— Ты давай не дави нам скромнягу, юноша, — говорит Март, улыбаясь ему. — По заслугам воздать надо, главную лямку тянул ты. Умеешь быть убедительным, когда хочешь. А?
— Я знаю Рашборо, — заверяет его Джонни. — Знаю, как с этим чуваком обращаться. Я вас не подведу.
— А дальше что? — спрашивает Франси. Вид у него упрямо скептический. Его лицо от природы к такому склонно — костлявое, тонкогубое, бровастое, но сейчас оно выразительней обычного.
— А дальше, — говорит Джонни, расслабленно откидываясь на диванчике, весь лучась довольством, — он наш. Этот парняга готов на все, чтобы влезть в серьезные раскопки. Только одно от нас и требуется, что взять с него налика, — и пусть себе копает.
— Если на моей земле есть хоть что-то стоящее, — заявляет Франси, — а я не говорю, что есть, не хочу я проснуться поутру и обнаружить, что право на миллионы я продал за пару тыщ.
— Да мать твою, Франси, — раздражается Джонни. — Тебе чего надо-то вообще? Если считаешь, что миллионы на твоей земле есть, спроси Рашборо, можно ли тебе вписаться в его компанию и получить свою долю. Если думаешь, что ничего там нет, получи несколько тыщ за права на раскопку — и пусть копают сколько влезет. На двух стульях посидеть не выйдет. Тебе какой?
Следующий шаг Джонни и Рашборо становится для Кела все яснее. Он помалкивает, предоставляет всему развиться еще чуть дальше. Чем больше Джонни скажет, тем больше мужикам будет о чем помозговать — после того, как Кел швырнет свою гранату.
— Не твоя печаль какой, — отвечает Франси. — Вы все делайте что хотите. Я просто говорю, что не зайдет он ко мне на землю, чтоб взять то, что ему нравится.
— Есусе сраный, ну ты и зараза, известно оно тебе? — взрывается Сонни. — Все складывается зашибись как, а ты сидишь с кислой рожей, от какой молоко свернется, ищешь, к чему бы прицепиться. Закрой уже пасть хоть на один вечер и дай остальным порадоваться, а?
— Он мыслит на-бля-перёд, — огрызается Сенан. — Ты б тоже как-нибудь попробовал.
— Да он хренов нытик.
— Арра[47], заткнись нахер, а, и дай поговорить тем, кто при уме.
Все теперь слишком шумные и слишком быстро начинают искрить. Кел чувствует, как копится в воздухе электричество. Кому-то нынче неизбежно достанется по заднице. Кел осознаёт: после того, как прозвучит его реплика, есть такая себе вероятность, что достаться может ему.
— Знаешь что? — вдруг напирает на Сенана Бобби. — Ты жуть как любишь людям рот затыкать. Тебя королем тут никто не назначал. Может, это тебе заткнуться не помешало б хоть иногда.
Сенан таращится на Бобби так, будто у того отросла вторая голова. Бобби, в ужасе от собственной дерзости, но не готовый отступать, встает во весь рост и таращится на Сенана ответно. Март, судя по виду, этим вечером упивается дальше ехать некуда.
— Ёшкин хер, — говорит Сенан. — Если тебе от одного запаха золота вот так, страшно глянуть будет, какой ты станешь, коли на твоей земле что найдется. У тебя напрочь полозья разъедутся. Начнешь тут лебедью расхаживать в тиаре да с брильянтовым перстнем, и чтоб все тебя в него целовали…
— Я вот что скажу, — с достоинством сообщает ему Бобби, — у него прав выражать свое мнение столько же, сколько и у тебя.
— Сэр Бобби ты у нас будешь? Или ваше благородие?
— Ай парни, парни, — успокаивающе говорит Джонни, вскидывая руки, чтоб погасить ссору и вернуть всех в нужную колею. — Послушайте меня. Франси прав. Чувак хочет быть уверен, что свое получит. Что в этом плохого? Разве ж мы не такие?
— Бля, именно что, — говорит Сенан.
— Само собой, я тоже не хочу, чтоб дружок наш сгреб все под себя, — говорит Кон. — Не с моей земли.
Настрой меняется и у остальных — тихое согласное бормотание.
— А мы, что ль, должны ему? — спрашивает обеспокоенный Пи-Джей.
— Ничего ты не должен, чего не хочешь, — заверяет его Джонни. — Помозгуйте. Не спешите. Но одно имейте в виду: если вы прикидываете, что золото тут есть, и решите спросить Рашборо, можно ль вам в его компанию вложиться, это надо будет устраивать скоро. Как только он найдет золото, доли эти страсть как подорожают.
