– Гражданин Чудов, добрый день! Вы давно не были дома. Не беспокойтесь, ваш ключ всё это время был в полной безопасности.

– Не сомневаюсь, Костя, – сказал я, обратившись к роботу по имени. Вообще, звали его КО-24, но в простонародии его все звали «Костя». – Давай ключ, шестнадцатая квартира.

– Всенепременно, гражданин! – прямо из руки робота высунулась ключ-карта. – Прошу вас.

– Спасибо, – сказал я, прошёл два шага, а затем остановился, желая задать ещё вопрос. – Кстати, Костя, никто из моих не приходил?

– Нет, гражданин Чудов. Будь здесь кто-то, кому вы были бы нужны, я бы сразу известил вас.

Я поднялся по лестнице на свой этаж. Передо мной железная дверь с числом «16», прикладываю карточку – дверь открыта, вот и милый мой дом. Бегающий по квартире на паучьих ножках робот-уборщик поприветствовал меня птичьими звуками. Ни единой пылинки – хорошо робот работал все эти годы.

Я разложил вещи по своим местам, прошёлся по квартире, убедился, что ничего не пропало, и внезапно впал в ступор. И что мне, собственно, теперь делать? Много лет жить под управлением других людей, делать ровно то, что тебе скажут – это одно, а принять бразды правления собственной жизнью и досугом в свои руки – это совершенно другое. Даже в квартире не прибраться – робот это делает едва ли не круглосуточно.

Нелегко быть вернувшимся домой солдатом. Не знаешь, где находятся знакомые, родители где-то далеко, а друзья уже давно разъехались. Теперь и по городу не погулять – жара стоит страшная. Придётся ждать вечеров.

День за днём шёл скучно, без событий. Утром, пока прохладно, я прогуливался вдоль набережной реки Шустрая, днём возвращался домой, вечером вновь выбирался из своей берлоги побродить. Пару раз сходил в кино, знакомых так и не встретил, а новых знакомств не завёл. К слову, я направил запрос на переговоры с командиром Бураном и с Петром Иванычем. Хотелось поинтересоваться, как у них дела, и удостовериться, что они живы и здравствуют. В остальном же отдых превратился в рутину.

Но, конечно, так не могло продолжаться вечно. Ранним утром пятницы меня разбудил внезапный звонок в дверь. Уже рассвело, но часы показывали пять утра. Кто же этот незваный гость? Вставать было лень, но гость оказался настойчивым и, похоже, очень хотел сломать мне дверной звонок.

За дверью стояла девушка лет двадцати семи с соломенными волосами, заплетёнными в длинную косу и аккуратным утончённым лицом. Её зелёные, как еловые иглы, глаза смотрели на меня с нескрываемой радостью, пухлые губы её улыбались, на щеках появился румянец. Сама она была одета в зелёное платье, в руках держала объёмную сумку. Судя по стекающему с её головы поту и тяжёлому дыханию, сумка была довольно тяжёлой.

– Чудов Виталий Александрович, верно? – спросила она чуть сбивчивым от усталости голосом. – Я ведь не ошиблась?

– Не ошиблась, не ошиблась, – я позволил пройти девушке в квартиру. – Привет, родная моя дракони́ца.

Я заключил Свету в крепкие объятья. Целоваться было нельзя – слишком много эмоций поцелуй вызывает. Нам, напоминаю, нельзя выдавать себя, а то Евгений рассердится. Света это тоже прекрасно понимала, поэтому лишь ответила на мои объятья своими – женскими и мягкими.

– Всё получилось, дорогой, – сказала она шёпотом, сдерживая слёзы. – Теперь я с тобой. Навсегда.

– Ну всё, родная, довольно щенячьих нежностей, – я отпустил Свету и улыбнулся. – Снимай свои туфли, пойдём на кухню.

Мягко ступая по плитке босыми ногами, Света источала лёгкость, будто и не была совсем недавно массивным чудищем.

– Ты изменилась, – не мог не подметить я в шутку. – Оказывается, ты совсем немного ниже меня.

– О, ты наблюдателен, ворчун, – Света улыбнулась. – А вот ты совсем не изменился. Разве что больше стал.

– Придётся тебе привыкать к человеческим размерам. Кстати, а каково теперь тебе быть человеком?

