Я думал не очень долго. Только-только чаша весов начала склоняться к сомнению, к бунтарству, как меня просто-напросто вышибло из собственного тела. Прошло мгновение, и я уже не нависал над испуганной девушкой, а стоял рядом с её обезображенным бездыханным трупом, лежащим в луже крови. Нет сомнений, её убил не я, а Анугиразус. В сосуде стало на один разум больше.

– Господи… – только и оставалось прошептать мне. – Зачем? Можно ж было переубедить её.

«Ты так в этом уверен? У меня по этому поводу совершенно другое мнение. Она была слабой, раз послушала незнакомца и поверила ему. Она была слабой, раз предала собственные принципы».

«Но разве ж она виновата в том, что её обработали? Виновата в том, что человеческий разум уязвим для технологий, выработанных веками?»

«Виновата, не виновата – всё это не важно. Важен факт – она совершила порок. Она допустила обман, допустила манипуляцию, не послушала мудрого возлюбленного. За ошибки нужно отвечать».

«Но почему бы не наказать того, кто её ввёл в заблуждение?»

«Тот, кто её обманывал, уже месяц как мёртв. Он не был никаким гражданином из КЧС, он был итальянцем, жил в соседней планетарной системе, но являлся агентом влияния. Он уже сполна ответил за свой гнусный порок. Сейчас его место занимает мой потомок из семьи Сангвоморсад – Павориций. Он ищет порок с помощью налаженной тем человеком сети, но никого не обманывает и к пороку не склоняет».

«Хорошо, что так. Но эту девушку, я считаю, ещё можно было спасти, заставить её шагнуть назад и вернуться к непорочности. Человечнее нужно быть».

«В этом твоя огромная проблема, Чудов. Ты пытаешься быть человечным там, где нельзя быть человечным. К друзьям быть таким можно. К врагу – нельзя. Но лучше тебе сейчас прислушаться к собственному разуму. Кто-то как будто просит у тебя помощи».

Я и правда ощущал что-то. Ощущение это длилось уже несколько дней, но было оно неявным и совершенно незнакомым. Потому я и не обращал на него особого внимания. Энерговеда в принципе посещает великое множество разных ощущений. Нельзя же на каждое обращать внимание, верно?

Нет, не верно. Это была моя Света. Я ощутил связь с ней, слабую, но достаточную, чтобы чувствовать сильное потрясение, возмущение и неверие, бушующие в её разуме.

«Мне нужно вернуться».

Я не стал лишний раз смотреть на обезображенный труп, лишь снял со стены русский флаг, забрал наши государственные символы и обе драконьи фигурки. Не хотелось оставлять их здесь. Затем я решил испробовать то, что хотел сделать ещё давно – с помощью творящей энергии запомнить их структуру и очертания, затем превратить их в однородный, совсем маленький кусок металла. Со стороны совсем не заметно, но внутри него таилось то, что я взял с собой.

Нелегко лететь в снегопад – снег так и норовит ослепить, а ветер пытается унести куда-то в сторону. Но я торопился. Тревожно было на душе. Я отсутствовал целую неделю, оставил родную Свету один на один с женой самого главного дракона-карателя. Она могла сделать с ней что угодно.

– Чудов! – заметила моё появление расслабленно лежащая на снегу Анугираза. – Ну что, сколько разумов собрал?

– Где Света? – спросил я напряжённым голосом.

– Светлана? – Анугираза подняла две левые брови, словно не поняла, о чём я. – Светлана там, на берегу озера. Не ест и не спит уже два дня. И все же, сколько разумов собрал? Мы можем проводить процедуру возвращения?

Я уже собирался уходить, почти скрылся за стволами деревьев, но всё же повернул голову и сказал:

– Девять. Девять разумов. Из десяти.

Анугираза удовлетворённо кивнула. Зря я тогда не обратил внимание на одну небольшую, почти незаметную для меня тогда деталь.

Света и правда сидела на берегу замёрзшего озера в обличии драконицы и смотрела куда-то вперёд. Она совсем не шевелилась. Я подошёл ближе и увидел, что её взгляд был стеклянным. Она почти не дышала.

– Света? – тихо спросил я, коснувшись её плеча. – Света, дорогая, с тобой всё в порядке?

