Буран переглянулся с членами своего отряда. Они никуда от него не отходили. Ветер, в свою очередь, чаще ходил один. Буран покивал головой и махнул рукой.
– Ладно, товарищ военкор твой, ты победил, – сказал он немного с обидой.
– Вот и славно. Но ты не расстраивайся, товарищ военкор и к вам придёт. Я ведь не единоличник какой-нибудь.
Ветер по-дружески хлопнул Бурана по плечу и улыбнулся. Меня поразило то, как хорошо я чувствовал эмоции Бурана, полностью скрытого под бронёй. Я нутром почувствовал его тяжёлый взгляд, полный при этом подозрительности и недоверия. Попрощавшись со мной, он пошёл вместе со своим отрядом отдыхать. Ветер взглянул на меня победным взглядом и сказал:
– Готовься, завтра выступаем. Снаряжение не забудь.
***
«…Недаром говорят, что первый бой самый трудный и страшный…»
Часть города наши солдаты уже заняли и без устали продолжали вгрызаться в оборону врага. Мы въехали в город, сидя на бронетранспортёре. Способ, конечно, отнюдь не самый безопасный, но зато позволяет быстро сняться с машины и занять укрытие.
Я сразу столкнулся с небольшими трудностями в съёмках – их причина крылась в закрытых шлемами лицах. Нас учили, что нет лучшего способа передать эмоции, чем мимика. Спорить с этим трудно, но, когда тебя окружают бойцы, которые, как на подбор, абсолютно безэмоциональны из-за железных масок, становилось сложно выцепить случайную ухмылку, надежду, злобу или смелость. Кадры сильно теряли в выразительности. Солдаты выглядели как бездушные роботы, постоянно смотрящие по сторонам, словно сканирующие местность.
Но, конечно же, всё было не так уж плохо. Боевую работу – основу основ – снимать тоже было нужно, а её было более чем достаточно. Я продвигался вместе с отрядом Ветра, называющимся «Шаман». Автомат я носил с собой, пусть мне и сказали, что он вряд ли понадобится. Перед ними поставили задачу занять пятиэтажное административное здание, которое могло стать хорошим наблюдательным или командным пунктом. Подходили к нему осторожно, не подставляясь под огонь и не попадаясь на глаза.
Я ещё до этого увидел беспорядочно лежащие на дорогах трупы убитых немцев. Насчитал с десяток, их так никто и не собрал. Отнюдь не каждый боец вражеской стороны был облачён в бронекостюм, многие носили полевую форму столетней давности. Объяснение простое – нехватка снаряжения и одновременно типично «упадническая» доктрина массированного штурма заставляют экономить на простых солдатах низшего ранга, освобождая ресурсы для ветеранов.
«…Когда-то давно, ещё до перехода некоторых стран известной части галактики к Порядку и Упадку, Корпоративный Человеческий Союз был сильным и враждебным России государством, ведущим стандартную для всех космических империй политику перманентного расширения. Они вели постоянные войны со всеми соседями – довольно типичное поведение для потомков тех народов, что во время жизни человечества на Земле постоянно разжигали конфликты по всей планете и развязали три мировые войны. Немцы и англичане были и остаются жестокими врагами, их отношение что к людям, что к чужакам одинаковое – кто не свой, тот должен быть мёртв.
Впрочем, мы тоже уже давным-давно перестали быть тем «добрым и прощающим» народом, каким были, когда жили на Земле. Тогда мы все жили на одной планете, при том уровне технологического развития бежать было некуда, всё равно вернёшься обратно в ту точку, откуда бежал. Но после начала космических путешествий, потери связи с Землёй и основания межзвёздных государств политика серьёзно изменилась, став гораздо более прямой и жесткой, но при этом вполне справедливой по отношению ко многим захватчикам-чужакам.
В фильмах и книгах прошлого фантасты нередко рассказывали о различных межзвёздных ассамблеях, сенатах, парламентах и прочих организациях для сотрудничества стран и их мирного сосуществования. Однако история нам показала, что аналоги Лиги Наций и ООН абсолютно бессмысленны в космическом пространстве. Они были бесполезными на Земле, когда своим бездействием позволили развязаться Второй и Третьей мировым войнам, остались столь же бесполезными и в наши времена. На одной-то планете человечество не смогло навести порядок, так что уж говорить о целой галактике, где живут миллиарды людей и нелюдей на десятках населённых миров? Тем не менее, государства всё ещё заключают договоры о торговле, ненападении и военном сотрудничестве, как, например, мы с Межзвёздной Арабской Республикой.