– Пока что странновато и некомфортно. Совершенно необычно теперь не видеть перед собой пасти, не чувствовать хвоста и крыльев, стоять на двух ногах. Точнее, я их всё равно будто чувствую, но не могу пошевелить. Кроме того, за всё то время я привыкла видеть тебя совсем маленьким, могла легко схватить тебя рукой, а теперь… – Света прислонила к моей спине ладонь. – А теперь даже четверть спины твоей закрыть не могу. Зато могу теперь её пощупать.

– Потом пощупаешь, – сказал я и показал на стул. – Садись, сейчас я сварганю чего-нибудь. Ты ведь не забыла о том, что существует чувство голода?

– Похоже, что вот это тянущее чувство на уровне желудка и есть голод, – сказала Света и погладила живот.

– Значит, тебе предстоит ещё много открытий, – я полез в шкафчики. – Так-с, что у нас есть? Раз уж ты у меня в гостях, а я солдат, значит, будет на завтрак солдатская каша. Пшённая. Будешь?

– Буду. А хлеб есть? А колбаса? – в глазах Светы загорелся огонёк. – Страшно хочу бутерброд. Сразу два.

– Ох, сразу видно, что ты человек давно ушедших веков. Ты лет на сто опоздала. Нет у нас больше в культуре питания бутербродов. Только щи да каша. На них вся Россия и держится.

– Ой, ворчун, ты не пугай меня так, – Света театрально схватилась за сердце. – Я уж, было, тебе сперва поверила, да, вон, вижу хлеб в хлебнице лежит.

– Надо же, и правда не испортился, – удивился я, пощупав хлеб, который я покупал ещё несколько лет назад. – Видала, какая у нас техника? Ничего не портится. А колбаса… Только сервелат есть.

– Ой, как же я его раньше любила! – Света едва на стуле не запрыгала от счастья. – Давай, давай скорей, а то с голоду сейчас помру!

– Ты поспокойнее давай, а то выдадим себя Евгению раньше времени, и будут последствия, – сказал я успокаивающим тоном. – Очень дурные последствия.

– Прости меня, – Света несколько раз глубоко вдохнула, выдохнула и подошла ко мне. – Можно я сама себе отрежу, сколько хочу?

– Валяй.

Света взяла у меня из рук нож и внимательно посмотрела на его лезвие.

– Хм. Затупилось. Сейчас исправлю.

Света сжала лезвие большим и указательным пальцем, зарядила их энергией и, сдавив лезвие посильнее, провела по нему. Спустя пару секунд нож оказался острее бритвы.

– Вот так, – сказала Света и улыбнулась. – И точильный камень не нужен.

– Неплохо. Главное только, чтобы закалка не сошла. Мало ли, как энергия на сталь влияет.

– Время покажет, Витя. Мне кажется, что ничего не случится.

Я сперва подумал, что она будет отрезать себе толстые куски, но всё оказалось ровно наоборот. Света довольно искусно отрезала тонкие ломтики душистого сервелата и аккуратно клала их на ломти белого, до сих пор ароматного хлеба.

Плохого я о людях прошлого и не хотел никогда думать, но, учитывая, что Света жила именно тогда, а в ЭВМ есть ей не приходилось, значит можно сделать вполне конкретный вывод, что тогдашняя культура вряд ли подразумевала под собой жадность и одно лишь желание набить брюхо. С другой стороны, сразу видно, что люди тогда и не голодали, иначе она бы набросилась на бедный сервелат с таким же остервенением, что и обжора. Несмотря на голод, Света поедала бутерброд медленно, хорошо прожёвывая и, как говорили классики, помогая обществу.

Глядя Свете в лицо, я будто бы находил черты, оставшиеся от той драконицы, что я видел в течение полугода: зрачки в глазах её будто бы иногда меняли форму, зелёная радужка изредка излучала слабый-слабый свет, её руки будто рефлекторно повторяли те цепкие движения, характерные для когтистой лапы, я видел, как иногда она проводит языком по зубам, словно облизываясь.

До отвала наевшись, пошли в гостиную. Устроившись на диване в позе ленивца, Света спросила:

– Ну что, чем увеселишь дорогую гостью?

– Вопрос хороший, – я взглянул на часы. – Сейчас шесть часов утра. Можем утрясти съеденное и пойти гулять, пока не стало жарко. Хочешь гулять?

– Хочу. Я за любую деятельность. Главное – на месте не сидеть. Как раз посмотрю ваши современные города.

– А кто такие эти «ваши»? Или ты уже не гражданка России?