— Будем надеяться, — говорит Кел. — Жалко ж, если ваша золотая лихорадка свернется, даже не начавшись.

— Послушайте меня, дружище, — снисходительно произносит Джонни. — Насчет всей этой истории с закладкой золота в реку или уж как там она сказывалась. Не знаю, кто вам про это наболтал, но кем бы ни был, он над вами подтрунивал — потеху устраивал над вами, вот что, шутки шутил. У нас здесь жуть какое озорное чувство юмора, к нему не сразу привыкаешь. Глупостей только никаких не натворите с этой историей, то есть не заикайтесь о ней, например, при мистере Рашборо. Потому что, с ходу могу вам сказать, он в ней ни единому слову не поверит.

— Да что вы? — любезно переспрашивает Кел. Обсуждать это с Рашборо он совершенно не намерен. Иллюзий насчет того, что он успел раскусить Рашборо, у него нет.

— Ай боже, конечно. Я вам объясню, как поступить. Не говорите никому, что купились на эту байку, — не потакайте Марту Лавину или кому уж там. Идите домой и никому про сегодняшнее утро не рассказывайте. А когда этот дядя придет у вас выспрашивать, как у вас со мной сложилось, посмейтесь ему в лицо и спросите, не за дурака ли он вас держит.

— Это мысль, да, — соглашается Кел. Поворачивается, опирается о перекладину плечом к плечу с Джонни. — У меня есть получше. Вы меня берете в долю, а я не еду в городок и не выкладываю офицеру О’Малли, какую аферу вы тут мутите на его участке.

Джонни смотрит на Кела. Кел взгляда не отводит. Оба понимают, что офицеру О’Малли в Арднакелти перепадет здоровенная жменя хрена с маслом, но это и неважно; последнее, что Джонни надо, — это легавый по уши в его делах, отчего все сразу насторожатся.

Джонни говорит:

— Не уверен, что мне стоит пускать Терезу ошиваться у человека, желающего влезть в такую аферу.

— Это ж ваша затея, — говорит Кел. — Вы сами ей позволили ошиваться рядом и все это слушать.

— Не было такого, дружище. А если и было, я ей отец. Вот и хочу, чтобы она при мне была. Может, мне чуток пристальней стоит присмотреться к вашим резонам.

Кел не двигается, но Джонни все равно отшатывается.

Кел произносит:

— А вот такого не надо, Джонни. Уж поверьте мне.

Жара нарастает. Солнце здесь, в вышине, другое: есть в нем теперь эта жгучесть, оно словно выскребает кожу, и ее от этого легче обжечь. Лиам и Аланна запевают что-то смешливое и торжествующее, но жаркий горный воздух истончает звук до волокна.

Кел вынимает три сотни из кармана и протягивает их Джонни.

Джонни смотрит на них, но не двигается, чтобы взять. Мгновенье спустя произносит:

— Я тут ни при чем. Если хотите что-то с этим поделать, поговорите с Мартом Лавином.

Чего-то такого Кел и ожидал. Март говорил, что деньги Джонни доверять никто не хочет, а потому золото все закупают сами. У Джонни руки чисты, и он устраивает все так, что мужики думают, будто это они придумали.

— Так и сделаю, — говорит Кел и убирает деньги. — Хорошо потолковали.

— Папа! — орет Лиам, показывая на земляную насыпь и выкрикивая какую-то длинную возбужденную историю.

— Увидимся, — говорит Джонни Келу и вразвалочку отправляется к постройке Лиама и Аланны, где усаживается на корточки и принимается задавать увлеченные вопросы. Кел спускается с горы в поисках Марта.

Бесить Норин обходится дорого. О золоте бабки того англичанина, которого притащил Джонни Редди, Лена узнает одной из последних на несколько районов в округе. В пику мнению Норин о ней, Лена не отшельница и, более того, располагает почтенным количеством друзей, но все близкие подруги у нее — из книжного клуба, который она посещала в городке сколько-то лет назад, или же с работы — Лена ведет бухгалтерию и делает все остальное необходимое для одной конюшни на дальней стороне Бойла. Иногда ей по нескольку дней подряд случается не разговаривать ни с кем из Арднакелти, если самой того не хочется, что в текущих обстоятельствах ей очень даже по нраву. В лавку она не захаживала — на том основании, что Норин опять начнет загонять ее к алтарю, Лена, вероятно, пошлет ее нахер и предложит не совать нос куда не просят, что принесет удовлетворение, но прибытка с этого никакого. У Кела она тоже не была. Необременительный ритм, который они установили за последние два года, предполагает встречи несколько раз в неделю, и Лена, прежде никогда не считавшая нужным беспокоиться о том, чтó Кел усмотрит в ее действиях, не желает, чтобы он начал думать, будто она опекает его и суетится, потому что в город вернулся Джонни клятый Редди. Она ожидала, что Трей вернется и опять попросится на ночевку, но о ней ни слуху ни духу.