От этого Пи-Джей умолкает; приникает к своей пинте, кумекает. Сонни с Коном переглядываются, в пространстве между ними витают вопросы.
— А во сколько оно встанет? — спрашивает Десси. — Вложиться чтоб.
Джонни пожимает плечами.
— Может по-разному. Зависит от того, какой процент ты хочешь, сколько, по его прикидкам, он найдет, и все такое. Я вбросил несколько тыщ, и нехилый кусок мне отвалили, но то было, когда у дружочка нашего ничего, кроме бабкиной сказки, не было. Теперь он, может, и повыше оценит — после сегодняшнего.
— Если будем заодно, — говорит Сенан, — он это оценит так, как мы скажем, а иначе пусть идет копать к себе в огород.
— Не обещаю, что ему вообще нужны вкладчики, — предостерегает их Джонни. — У него другие ребятки есть, кто нос по ветру держит, в Лондоне, — у него для других, может, и места нету.
— Я и говорю. Если мы все в этом, наше слово крайнее будет.
— Кто сказал, что я вообще хочу вкладываться? — спрашивает Франси.
Сонни откидывается на диванчике, рыча от раздражения.
— Для бля, ты ж сам это все начал…
— Парни, парни, — говорит Джонни, вновь пытаясь всех успокоить. — Никому сегодня ничего решать не нужно. Просто потолкуйте с Рашборо. Только вежливенько так, не прите, будто с каким бычарой на скотном рынке. Пробный шар катните и поглядите, что скажет.
Кел завязывает выжидать. Прикидывает, что сказанного более чем достаточно, чтобы придать этому раскладу новый угол зрения, — как только он выложит мужикам свои два цента, чтоб задумались.
— Джонни, — произносит он. Голос не повышает, но сознательно придает ему достаточно объема, чтоб мужики примолкли. — У меня к тебе вопрос.
На одно мгновение ока Джонни замирает, не моргая. А следом:
— Ох ты святый боже, — говорит он, изображая ужас и прикладывая ладонь к сердцу. — Жуть какой серьезный он, кажись. Я за лицензию на телик забыл уплатить, гарда? На рыдване нашем покрышки, может, облысели? Дайте загладить, умоляю, я буду хороший мальчик…
Кел ждет, пока Джонни выдохнется. Остальные взирают. Кое-кто — Сонни, Десси и Бобби — ухмыляется, наблюдая коленца Джонни. У Пи-Джея вид просто растерянный. Сенан и Франси не улыбаются.
— Не, погодьте, — говорит Джонни, вскидывая палец, будто Кел собрался его перебить, чего на самом деле не происходит. — Не подсказывайте. Дошло. Я шибко борзый был, гарда. Перешел дорогу без…
И тут взгляд у него соскальзывает Келу за плечо, и раздается голос Трей.
— Пап.
Кел быстро оборачивается. Трей стоит у входа в нишу. Просто стоит, как всегда, крепко, руки в карманах, на ней старая синяя футболка и вытертые джинсы, но Кел вдруг сражен ее видом. У нее, побуревшей от лета и мускулистой от их общей работы, черты выразительнее и проявленней, чем он ее помнит всего пару дней назад, ребенком она не выглядит; у нее вид человека, способного за себя постоять. Сердце у Кела сжимается так сильно, что невозможно дышать.
— Ну ты глянь, кто к нам пожаловал, — говорит Джонни через долю секунды. — Что за тема, солнышко? Дома что-то не так?
— Не, — говорит Трей. — Сказать тебе хочу кое-что.
Брови у Джонни вскидываются.
— Ну ты ж батюшки святы, — говорит он, — до чего все загадочно. Мне выйти с тобой, а?
— Не. Можно тут.
Джонни взирает на Трей со снисходительной полуулыбкой, но Кел видит, что Джонни поспешно соображает. Не то чтобы растерян, но что-то застало его врасплох. Что-то происходит.
— Натворила чего, — произносит он, — и боишься теперь, что рассержусь? — Игриво грозит Трей пальцем. — Ай ну же. Папка не рассердится. Знамо дело, я сам уйму всякого творил в твоем возрасте, а?
Трей пожимает плечами. Пи-Джей, оказавшись, как ему кажется, посреди неких семейных разборок, сучит ногами и пытается измыслить какой-нибудь разговор с Мартом. Март не обращает на него внимания и беззастенчиво упивается драмой.
