— Да, но всем же известно, что там какая-то мизерная плата идет. Что-то типа за сто песен одна копейка, — она явно не понимала, к чему я веду.
— Не совсем так. Это обычно до музыкантов доходит именно копейка за сто прослушиваний, и, чтобы им заработать тысячу, нужно миллион прослушиваний. Что, в принципе, не такая уж редкость в современном мире. Сейчас речь идет об одной композиции. А если это альбом с десятью треками, миллиона тем более достичь не так уж и трудно. Да и десять миллионов прослушиваний — не такая уж и проблема. А если умножить на реальные цифры, которые отчисляются лейблам, то десять миллионов прослушиваний — это уже, как минимум, сто пятьдесят или даже двести тысяч рублей. Понимаешь?
— Охренеть! — Фрося удивленно уставилась на меня. — Сто тысяч рублей в месяц! Да наш Хадыженск столько не дает!
— Ты же слышала мой альбом? Неужели у него будут меньшие цифры?
— Вот это да! Мне и в голову не приходило, что там такие деньги! Какие сто тысяч! Ты с таким альбомом и миллион сможешь заработать в первый месяц. Да я пару песен поставила бы на повтор и слушала по десять раз в день!
— Теперь, зная реальные цифры, ты тоже считаешь, что я, сделав все, должен отдать эти деньги каким-то там князьям? — улыбнулся я. Было интересно наблюдать за выражением её лица. Непонимание сменилось удивлением, удивление переросло в обожание. Фрося явно прониклась моей гениальностью. Обожание сменилось уверенностью и серьезностью.
— Мы должны подготовиться. Все подчистить, подписать с музыкантами бумаги, что они получили деньги и никаких претензий не имеют, срочно зарегистрировать все ноты и тексты, — было видно, что её мозг лихорадочно просчитывает все шаги, — на первых порах тебе бы взять псевдоним и по максимуму скрыть и обезопасить себя. Когда песни станут известными, будет уже проще, — я лишь согласно кивал на каждое ее предложение, — конечно, крыша не помешала бы, все-таки, когда речь идет о таких деньгах. Но к князю Гуриеле обращаться нельзя, он заберет себе все! — Она резко остановилась, глядя на меня с вызовом, готовая немедленно вступить в бой за свою правоту.
— Согласен, обойдемся без него. Главная моя идея — запустить все вместе и сразу. Сначала один клип, через неделю — второй, потом выложить весь альбом. За это время, надеюсь, ничего не случится. И, если все получится, тот же князь уже вряд ли решится вступать в конфронтацию. Я к тому времени стану достаточно известным, так что со мной связываться будет себе дороже.
— Пожалуй, это может сработать, — согласилась со мной Ефросинья. Взгляд, брошенный ею на меня, был полон удивления и уважения, что было весьма приятно. — Надо срочно искать режиссера и снимать видео! — Девушка резко подскочила с места и начала расхаживать по комнате. — Снять, смонтировать, залить. Это же время, а альбом уже практически готов. Надо ехать регистрировать…
— Успокойся, — у меня возникло желание усадить её на стул, чтобы не мельтешила перед глазами, но я быстро понял бесперспективность этой затеи, — я никуда не спешу. У нас еще почти два месяца лета. Начнем запускать в середине августа. А сейчас есть и другие дела.
— Да, да, ты прав. Сегодня нас ждут к двенадцати на фабрике по производству кремов, — девушка рывком достала телефон и глянула на время, — уже почти полдвенадцатого, надо ехать! К завтрашнему дню я подготовлю все бумаги для музыкантов, узнаю насчет регистрации песен…
— Пойдем уже, — мне пришлось схватить Фросю за руку и аккуратно повести на выход из особняка.
Дорога до фабрики заняла всего минут двадцать. Небольшое двухэтажное здание административной части ничем не выделялось среди окружающих построек. Промзона — она и в Хадыженске промзона. Над центральным крыльцом висела потрепанная годами вывеска — «ХадыжКрем» — все, как обычно, никакой фантазии.
Зайдя внутрь, мы попали в небольшой холл, где были проходная, а также приоткрытая дверь в магазин, куда я и решил зайти первым делом. Надо же ознакомиться с продукцией, которую выпускает теперь уже моя фабрика.
