Я не хотел оставлять Мэллори, но доверил Максу позаботиться о ней, как мы договаривались ранее. Мне нужно было решить неотложное дело с Генри Мэдисоном, и я хотел поскорее покончить с ним. Я сел в одну машину, а Макс и Мэллори уехали на другой.

Когда мы двигались по темным улицам города, я чувствовал себя последним выжившим на поле боя. Как окончательный победитель. Генри Мэдисону предстояло за многое ответить. Он не только был причиной разрыва, который разлучил нас с Мэллори семь лет назад, но и был в долгу перед Молли со времен старшей школы. Каждый раз, когда она приходила с синяком под глазом, плохо скрытым косметикой или солнцезащитными очками, или морщилась от боли в ребрах, я составлял план, как однажды нанесу такой же ущерб и ему. В своем бессильном подростковом сердце я бушевал и замышлял его гибель, и, наконец, этот день настал.

Теперь, когда я стал тем, кем мне всегда было суждено стать, я понимал те темные порывы, которые испытывал тогда. Если бы я мог убить Генри и выйти сухим из воды, не причинив вреда его дочери и не вызвав у нее подозрений в то время, я бы сделал это в мгновение ока. Я бы не колебался.

Дороги были пусты, и мы быстро добрались до склада. Предвкушение бурлило в моих венах.

— Видишь, Генри? Я же говорил, что он не заставит тебя долго ждать, – усмехнулся Иван, когда я вошел в складское помещение, которое мы использовали для особо грязной работы. Здесь было множество интересных игрушек предназначенных для того, чтобы занять пленника не на один час.

Иван рывком поднял голову Генри, чтобы тот посмотрел на меня, пока я снимал пальто и закатывал рукава черной рубашки.

Взгляд Генри был затуманен, но быстро сфокусировался на мне. Он нахмурился в замешательстве.

— Ты… ты был парнем Молли. Панк с южной стороны.

— Так ты помнишь меня? Должен сказать, я не ожидал этого, Генри. Действительно, не ожидал.

Генри сплюнул полный рот крови на пол. Похоже, Ивану пришлось повозиться, прежде чем доставить мне груз.

— Ты шутишь? Помню ли я тебя? Как будто моя идиотка дочь позволила бы мне забыть.

Эти слова тяжело осели во мне, как камни.

— Генри, я не знал, что ты заботишься о своей дочери настолько, чтобы сочинять про нее милые сказки. – Я присел перед ним на корточки, и мои ботинки увязли в пятнах крови на плитке. — Но должен сказать тебе, что они не помогут.

Он поднял голову и уставился на меня глазами, полными боли.

— В смысле?

— В смысле, что ты не сможешь спасти ее от меня, Генри. Слишком поздно. Я ни за что ее не отпущу.

— Спасти ее? Это она во всем виновата. Если бы она не потащила свою мать в Нью-Йорк и, блядь, не настаивала снова и снова на том, чтобы найти тебя, меня бы здесь не было. Эта глупая сука пять раз убегала в надежде отыскать тебя. Она никогда не понимала намеков.

— Если тебе не нравилось, что она рядом, зачем было возвращать ее обратно? – спросил я из чистого любопытства.

— Кто должен был присматривать за Марой? – бросил в ответ Генри.

Я не спрашивал его, почему он чувствовал себя обязанным продолжать заботиться о женщине, которая уже много лет не могла общаться с ним. В этом не было никакого смысла. Ничто из того, что делал Генри, не имело смысла.

— Ты знаешь, кто я сейчас? – спросил я, меняя тему, пока слова Генри не пробили дыры в моей груди.

— Сейчас? Тот, кто работает на Виктора Чернова.

— Работает? В некотором смысле. Я его сын.

Лицо Генри побледнело. Я вытащил из ножен свой любимый нож и поднес к его руке.

— Я собирался спасти тебя, Генри. Я стал таким, чтобы спасти тебя, Молли и Мару, а ты даже не сказал «спасибо». – Мой непринужденный тон убаюкал Генри, внушив ему ложное чувство безопасности. — Как отец Мэллори Черновой, королевы мафии, ты мог бы иметь столько денег, сколько хотел для своих азартных игр. Но вот мы здесь.

Генри облизнул губы, и его взгляд метнулся к моей руке, где я все еще играл с ножом. Я подбросил лезвие над его руками.