Прошу прощения, уважаемый читатель, что-то я совсем отвлёкся. Хочу лишь добавить, что граждане КЧС словно бы сошли с ума в один момент. Их жестокость удвоилась, а желание убивать стало словно бы основным. Таково влияние идеологии Упадка – она делает тебя подобным бешеной собаке. А бешеных собак обычно отстреливают…»
Итак, мы приближались к административному зданию. Раньше оно белело на фоне разноцветных крыш, теперь же оно покрылось чёрной копотью от пожаров. Совершенно очевидно, что в него попали крылатой ракетой – на одной из стен зияла крупная дыра. На пути нам встретился выгоревший остов бронеавтомобиля и небольшая группа противников неподалёку. Они нас заметили далеко не сразу, мы застали их в самый неожиданный момент.
– Всем огонь! – скомандовал по радиосвязи Ветер. Меня услужливо присоединили к ней несколько ранее, поскольку я временно стал частью отряда. Переговоры я тоже записывал на всякий случай. – Торгаш, бери на себя левого, чтоб не убежал! Домовой, активнее работай, прижимай их к земле! Номер, Шум, работайте, косите гадов!
Стычка вышла скоротечной. Снайпер с позывным Торгаш стрелял метко, уйти никто не смог, пулемётчик Домовой даже головы врагу не давал поднять, стрелки Шум и Номер помогали им обоим, гранатомётчик Карась, в свою очередь, не сделал ни одного выстрела. Незачем было тратить лишний боеприпас, чтобы добить и так обречённых солдат. В итоге остался в живых лишь один раненый в ногу и руку немец, пытавшийся уползти куда-то в сторону. Но от зорких глаз ему не спрятаться.
– Торгаш, развяжи ему язык, – сказал Ветер. – Остальные, прикрываем, Домовой, спрячься возле этих развалин, без приказа не стреляй. Военкор, снимай, сейчас будет зрелище – допрос.
Немца утащили за шиворот в ближайшее укрытие. Того трясло от страха и боли, но поделать он ничего не мог – личное оружие осталось на дороге, пистолета у него не было. Торгаш, судя по всему, поднаторел в допросе, немец под угрозами и сильными ударами раскололся быстро, ровно за двадцать четыре секунды. Я заметил на шевроне на плече немца один из мерзейших символов современности – пятиконечный знак, напоминающий свастику.
«…Наш враг припомнил свою историю и решил использовать им же придуманный обыкновенный фашизм в качестве основы своей версии идеологии Упадка…»
Против нас сейчас воевал 29-ый десантный батальон, имеющий репутацию жестоких и бескомпромиссных бойцов, стоящих насмерть. Они не считались с потерями, но при этом сильно замедляли темпы нашего продвижения. Конкретно этот немец оказался командиром отряда, который вместе с ещё двумя отделениями должен был выйти во фланг нашей наступающей группе и нанести неожиданный удар. Это было частью плана по возвращению полного контроля над городом и дальнейшему удару по нашим позициям в лесополосе. Командир оказался не способен держать язык за зубами и, видимо, рассказал всё и, быть может, даже больше, чем знал на самом деле. С другой стороны, трудно промолчать, когда тебя допрашивает жуткий бронированный солдат с голосом, словно вырванным из глотки дьявола.
– Всё ясно, кончай его. Нет у нас времени его в тыл тащить, – сказал Ветер, выслушав перевод. – Военкор, снимаешь?
– Снимаю, – кратко ответил я.
В училище нам говорили избегать шокирующих моментов, но сам процесс допроса всё же представлял ценность. Уходить было уже поздно, пришлось лицезреть устранение «языка». Торгаш не стал доставать пистолет, а выстрелил в упор из снайперской винтовки прямо немцу в голову. Картина сложилась пренеприятная, но смерть эта была быстрой. Я успел заметить, как Торгаш на мгновение прикоснулся к ножу, хотел, видимо, расправиться с командиром более изощрённо, по-свойски, но не стал терять времени. Да и вряд ли немец заслуживал медленную смерть, он рассказал всё быстро и в подробностях. А ещё логика обстоятельств подсказывала, что пора бы уже выдвигаться.