— Подойди ко мне, Коля, — сказал я.

Барсов приблизился — бесшумно, будто ступал по земле мягкими кошачьими лапами. Он замер в трёх шагах от меня, заслонил собой окна кухни, где в одиночку разбиралась с последствиями ужина Лена Котова. Николай молчал. Я не видел его лицо: оно пряталось под маской из ночного мрака. Чувствовал в Колиной позе настороженность — будто Барсик готовился в любой момент отпрыгнуть от опасности, к которой он явно причислял и меня. Коля кашлянул и поинтересовался, что мне от него понадобилось. Говорил он уже не с тем уверенным и нагловатым тоном, с каким вешал лапшу на уши Лене Котовой. За короткими, словно рублеными фразами он прятал нотки испуга: Николай интуитивно не верил в мою показную доброту.

— Барсик, ты любишь пиво? — спросил я.

Барсов дёрнул плечом — его глаза блеснули.

В доме замолчала гитара — «трудовики» снова искупали Артурчика в овациях.

— Люблю, — неуверенно ответил Коля.

Он кивнул.

Я скользнул вперёд и вполсилы ударил его под двенадцатое ребро. Кошачья реакция спасовала перед скоростью боксёра-перворазрядника.

Барсик выдохнул писклявое: «О-о!» Согнулся вбок — запоздало прикрыл локтем пострадавшие рёбра.

— Удар по почке заменяет бокал пива, — сообщил я. — Так говорили в армии.

Я взял двумя пальцами вновь притихшего парня за подбородок — приподнял Николаю голову и заглянул ему в глаза. Парень не отпрянул и не осыпал меня ругательствами. Он вздрогнул.

— Согласен с тобой, Барсик, — сказал я. — Ощущения не те, что и после настоящего пива. Зато бесплатно.

— За что? — спросил Николай.

Барсов справился с последствиями от «распития спиртного», выпрямился. Лунный свет отразился на его влажных щеках. Николай вздохнул — позади него, в доме, снова забренчали гитарные струны.

— Это аванс, Барсик, — сказал я. — Первая бесплатная кружка в рекламных целях. Чтобы ты помнил о вреде спиртных напитков.

Похлопал Николая по плечу.

— И чтобы ты запомнил, Барсик: Лена Котова нравится моему младшему брату. Как женщина, она для тебя не существует.

Коля Барсов встрепенулся, словно его возмутили мои слова. Он запрокинул голову, посмотрел мне в лицо. Но не возразил мне, потому что увидел около своего носа мой кулак (не сильно уступавший размерами его голове).

— Чувствуешь запах пива, Барсик? — спросил я. — Волью в тебя кружку пенного всякий раз, когда замечу твою рожу рядом с Котовой.

Николай нахмурился — я заметил это даже в темноте.

— Это нечестно, — заявил он.

Я усмехнулся и сказал:

— Согласен с тобой, Коля. Открою тебе секрет: жизнь несправедливая штука. Так что привыкай к этому уже сейчас, Барсик.

Опёрся о плечо парня. Барсов изогнулся, будто молодая осина под напором урагана. Я почувствовал запах его одеколона — относительно свежий: Николай явно пользовался парфюмом и сегодня.

— Котова для тебя запретный плод, Коля, — сообщил я. — Но не тот, который сладок. А тот, который смертельно ядовитый.

Спросил:

— Ты меня понял, Николай?

Барсов кивнул.

— Чёрный, ты мог мне об этом просто сказать, — произнёс он. — Я понятливый. Да и не больно-то эта тощая Котова мне нужна.

Он повёл плечом.

Я взъерошил парню волосы на голове, будто погладил котёнка. Заметил, что Николай недовольно засопел. Но Барсов не возмутился моими действиями — он стойко стерпел их: проявил благоразумие.

— Рад, что ты меня услышал, Николай, — сказал я. — Ты молодец. Я не сомневался, что мы поймём друг друга.

Похлопал Барсова по плечу и произнёс:

— Но ты всё же запомни мой совет, Коля: не налегай на пиво — береги почки.

Я оставил Барсова около колодца, чтобы тот подышал свежим воздухом и полюбовался луной. Вернулся в дом. Не отреагировал на вопросительный взгляд Котовой — прошёл в «мужскую» часть барака без задержек. И будто окунулся в иную атмосферу: ароматы душистых степных трав сменились на растворённую в воздухе просторной комнаты смесь из запахов пыли, человеческого пота и табачного дыма. Я заметил лежавшего на моей койке Кирилла — не пошёл к нему, а замер неподалёку от входа (в трёх шагах от Инги Рауде, которая сидела рядом с Андреем Межуевым). Рассматривал столпившихся в комнате студентов: притихшие первокурсники внимательно слушали, как Артурчик снова исполнял уже поднадоевшую мне «Песню о друге» Владимира Высоцкого.

