Прохоров покачал головой и заявил:

— Следствие разберётся. Мне пообещали, что моим делом займутся лучшие специалисты. Так и будет, Сергей. Дело, как ты понимаешь, нешуточное. И наказание преступникам будет показательным и жестоким…

Илия Владимирович постучал пальцем по столешнице.

— … Чтобы неповадно было! Иначе завтра на других директоров руку поднимут. А потом на кого? На первого секретаря? Да и Москва уже в курсе. Так что приговор преступникам вынесут строгий. Но справедливый.

Прохоров взглянул мне в глаза.

— Завтра или послезавтра тебя вызовут на беседу со следователем, Сергей, — сказал он. — Ни о чём не переживай. Ты сегодня поступил, как настоящий советский гражданин. Негативных последствий у твоих сегодняшних поступков не будет…

Илья Владимирович снова постучал по столу.

— … Если в беседе со следователем ты не скажешь ничего лишнего. Понимаешь? Поэтому давай-ка мы с тобой сейчас, заранее, вслух проговорим всё то, что ты после повторишь в кабинете следователя.

Никакого клада под кустом пиона не было — так мне объяснил Прохоров.

Илья Владимирович выдумал этот клад: он ввел в заблуждение своих похитителей.

По его просьбе я проговорил вслух подробный список ценностей, что забрали преступники из дома директора текстильной фабрики: облигации, кольца, ордена… и пятьсот сорок пять рублей наличными.

А ещё, как оказалось, я не применял к сегодняшнему гостю Прохоровых никаких противозаконных действий, которые можно было бы назвать «пытками».

Зато сам я стал жертвой его коварного и вероломного нападения.

Перед сном я обдумывал свой вечерний разговор с Ильёй Владимировичем.

Но размышлял не о том, что скажу на допросе у следователя.

Вспомнил похороны директора швейной фабрики, на которых побывал в прошлой жизни. И ту поддержку (в том числе и в организации похорон), которую оказал Артуру Прохорову дядя Саша Лемешев, друг и коллега по работе покойного (тогда) Ильи Владимировича. Александр Валентинович Лемешев (в той, в прошлой реальности) после трагической смерти Прохорова стал во главе швейной фабрики «Новосоветский луч». И не прекратил общение с сыном своего покойного друга и бывшего начальника. Я запомнил дядю Сашу, как весёлого и жизнерадостного человека. Артур говорил мне, что Лемешев заменил ему папу. А сам Артур стал крёстным отцом одной из внучек Александра Валентиновича.

«Ты веришь в дружбу, Сергей? — вспомнил я слова Прохорова. — Вот и я в неё верил…»

На следующий день меня всё же допросили под запись.

Беседу со мной вела улыбчивая женщина средних лет. Симпатичная. Она разговаривала со мной подчёркнуто вежливо, словно нашу беседу прослушивали или фиксировали на видеозапись. Не задавала коварные вопросы. Сама направляла беседу — я зачастую лишь поддакивал и соглашался с её утверждениями.

В новой жизни это был мой первый допрос. Но он принёс мне массу новых впечатлений. Я раньше и не догадывался, что допросы бывали такими: похожими на смесь дружеского разговора и заполнения статистической анкеты. Раз пять собеседница меня даже похвалила и трижды восхитилась моими «смелыми» поступками.

Вечером Артур позвал меня к телефону.

В трубке я услышал голос Ильи Владимировича: он сообщил мне, что «всё прошло нормально».

А ещё Прохоров сказал, что дядю Сашу Лемешева задержали, и он «во всём признался».

В пятницу я снова погрузился в учёбу.

Причём, занимался в доме, а не на виду у всего посёлка: под шелковицей. До начала вступительных экзаменов оставалось меньше двух недель. А у меня на столе лежали ещё три не изученных школьных учебника (точнее, изученных пятьдесят лет назад).

Поэтому я не пошёл с братом и Артуром на речку. И от похода вечером в кино и в кафе тоже отказался. Всё ещё удивлял родителей своим серьёзным и ответственным поведением. Заслужил от младшего брата прозвища «зубрила» и «старый заучка».

