Грубо приколоченный гвоздем к деревянному кресту портрет симпатичной большеглазой девицы я заприметил на Верхнем кладбище во время похорон отца Артура Прохорова. Кирилл тогда указал на заинтересовавшую меня могилу и просветил: «Это та самая девка, которую придавило самолётом». Примерно через год крест на могиле девицы сменили на каменное надгробие, на котором я увидел всё ту же фотографию, но уже с текстовым пояснением: «Елена Ивановна Котова. 27.10.1955–23.06.1973». Ни телевидение, ни газеты о той трагедии не сообщали вплоть до конца восьмидесятых годов. Когда же я всё-таки прочёл отчёт журналистов о событиях того памятного для меня дня, то подумал: «А ведь успел бы её спасти. Если бы знал». Ведь именно 23.06.1973 я вернулся в Новосоветск: почти на месяц задержался после дембеля у сослуживца в Москве.

Я поставил притихшую Котову на землю. Обернулся, окинул взглядом место авиакатастрофы. Убедился, что лётчик и на этот раз не промахнулся: в хрущовке появилась дыра точно в том месте, где располагалась комната квартиры на пятом этаже. Я зацепил взглядом упавшие на землю и дымившиеся обломки «кукурузника». Подумал вдруг, что похожие куски железа появились и у побережья Кипра — после моего неудавшегося полёта на деловую встречу. Покачал головой. Перевёл взгляд на похищенную мной девицу.

Лена Котова стояла на траве босая (я не запомнил, когда с неё свалились тапки). Большеглазая девчонка, приоткрыв рот, ошарашено смотрела на лишённые стёкол окна своей квартиры. Обо мне она словно позабыла. А я ей о себе не напомнил. Зашагал прочь от пятиэтажки, во дворе которой уже собирались люди. На ходу достал из-под ремня голубой берет. Привычным движением примостил его на голове: с заломом на правую сторону. Прислушивался к голосам встревоженных горожан. Не оборачивался.

— Среднего роста, плечистый и крепкий, — шёпотом декламировал я на ходу, — ходит он в белой футболке и кепке. Знак «ГТО» на груди у него. Больше не знают о нём ничего…

Сразу на трамвайную остановку не пошёл — сперва заглянул в кабинку таксофона и позвонил пожарным.

От вокзала я снова поехал на трамвае (мелочи в моих закромах становилось всё меньше). Сидел на лавке в гордом одиночестве. Смотрел на проплывавшие за окном невзрачные фасады пятиэтажек, на высаженные вдоль дороги молодые тополя. Разглядывал шагавших по тротуару пешеходов. Провожал взглядом обгонявшие трамвай советские автомобили и автобусы. Временами я забывался и шарил руками по карманам в поисках смартфона. Тут же вспоминал, что нахожусь не в своём рабочем кабинете и даже не на борту «Боинга». Усмехался и нервно покусывал губы, будто курильщик со стажем, лишившийся сигарет.

Неожиданно легко я воскресил в памяти этот же день, но прожитый в прошлый раз. Тогда я с вокзала сразу же направился домой: обошёлся без визита на Лесную улицу. Около «главной площади» посёлка повстречал своего младшего брата и Артура Прохорова. До того, как я ушёл в армию, мой брат Кирилл с Прохоровым общался нечасто. Да и проживали они в разных районах города: я и Кир учились в девятой школе — Артур в семнадцатой, что около городского рынка. По соседству с моими родителями жила бабушка Артура Прохорова. К ней Артур приезжал в основном летом: отец отправлял его туда, словно в трудовой лагерь.

Кириллу и Артуру в этом году исполнилось по семнадцать лет. Пока я служил, парни крепко сдружились. На прошлой неделе они отгуляли школьный выпускной вечер — теперь чувствовали себя взрослыми. Помню, как они в тот день с завистью посматривали на мою форму и охотно смеялись над моими армейскими шутками. Я выслушал тогда планы парней на ближайшее будущее — поделился с ними своими. Затем я и Кир поспешно пообедали вместе с нашими родителями — будто отбыли повинность. Я сменил мундир на гражданскую одежду. И умчался на речку вместе с Кириллом и Прохоровым.