Вот потому о золоте Лена впервые слышит, когда заходит к Келу во вторник, чтоб занести ему горчицу. Лене нравится отыскивать Келу мелкие подарки. Он не из тех, кому нужно многое или вычурное, и Лене эти поиски в радость. На продуктовом рынке в городке, по пути домой после утренней работы, она наткнулась на банку горчицы с виски и халапеньо — такая и порадует Кела, и вызовет у Трей гримасу подозрительности и решимости, какая нравится и Лене, и Келу.

— Ё-моё, — произносит Лена, когда Кел вводит ее в курс дел. Они сидят на заднем крыльце, обедают сэндвичами с ветчиной — Кел тотчас пожелал испробовать горчицу. Несколько грачей, вычисливших еду еще до того, как Лена с Келом успели усесться, бродят в траве на безопасном расстоянии, вертят головами так, чтобы не спускать глаз с добычи. — Кто б мог подумать.

— Я прикидывал, Норин тебе уже выложила, — говорит Кел.

— Мы друг друга достали тут на днях. Я заложила сколько-то времени, чтоб улеглось. Могла б догадаться. Два дня без Норин — и пропускаешь крупнейшую новость за много лет.

— Поди скажи ей, что про все это узнала только что, — советует Кел. — Она будет так довольна собой, что простит тебе все на свете. — Драч рвется гонять грачей, аж подергивается. Кел оглаживает его по затылку, чтоб успокоился.

Лена вспоминает Джонни — как он болтался у ее калитки и рассказывал ей про свое грядущее богатство.

— Ха, — говорит она, пораженная некой мыслью. — Я-то думала, что гаденыш этот заявился ко мне просто покобелиться. А он всю дорогу на мой кошелек глаз свой клал, а не на мое пригожее личико. Впредь буду знать, как себе льстить.

— Денег он хочет только с тех, чья земля на этой линии, — говорит Кел. — Во всяком случае, пока. Сдается мне, он в основном хотел, чтобы как раз ты рассказывала всем, какой он славный парень и что его надо поддержать.

— Тут он в пролете, — говорит Лена, бросая остатки хлеба грачам. — Сдается мне, любому, кто свяжется с этим идиётом, надо голову проверить.

— Это про меня, — говорит Кел. — Я сегодня с утра дал Марту три сотни — на мою долю в золоте.

Лена забывает о грачах и поворачивается к Келу.

— Возможно, мне надо проверить голову, — говорит Кел.

Лена ему:

— Этот козлина и Трей втягивает?

— Он ее привел в комнату, где они с мужиками разговаривали, — отвечает Кел. — Велел ей доложить им, что их учитель говорил, дескать, золото тут есть. Ничего другого не знаю.

Голос у него вроде спокойный, но Лена, рассудив безошибочно, не относится к сказанному легко.

— Ты, значит, собираешься за ним приглядывать, — произносит она.

— Я тут мало что другое могу поделать, — говорит Кел. Отрывает корку от своего сэндвича, стараясь не зацепить горчицу, и кидает грачам. Двое бросаются тягать ее друг у друга. — Если что-то всплывет, хочу успеть это выловить.

Лена смотрит на него.

— Типа чего?

— Пока не знаю. Подожду, посмотрю. Вот и все.

Лена знает Кела только с его нежной стороны, однако иллюзий о том, что других сторон у него нет, не питает. Его гнев она не склонна недооценивать. Сейчас она едва ль не ощущает его от Кела — как жар от металла.

— А что Джонни думает насчет тебя в игре? — спрашивает она.

— Ему не нравится нисколечко, — говорит Кел. — Но он от меня не отделается. Особенно если меня там не хочет.