— Благодаря тебе и Молли я воссоединился со своим старым добрым папочкой, который научил меня быть лучшим в своей работе. Например, ногти – это очень интересная, маленькая область с большим количеством нервов. Но ты и сам об этом знаешь, не так ли, Генри?

Я принялся за работу над его рукой, и Генри закричал. Я наслаждался его криками гораздо больше, чем рассказом о его версии прошлого.

Час спустя, когда ненависть, леденящая мою кровь, наконец остыла, я откинулся на спинку стула и вытер руки о тряпку, которую дал Иван. Мои предплечья были запятнаны в красный, а одежду следовало сжечь. Генри почти не приходил в сознание, то погружаясь, то выходя из сладкого забвения. Последние полчаса я удерживал его на краю, ни разу не позволив ему отключиться.

— Вложить столько времени и усилий в побег, чтобы Мэллори оказалась причиной его конца. Надо же, – пробормотал Генри, его голова покачивалась, как стебель на ветру. — Она никогда не отказывалась от тебя, глупая девчонка. Но теперь, когда я вижу тебя, я всё понимаю. Ты умер той ночью, не так ли? Парень, которого она любила. Какая-то никчемная звезда атлетики, тот, из-за кого она планировала сбежать, чтобы выйти замуж и промотать свое наследство. Я знал обо всех ее планах, понимаешь? Она считала себя такой умной, пытаясь скрыть свои намерения. Она никогда не знала, как перестать любить кого-то, даже когда это причиняло ей боль. – Генри снова покачнулся, его глаза затрепетали.

— Прямо как в случае с тобой, – заметил я. — Она никогда не переставала любить тебя, хотя все, что ты делал, – это причинял ей боль.

Генри усмехнулся, и это было жуткое зрелище на его залитом кровью лице.

— Тогда, похоже, у нас с тобой больше общего, чем ты думаешь, Кирилл Чернов.

Черное облако гнева и жажды крови клубилось в моей голове, пока я направлялся в пентхаус. Слова Генри впились когтями в мою грудь и не хотели отпускать. Черт возьми, я уже знал, что они будут преследовать меня.

Макс сидел на кухне.

— Как все прошло?

— Как и ожидалось, – огрызнулся я. Я схватил бутылку воды из холодильника и сделал несколько больших глотков.

Его взгляд упал на мои руки, все еще окровавленные и сжимающие пластик.

— Он жив?

— Пока что. Где она? – Макс быстро опустил глаза, и напряжение сковало мое нутро. — Что?

— Она расстроилась, когда мы вернулись. Мне пришлось дать ей успокоительное.

Я уставился на Макса, гнев пульсировал у меня под кожей.

Макс заерзал.

— Я не прикасался к ней, за исключением этого, и не давал ей много. Она сама себя расстраивала. – Я не отводил от него взгляда, пока он не двинулся в сторону двери. — Думаю, я тебе больше не нужен, так что оставлю тебя одного.

Я напрягся, услышав звук открывающейся двери в коридоре.

— Ты связал ее?

— Нет, она была накачана, – быстро сказал Макс. По выражению его лица я понял, что он облажался.

В дверях появилась Молли, выглядя чертовски растрепанной. Ее одежда была помята, а волосы диким спутанным облаком лежали на плечах. Ей следовало умыться, её взгляд все еще оставался затуманенным из-за сна и недавно принятого успокоительного. Я почувствовал дрожь до самых костей, когда ее глаза встретились с моими. Это был первый по-настоящему честный взгляд, которым мы обменялись за семь лет. Я знал, что выгляжу ужасно. Ее взгляд упал на мои обнаженные предплечья, все еще покрытые кровью, размазанной по чернилам, которыми была вытатуирована моя история на руках.

— Это твоего отца, – неожиданно для себя сказал я. Похоже, сегодня был вечер жестокой честности.

Мэллори сглотнула, и ее нежное горло дрогнуло.

— Он мертв? – ее голос оказался сильнее, чем я ожидал. Она не плакала и не умоляла. Она стояла, расправив плечи и подняв голову, как королева.

— Пока нет. Я обещал тебе, что однажды сравняю счет с Генри. Я сделал это для тебя, сдержал свое слово, как и всегда. Ты не поблагодаришь меня? – от моего сухого сарказма на ее бледные щеки вернулся румянец. Ах, вот и она. Моя сердитая девочка.