Я достиг его разума, обвил его «щупальцами», нашёл все до одной уязвимости. Я был полностью готов, одного желания хватило бы, чтоб исполнить предначертанное. Но у меня ещё было что сказать напоследок.

– Ничего с тех пор не изменилось, Болдвин. Мы всё ещё знаем. И я тоже, первый русский дракон-каратель, всё знаю. Так убью ж я тебя, чтоб ты, а не я на земле лежал. Не в моём дому чтобы стон, а в твоём – по мёртвом стоял. Так хотел ты, твоя вина – пусть горит твой дом, а не мой! И пускай не моя жена, а твоя – пусть будет вдовой. Пусть исплачется не моя, а тебя родившая мать. Не моя, а твоя семья понапрасну пусть будет ждать.

Я замахнулся, готовясь порвать Болдвина на части, послал ко всем «щупальцам» разрушающую, причиняющую страшную боль энергию. В тот миг у меня вырвались слова, навсегда ставшие моим девизом:

– Так убей же хоть одного! Так убей же его скорей! Сколько раз увидишь его, столько раз его и убей!

«Щупальца» тут же вырвали разум Болдвина из его головы, оставив те его нити, что отвечают за боль. Разрушающая энергия стала крушить его тело, когти – яростно разрывать на части. Пришла минута казни.

Лишь значительно позже я узнал, что произнесённые в ту минуту слова не являлись моей собственной выдумкой. Их незаметно привнесла в мою память кровь русского дракона. Они принадлежали стихотворению, которое было написано аж в двадцатом веке, во время Великой Отечественной войны. Все русские драконы знают его, а мы уже не изучаем, ибо слишком много за века было написано более актуального. Но, оказывается, даже стихи из двадцатого века могут быть актуальны, если вспомнить их в нужном месте и в нужное время. И если там, откуда я позаимствовал строки, при упоминании некоего «его» говорилось о немцах, то я говорил о пороке. Окончание стихотворения осталось совершенно неизменным в тексте, но иным в глубинном смысле – это был призыв уничтожать порочных. И я ему буду следовать всегда, ибо таков высший замысел.

Впервые в жизни мне довелось пытать. Я тогда совершил первую ошибку – слишком увлёкся. Повезло, что тот, кто ко мне тогда подошёл сзади, не грозил опасностью.

– Десятый разум, которому суждено попасть в сосуд у тебя на шее, верно, Виталий? – прозвучал тройственный голос позади. – Значит, скоро ты исполнишь просьбу Анугиразы.

Я как раз закончил и обернулся. В голосе сразу же мне узнался Павел Трофимович Горный – врач-исследователь из лаборатории Павлов, что являлся, на самом деле, русским драконом. Но позади меня стоял не обычный представитель этого рода. Там стоял трёхглавый дракон с сильным телом и зелёной чешуёй. Я совсем немного дёрнулся, готовясь отбиваться от неизвестного гостя, но тут же узнал в нём мифического Змея Горыныча. Впрочем, думаю, логичнее будет называть его легендарным. Он существовал, но быт его оказался покрыт столькими историями, что не отличишь уже, где правда, а где вымысел.

«…Змей Горыныч, напоминаю, являлся созданным Евгением русским драконом, что активно действовал на территории русского государства во многих его видах. На самом деле, он не был злым, его всего лишь путали с драконами-карателями из семьи Мефоярос, поэтому за ним совершенно случайно закрепилась дурная слава. Он старался помогать нашему народу, соперничал с драконами-карателями, не допускал редкого превышения ими полномочий. Добрым был он, в общем…»

С твоего позволения, дорогой читатель, я буду называть его по имени-отчеству. Завал в шахте лифта Павел Трофимович услужливо расчистил. Иначе сюда попасть было никак нельзя.

– Именно так, – ответил я. – Разве ты не должен сейчас быть в лаборатории «Павлов»?

– Нет, – ответил Павел Трофимович. – Я нахожусь в тех или иных местах по прямому поручению Евгения. И он прислал меня, чтобы передать тебе важное сообщение.

– Хм, – я задумался. Разве ж высшим существам нужны посыльные? Тем не менее, я спросил: – Что за сообщение?

– Евгений ждёт тебя с победой.