Именно Прохоров и мой младший брат уговорили меня в прошлой жизни не ждать следующего года для поступления в юридический институт (сами они подали заявления на экономический факультет ещё до моего возвращения). Артур говорил тогда, что экономисты — это самые важные люди на любом предприятии. Прямым текстом заявил, что именно через экономистов чаще всего проходят все «неофициальные» доходы от любого производства (он убедил меня, что разбирался в этом вопросе: отец Артура уже десять лет трудился на должности директора швейной фабрики).

На трамвае я доехал до пересечения улицы Ленина и проспекта Победы. Там я покинул душный салон и знакомым маршрутом (через дворы) не спеша добрался до шестой поликлиники. Шагавшие мне навстречу горожане посматривали на меня с любопытством — как и я на них. С громкими воплями носившиеся по улицам дети указывали на меня руками, с искренним восхищением разглядывали мои погоны и мой берет. В тени пятиэтажек и древесных крон я пересёк Столярный переулок.

Прошёлся по мосту над почти пересохшим руслом ручья. По присыпанной мелким щебнем дороге вышел к окружённым деревянными заборами одноэтажным домам: к «посёлку», как называли жители Новосоветска разместившиеся вдоль Речной улицы одноэтажные строения. Свернул на Речную. Прошёл её насквозь: прогулялся мимо дома Варвары Павловой. Варвару Сергеевну не увидел. Но услышал голоса её мальчишек — парни работали на грядках.

По пути к дому родителей я повстречал лишь ехавшего мне навстречу на велосипеде смутно знакомого пожилого мужчину (раскланялся с ним). Кирилла и Артура около «главной площади» не встретил.

Родителей я увидел во дворе, ещё до того, как открыл калитку.

Шагнул во двор и громко сказал:

— Папа, мама, я вернулся!

В этот раз обед в обществе родителей я не посчитал скучной повинностью. С превеликим удовольствием уплетал за обе щёки борщ и приправленные сметаной вареники с картошкой. Дважды выпил с восседавшим во главе стола отцом «по сто грамм». Водка пришлась как нельзя кстати — расслабила меня, улучшила и без того хорошее настроение.

Я развалился на стуле, улыбался. Лениво отмахивался от назойливых мух, что кружили над установленным под навесом около летней кухни столом. Тыкал в вареники вилкой. С удовольствием рассматривал лица своих совсем ещё молодых родителей. С аппетитом поглощал пищу и с набитым ртом отвечал на вопросы.

Сообщил отцу, что не пойду в следующем году в юридический, о котором грезил до армии.

Решительно заявил, что поступлю «уже сейчас» в «наш МехМашИн» (в Новосоветский механико-машиностроительный институт) на факультет экономики и организации машиностроительной промышленности.

— Это вы с Киром сговорились? — спросил папа.

— Кирилл тоже поступает на экономический, — пояснила мама.

— Замечательно, — сказал я. — Буду учиться вместе с младшим братом.

Вечером мама возилась в летней кухне.

А я вместе с отцом смотрел телевизор (чёрно-белый, лампово-транзисторный «Горизонт 101» с диагональю экрана шестьдесят пять сантиметров).

Думал о Варваре Сергеевне Павловой, но не пошёл к ней.

Кирилл заглянул домой, когда началась программа «Время».

Худой, загорелый, взъерошенный, голубоглазый.

Как и в прошлый раз, я отметил: мой младший брат уже перерос отца, но не догнал меня.

— Ну и ряху ты в армейке отъел, братец! — сказал Кирилл. — Одно из двух: ты либо поваром служил, либо сожрал всех своих сослуживцев!

Он хохотнул.

Я проигнорировал протянутую руку — шагнул навстречу брату и заключил его в объятия.

Сказал:

— Привет, малой. Давно не видел тебя. Соскучился.

А мысленно добавил: «Мы не виделись с тобой больше сорока лет!»

Мама сменила меня около телевизора.

А мы с Кириллом ушли в соседний двор, где уже бренчал на гитаре Артур Прохоров.

Артур встретил меня вполне искренней улыбкой. Пожал мою руку.