Демонстрационный зал был темным и неуютным, за столом сидела пожилая женщина, которая подозрительно нас осмотрела и уткнулась обратно в помятую газету. На полках стояли банки с кремом разного размера. Просто пластиковые банки со скучным дизайном. Взяв в руки одну из них, я прочитал название «ХадыжКрем номер один. Крем для кожи лица. Снимает усталость, придает тонус коже». Под каждой банкой располагался ценник. Самая большая банка, 600 мл, стоила четыре рубля.
— Простите, — обратился я к тетушке, так и не отпускающей газету, — а чем отличается крем номер один от номера два или три?
— Читайте, там написано, — ответила она и снова уткнулась в прессу.
— Н-да… — протянул я, кивнув на неё Ефросинье. — И ведь завод до сих пор не разорился!
— Молодой человек, — дама встала и подошла к нам, — мы ведем только оптовые продажи, от одной палеты. Если вам нужна пара баночек, ищите в магазинах города, а здесь — производство и склад. Всю информацию вы можете получить по телефону в отделе продаж, — она кивнула на листочек, прилепленный над её столом, с телефоном отдела продаж.
— А на сайте нет информации по кремам? — зачем-то решил уточнить я.
— На сайте нет информации, как нет и сайта, — важно кивнула она, — у нас вообще нет свободных партий для продажи. Все, что мы производим, уже давно заказано и распределено! — Женщина гордо задрала голову, после чего села обратно на свой стул и взяла газету.
— Но зачем тогда у вас тут магазин, эти образцы, зачем вообще вы тут сидите? — удивленно поинтересовался я.
— Потому что так надо! — несколько грубо ответила она. — Вот телефон, запишите и звоните, если имеются вопросы, — женщина снова указала на бумажку и демонстративно уставилась в газету.
Покинув магазин, Ефросинья покачала головой:
— Сразу видно, дела идут хорошо. Все, что производится, продается, — попыталась она найти что-то позитивное.
— Да уж, какой-то совок, — пробормотал я в ответ.
— Что? Какой совок?
— Не обращай внимания, — махнул я рукой, — куда нам дальше идти, где тут искать начальство? — Я решительно пошел к проходной, но был остановлен у вертушки дедом-вахтером.
— Куда? Вам назначено? — Он решительно встал и окинул нас презрительным взглядом.
— Нас Сергей Сергеевич ожидает, — сверившись с блокнотом, произнесла Ефросинья.
— А… — Дедок сразу поувял. — Проходите. Второй этаж, четвертая комната.
Поднявшись по темной лестнице и не встретив ни одной живой души, мы зашли в старый обшарпанный кабинет, на двери которого была цифра четыре. За столом сидел пожилой и очень худой мужчина лет пятидесяти.
— Чего вы хотели, молодые люди? — обратился он к нам неожиданно вежливо, оторвавшись от бумаг, которыми был завален весь его стол.
— Меня зовут Ефросинья, а это — новый владелец завода Виталий Алексеевич Шувалов, — представила меня девушка.
— Очень рад познакомиться, ваше благородие, — мужчина резко вскочил из-за стола и быстро подошел к нам, с поклоном протянув мне руку, — позвольте представиться, Сергей Сергеевич Прокопьев, почти как известный композитор, но только Прокопьев, а тот — Прокофьев. Управляющий вашей фабрикой. Имел честь работать с вашей матушкой. Примите мои соболезнования. Проходите, садитесь.
— Спасибо, — я опустился на скрипящий стул.
— Могу сделать чаю? К сожалению, должность секретаря у нас не предусмотрена, но я справляюсь и сам, — он засуетился вокруг маленького столика с чайником.
— Не надо чаю, — сжалился я, глядя на его суетливые движения, — лучше расскажите, как дела на фабрике, да и вообще — введите нас в курс дела.
— Дела, — Сергей Сергеевич замер на мгновение, затем поставил чайник обратно на столик и, подойдя к шкафу, достал папку с бумагами, — вот, ознакомьтесь, отчет за последние полгода, — управляющий протянул мне папку, я же передал ее Ефросинье.
— Расскажите лучше своими словами, — попросил я. Не было никакого желания ковыряться в бумагах. К тому же, не хотелось показаться несведущим. Никогда не читал отчеты фабрик. Вдруг я там ничего не пойму. Лучше дома спокойно ознакомлюсь.
