда будешь беседовать с легавыми, насчет золота помалкивай. Они о нем все равно услышат рано или поздно, но им ни к чему знать, что ты в это втянута, — уж всяко не из твоих уст. Я даже не уверен, какая уголовщина во всем этом сейчас происходит, раз все до одного и поголовно пытаются один другого обуть, но я бы предпочел, чтоб тебе это не стало известно по-плохому. Я не предлагаю тебе врать полиции, малая… — Он засекает на лице у Трей ширящуюся ухмылку. — Просто говорю. Если они про это не заикнутся, тебе самой тоже не надо.
Совет почти однозначно избыточный — не заикаться о чем бы то ни было есть один из ключевых навыков Трей, — но Келу кажется, что лучше уж наверняка. Трей закатывает глаза с таким рвением, что подключает к этому чуть ли не всю голову; Келу становится спокойней.
Они въехали в поле прямой видимости от развилки, посреди которой неопределимая груда чего-то. Кел глушит мотор. Дорога — проселок на две машины, сухой и щебнистый, разделен вдоль клочковатой полосой засыхающей травы.
— Ладно, — говорит он, открывая дверцу. — Оставайся на траве.
— Я перед этим ходила по земле, — говорит Трей. — Прямо рядом с ним. Гарда будет до меня доматываться?
— Не. Ты вела себя естественно. Никаких следов, какие мы тут можем затоптать, все равно нету, на такой-то поверхности. Просто стараюсь перестраховаться.
Подходят к телу шагов на десять-двенадцать, где дорога расширяется до развилки. Рашборо смотрится здесь неуместно до невозможности — предмет, не имеющий к этой горе ни малейшего отношения, словно его сбросили с НЛО, за какими охотится Бобби. Фасонистая одежда на трупе неловко растянута и перекручена из-за свернутой позы. Воздух по-прежнему слишком неподвижен, у Рашборо даже волосы не шевелятся.
— Банджо нашел его первым, — говорит Трей, стоя у плеча Кела. — Завыл.
— Хороший пес, — говорит Кел. — Умеет предупредить тебя о важном. Ты вот так его оставила? Ничего не поменялось?
— Не. Мухи на нем теперь только вот.
— Ну да, — говорит Кел. — Такое случается. Стой здесь. Я подойду глянуть поближе.
Рашборо мертв, это точно, и Кел не оспаривает заключение Трей: его кто-то убил. Мухи у него на груди густы; Кел смахивает их, они взвиваются яростным комом, и Кел видит корку крови, чернящей почти весь перед рубашки. Затылок трупа тоже облепили мухи, а под ними — глубокая вмятина. На миг становятся видны осколки кости и вещество мозга, а затем мухи садятся обратно.
Трей наблюдает, оставаясь поодаль. Темное пятно крови пропитало почву под телом, но ее куда меньше, чем должно быть. Сторона лица Рашборо, повернутая кверху, творожисто-бледная, нижняя же часть, та, что прижата к земле, — рябого багрового оттенка. После того как он погиб, его перемещали, но вскоре после смерти.
Келу хватает ума не трогать жертву, но понимает он и то, что пока сюда доберется судмедэксперт, могут пройти часы, а есть сведения, которые так долго не подождут. Кел выуживает из кармана латексные перчатки, натягивает их. Трей молча наблюдает дальше.
Кожа у Рашборо холодная, ощущается холоднее воздуха, пусть Кел и понимает, что это иллюзия. Челюсти сжаты окоченело, как и локоть, а вот суставы пальцев и колено еще подвижны. Чтоб прикинуть время смерти, эксперт учтет температуры и всякое прочее. Мухи, разозленные вторжением Кела, с гудением, как бомбардировщики, бросаются ему в лицо.
— Надо его накрыть, — говорит Трей. — От них. — Показывает подбородком на мух. — У тебя там в багажнике брезент есть.
— Не-а, — отвечает Кел, выпрямляясь и сдирая перчатки. — Он тогда весь в ворсинках и собачьей шерсти будет, и в чем только не. Оставим, и все. — Ловит себя на том, что подумывает извлечь откуда-нибудь рацию и связаться с диспетчерской. Вместо этого достает мобильник и набирает 999.
Легавый, на которого его переключают, еще не пил кофе с утра и явно ожидает услышать какого-нибудь фермера с его нытьем насчет соседского пугала, но тон Кела будит его прежде даже, чем обрисовано положение дел. Когда Кел втолковывает ему наконец, где они находятся, что занимает некоторое время, мужик в трубке обещает прислать людей на место в течение получаса.