Прохоров сидел на кровати, покачивал босой ногой. Он терзал рукой струны, старательно добавлял в свой тонкий голос хрипы «под Высоцкого». В прошлый раз его концерты тоже нравились одногруппникам. Но только первые две недели, пока студентам не поднадоел репертуар. Я заметил, что справа от Артура замерла Наташа Торопова. Она не сводила глаз с лица Прохорова. Едва заметно улыбалась — горделиво, будто радовалась успехам Артурчика. Мой младший брат наблюдал за концертом приятеля. Он заметил меня и вопросительно вскинул брови. Я покачал головой — Кирилл печально вздохнул, но согласился с моим решением: кивнул. Тем временем Артур завершил песню — самодовольно усмехнулся в ответ на жидкие, но громкие аплодисменты первокурсников.

— Давай ещё, — прервала затянувшуюся паузу в концерте Торопова.

Артурчик подмигнул ей, провёл пальцем по струнам.

Он посмотрел на черноволосого доцента, что уже снял очки и тихо посапывал на своей койке в самом углу комнаты.

— В тишину городов и в потоки машин, — прохрипел Прохоров, — возвращаемся мы — просто некуда деться!..

— … Всё теперь одному, только кажется мне, — пропел Прохоров, — это я не вернулся из боя.

Он замолчал, мазнул взглядом по лицам слушателей. Кашлянул, убрал руки со струн. Наташа Торопова тут же подала ему металлическую кружку с водой — Артурчик сделал большой глоток, вытер ладонью усы.

— Молодец, — присовокупил похвалу к аплодисментам студентов Барсик, усевшийся на кровать между старостой и комсоргом.

Я отметил, что похлопала Артуру и стоявшая в паре шагов позади меня Котова. Лена и Барсик завершили своё дежурство по кухне, когда Прохоров уже пел «Он не вернулся из боя». На меня Котова старательно не смотрела.

— Кирилл, — громко сказал я. — А спой нам «Песню кавалергарда». Пожалуйста. Пусть Артурчик передохнёт.

— Что за кавалергард? — тут же спросил Артур.

Кир кивнул. Я отметил, что брат внял моему совету: он отрабатывал полученные от меня музыкальные композиции тайком от своего приятеля. Поэтому Прохоров и удивился моей просьбе искренне.

Взгляды первокурсником скрестились на лице моего брата.

Я почувствовал, как тяжело сейчас было Кириллу: он сдерживал себя, не кусал губы.

— Кавалергарды, — сказал я, — это тяжёлая гвардейская кавалерия. Была такая ещё при царе.

— Гусары? — уточнил Вася Ковальчук.

Я наблюдал за тем, как мой брат (будто нехотя) взял гитару: мою, с надписью «Серёжа + Варя = Любовь». Он пробежался пальцем по струнам — проверил настройку. Кир прислонил спину к подушке, забросил на койку ноги; сыграл короткое вступление.

— Кавалергарда век недолог, — пропел Кирилл, — и потому так сладок он…

Его тихий звонкий голос после хрипов Прохорова мне почудился глотком свежего воздуха. И не только мне: я заметил, как улыбнулись Инга Рауде и Света Миккоева, увидел завистливый блеск в глазах у Андрея Межуева и у Коли Барсова.

— … Труба трубит, откинут полог, — пел мой брат, — и где-то слышен сабель звон…

Ещё дома я объяснил Киру, как он должен исполнить эту песню. Заставил его потренировать у зеркала небрежную позу «лихого рубаки на отдыхе». Сейчас она у моего брата вполне получилась: об этом мне сообщили устремлённые на Кира взгляды девиц.

Девчонки не просто слушали песню — они ещё и с нескрываемым интересом рассматривали певца: его лицо, фигуру. Я отметил, что на Артурчика с подобным интересом смотрела разве что Наташа Торопова.

Кирилла же девицы из группы «ОиНТ-73» сейчас будто впервые заметили. Они разглядывали моего брата внимательно: не как сокурсника, а как мужчину. Это я понял, когда девчонки сменили позы (словно тоже предъявили «товар лицом»).