До субботы представители правоохранительных органов меня больше не беспокоили.

А в субботу я снова увидел около нашей калитки наряженного в милицейскую форму мужчину. Я с папой и мамой в это время обедал под навесом на улице около летней кухни. Кирилл ещё утром умчался вместе с приятелем на речку и к обеду не вернулся.

— Кажется, это снова ко мне, — сказал я родителям.

Выбрался из-за стола и поспешил навстречу гостю, поздоровался с ним.

— Здравствуйте, — звонким голосом произнёс милиционер.

Он поправил фуражку, спросил:

— Могу я увидеть Сергея Чернова?

Широко открытые тёмно-карие глаза милиционера показались мне знакомыми.

Я сказал:

— Сергей Чернов — это я. Повестку принесли?

Распахнул калитку и шагнул на улицу.

Страж закона и правопорядка вынул из кармана красные корочки. Открыл удостоверение. Показал мне свою украшенную печатью чёрно-белую фотографию.

— Лейтенант Котов Олег Иванович, — представился милиционер. — Я брат Лены Котовой. Сергей, мне нужно с тобой поговорить. Желательно наедине.

«Олег Котов. Вот почему его внешность показалась мне знакомой», — подумал я.

Разглядывал молодого милиционера и отмечал его несомненное внешнее сходство с Леной Котовой. Будь Котова мужчиной, она (помимо того, что обзавелась бы короткой причёской, кадыком и… прочими атрибутами мужской внешности) выглядела бы почти в точности, как и её старший брат. С той лишь разницей, что у Лены не было бы этой небольшой горбинки на носу, родинки на подбородке и слегка высокомерного взгляда человека, привыкшего смотреть на окружающих сверху вниз. На меня лейтенант посматривал снизу вверх: на пару сантиметром я всё же превзошел его в росте. Милиционер нахмурил брови, спрятал в карман удостоверение. И отступил на шаг назад, будто предложил мне следовать за ним.

— Отойдём? — спросил Котов.

Он указал на дорогу, где полуденное солнце почти не оставило островков тени.

— Может, лучше туда? — спросил я.

Ткнул пальцем в сторону шелковицы, что росла рядом с забором соседей.

Милиционер пожал плечами и снова прикоснулся к фуражке.

Я первый шагнул под крону шелковицы — Котов отстал он меня лишь на пару шагов.

— Слушаю тебя, Олег, — сказал я.

Лейтенант всё же снял фуражку и провёл рукой по своим коротко стриженым волосам.

— Чернов, я хочу знать, каковы твои намерения… относительно моей сестры, — заявил он.

— В смысле?

Я сощурился: глаза мне слепило отражавшееся в оконном стекле позади милиционера солнце.

— Я знаю, что между вами происходит! — сказал Котов.

Он обеими руками вцепился в фуражку и сообщил:

— У нас с сестрой нет друг от друга секретов.

Его пристальный взгляд мне вновь напомнил о Лене Котовой.

— Поздравляю, — сказал я.

Шагнул в сторону, чтобы лицо милиционера заслонило солнечные блики.

Голова лейтенанта будто осветилась ярким ореолом.

— А что между нами происходит? — спросил я. — И между кем это: между нами?

Котов пренебрежительно скривил губы.

— Не изображай дурака, Чернов, — сказал он. — Я всё знаю.

Я покачал головой.

— Прекрасно. Так может, поделишься со мной информацией?

Лейтенант хмыкнул. И едва ли не слово в слово пересказал мне историю, во многом повторявшую ту, которую до него уже озвучивала в моём присутствии Наташа Торопова. Он выдал мне Наташин вариант истории со спасением Котовой от встречи с самолётом. Дополнил его своими подозрениями и домыслами. В версии Олега Котова я (а не некий таинственный десантник) воспользовался информацией о готовящемся преступлении, чтобы… «задурить» своим «якобы» героическим поступком голову его юной младшей сестре. Милиционер усмотрел в моём поступке явный преступный умысел. И бомбанул меня номерами статей Уголовного кодекса, которые я своим подлым и хитрым злодейским поступком нарушил.