Конечно же, с ней было не всё в порядке, но дежурный вопрос мне всё равно надо было задать. Света очень неестественно повернулась и посмотрела в мои глаза. Я видел в них настоящую боль существа, над которым тщательно и со знанием дела психологически измывались.

– Света, прошу тебя, не молчи, говори! – я взял её лицо в свои руки. – Что с тобой сделала эта проклятая Анугираза?

– Витя… – упавшим, почти отсутствующим голосом сказала Света, коснувшись моей руки. – Ты пришёл…

– Да, да я пришёл, родная, пришёл, – рефлекторно мои руки схватили её кисть, я покрыл её мягкими поцелуями. – Что она сделала с тобой?

Вдруг Света ожила, как будто выйдя из анабиоза. Похоже, то была защитная реакция. Теперь её разум стал бушевать, а из глаз потекли ручьи слёз.

– Она… Боже мой, Витя, она говорила со мной, пыталась найти во мне порок, но когда у неё это не получилось, она беспощадно погрузилась в мой разум. Она рылась в нём, видела все мои воспоминания, пыталась найти, за что зацепиться. А затем она, не добившись своего и не выходя из моего разума, начала пытаться сама посеять во мне порок, хотела, чтобы я предала тебя, свою семью, свою Родину, опозорила себя, начала безудержно лгать…

Чем больше Света перечисляла, тем сильнее в ней нарастала паника, тем сильнее раскрывались её глаза, тем больше слёз лилось. Боже мой, как же много боли она выдержала! И ведь не сдалась.

– Я просто не могла совершить все эти гнусные поступки, иначе меня бы прокляли все, кого я люблю, – продолжала Света говорить, запинаясь и вздрагивая. – Анугираза истязала меня, подначивала, говоря, что мучения закончатся, если я соглашусь. Но прошу тебя, Витя, поверь мне, я бы лучше умерла, чем приняла на себя эту невыносимую ношу.

На мгновение та часть разума, что принадлежит дракону-карателю, прошептала мне: «Но ведь не умерла. Значит, приняла». Я быстро отмахнулся от неё. Это провокация, не более того. Нужно терпеливо слушать дальше, не упуская ни детали.

– Это было просто отвратительно, ужасно, невыносимо. Четыре дня без отдыха Анугираза истязала мой разум, подвергала его испытаниям. Я думала, что у меня остановится сердце, что мой разум разорвётся на куски. Я звала тебя на помощь, надеялась, что ты прилетишь и поможешь мне, понимая при этом в глубине души, что у тебя там, в Новом Риме, свои заботы. Но потом Анугираза вдруг отпустила меня, выбралась из моего разума. Она посмотрела на меня совершенно иначе, так, как мать смотрит на родную дочь. Я не помню, что она сказала мне тогда. Мой разум тогда был на грани распада. Она ушла, оставив меня здесь.

– Родная… – я погладил её по щеке. – Насколько же ужасающие пытки ты вынесла.

– Да, но… – взгляд Светы упёрся в землю. – Я многое поняла. Поняла неизбежность кары, если вдруг совершу порок. Поняла, что не имею права предать никого. Поняла, что у меня есть ты – нерушимая гора, внутри которой таится мой разум. Но мне нужны крепости, что не позволят врагу добраться до меня, поработить, склонить к пороку, к предательству.

Света подняла взгляд. Он уже не был безмолвным, отсутствующим, поражённым. Теперь он теплился слабеньким огоньком уверенности и целеустремлённости.

– Я прошу тебя, дорогой, если ты меня действительно любишь, даруй мне ту часть себя, что творит чудо жизни. Если ты доверяешь мне, даруй её, чтобы я создала в своей утробе достойных тебя сыновей и дочерей. Если ты считаешь меня достойной, доверь мне их развитие, их жизни, их будущее.

Я смотрел на неё удивлённо, вспомнив момент, когда во время моей учёбы она, ведомая низменным инстинктом, с поразительной пошлостью мечтала о том, чтобы я возлёг с ней. От той пошлости не осталось и следа. Её разум в этот миг был незамутнённым, слова – честны, побуждения – непорочны.

У меня не было права отказывать ей. Я действительно любил её, доверял ей, считал её достойной. Поразительна для меня была та интонация, с какой она это сказала, те слова, с какими она просила меня совершить предначертанное самой природой.