Анугираза очень обрадовалась, когда я сделал обещанное и вернулся, собрав все десять разумов, в числе которых был и Болдвин. Света тоже ждала меня. Всё было готово к возвращению Анугиразы домой.

– Встаньте рядом друг с другом напротив меня, – сказала она, встав рядом с алтарём. Он представлял собой круг с четырьмя столбиками с подвешенными на них кадильницами. Каждая распространяла некий резкий, но приятный запах. – Вам ничего не понадобится делать, лишь присутствовать. Дай мне сосуд, Виталий. Вот так. А теперь просто ждите.

Анугираза села и взяла в руки ещё две серебряные кадильницы, исторгающие густой дым. Затем она стала шептать некие слова на анугирском языке, большую часть из которых я ещё не понимал, ибо знания мои были на тот момент не абсолютны.

«Интересно, – спросила Света у меня мысленно, – зачем ей произносить нечто вроде молитвы? Разве ж тебе нужно было что-то такое говорить, когда ты впервые попал в третий мир-измерение? Я вот не помню».

«Судя по тому, что у меня получается понять, это не молитва. Это обращение к кому-то. Может быть, к Пенутрию?»

«А может, это известие о завершившемся этапе? Я вижу, что ты изменился – у тебя поменялись глаза. Что-то изменилось в тебе и внутренне».

«Да. Я отказался от человеческой части разума, уничтожил её с помощью Анугиразуса. Мне не грозит порок, ибо разумы русского дракона и дракона-карателя неподвластны ему. Анугиразус сказал мне, что я стал первым русским драконом-карателем».

«Тебе и правда была уготована великая судьба, как и говорил Мефодирий в личном разговоре со мной на планете Ахтургир. Я даже немного завидую тебе. Не волнуйся, не чёрной завистью. Белой».

«Не имеет смысла даже для малейшей зависти, ибо ты всегда будешь со мной. Твоя судьба неразрывно будет связана с моей. Я хочу забрать тебя с собой в мир вечной учёбы, чтобы мы оба смогли научиться всему. Нам нельзя допускать разрыва в знаниях, ибо может внезапно случиться нечто вроде ситуации с Анугиразусом и Анугиразой, когда одного из нас могут на время свергнуть. Ничего не поделать, кроме как принять на себя обязанности».

«Но разве можно будет попасть в этот мир нам вдвоём? Может быть, этот мир предназначен только для тебя, а я в нём буду лишней?»

«Я всё узнаю. Постараюсь сделать всё, чтобы мы учились вместе. Прямо как в старые добрые времена, да?»

«Конечно, мой милый Витя. Как в старые-добрые времена».

Попасть в третий мир-измерение после возвращения Анугиразы получилось лишь через месяц. Чтобы попасть туда, нужно много энергии (по сути, разуму нужно перескочить через диахронос, или второй мир-измерение), сильнейшая концентрация и явное или неявное дозволение Пенутрия. Таковое он мне дал лишь через некоторое время. К тому моменту мы со Светой уже давно вернулись домой.

Когда половину твоего разума занимает дракон-каратель, становится трудно удержаться от соблазна карать. Но сила воли моя была велика, я не срывался, предпочитая находить оттенки порока, изучать его на расстоянии. Да и не моя это сейчас работа – карать их. Этим должна заниматься семья Мефоярос.

Высшие существа в третьем мире-измерении живут на своих идеальных планетах, полнящихся ресурсами и жизненным пространством. Планета русских драконов, которую делили Евгений Змеев и Владимир Красный, называлась Родина. В отличие от анугирского Ахтургира, её не покрывал один-единственный огромный город, многие пространства пустовали, и лишь именные крепости кипели жизнью. Больших городов здесь было всего два – Драконий Кремль, принадлежащий Евгению, и Красная Крепость, принадлежащая Владимиру.

Я оказался в первом городе. На этот раз меня переместило не в подземные лаборатории, как это было впервые, а прямо на одну из улиц, находящуюся неподалёку от Форума – места частых деловых встреч семейства.

Город ни капли не изменился, он оставался всё таким же шумным из-за многочисленных заводов, одновременно и не утерял величественности и красоты. Здесь бережно хранилось огромное количество человеческих шедевров архитектурного искусства, до мельчайших деталей повторённых роботами-строителями; повсюду висели флаги, а из громкоговорителей, пробиваясь сквозь шум, играла русская музыка.