— Да, мэм?

— Елена неважно себя чувствует. Сделай ей сэндвич и отнеси в ее комнату.

— Конечно.

Фрэнки как ни в чем не бывало возвращается к своей еде, а Роум медленно ковыряется в своей.

— Я должен спросить, — начинаю я.

— Что? — Фрэнки поднимает глаза от еды, берет бокал с вином и отпивает.

— Это нормально для вашего… — Я останавливаюсь и пытаюсь подобрать правильные слова. К черту. Теперь я в деле. — Для мафиозных семей?

— Может быть, — говорит Роум. Меня удивляет его ответ. — Это одна из причин, по которой я ушел.

Подождите, он ушел? Но теперь вернулся.

— Почему ты вернулся?

— Потому что я нужен своей сестре. — Он смотрит на Фрэнки и кивает ей. — И здесь мое место.

Я в замешательстве.

— И такое отношение к женщинам — это нормально?

— Кто-то вышестоящий, например босс или подчиненный, берет молодую девственную невесту. Обычно это делается для того, чтобы объединить две семьи и сделать их еще более могущественными, — откровенно отвечает Фрэнки.

— И это совершенно нормально?

— Раньше все было именно так. Но со времени традиции меняются.

— Моя сестра не очень любит глупые традиции. Например, девственниц и кровь на простынях.

Я опираюсь локтями на стол и опускаю голову на руки.

— Слишком много для тебя? — с усмешкой спрашивает Фрэнки. — Это не для слабонервных. В любое время нас могут обыскать, меня могут застрелить, может случиться что угодно.

— Почему, черт возьми, ты хочешь оставаться в такой нестабильной позиции? Ты можешь легко отказаться от этого. Закрыть все и уехать подальше. Уверен, у тебя достаточно денег, чтобы скрыться с радаров.

— У нас больше денег, чем у католической церкви, а у них много, — усмехается Фрэнки, подтверждая слова Роума.

— Тогда почему ты остаешься?

— Потому что я хороша в этом.

Да, она действительно хороша. Я могу не соглашаться со всем, что делает Фрэнки, но она хороша в поддержании порядка и баланса.

— Но…

— Тут нет никаких "но", — говорит Фрэнки.

— Что если…

— Тогда я умру, — отвечает она на мой незаконченный вопрос. — Я знаю, что мое время на этой земле ограничено, так что я должна максимально использовать его.

Мне не нравится, как она небрежно относится к своей жизни. В груди сжимается, а в животе тяжесть от мысли о потере ее. Я отодвигаю тарелку в сторону и встаю.

— Я закончил, — говорю я, беря свой портфель, пиджак и направляясь наверх в спальню.

Я раздеваюсь и иду в ванную, чтобы принять душ. Как только оказываюсь под потоком воды, закрываю глаза и расслабляюсь под теплыми струями. Руки Фрэнки пробегают вверх и вниз по моей спине.

— Почему ты ушел?

— Потому что для тебя смерть — это ничто.

— Мы все умрем, Миллер.

Я поворачиваюсь и притягиваю к себе.

— Но ты не должна это поощрять. Или искать.

— Я не делаю ни того, ни другого. Я просто живу жизнью, в которой родилась. — Ее темные кудрявые волосы тяжелеют под напором воды. — Кроме того, быть плохой приятно. — Она тянется и целует меня в губы. — Ты не можешь отрицать, Миллер. С тех пор как я начала трахаться с тобой, ты веселишься намного больше.

— Ты начала трахаться со мной? — спрашиваю я. Внезапно мое настроение поднимается.

— Да, неужели ты думаешь, что такой мужчина, как ты, смог бы заполучить такую женщину, как я, если бы я этого не хотела?

Я опускаю руку к ее попке и шлепаю.

— Я далеко не в твоей лиге, ДеЛука. — Хватаю ее за запястья и крепко сжимаю руки, обездвиживая их. Мгновенно глаза Фрэнки темнеют, а веки опускаются до полузакрытых. — Такая шлюха для моего члена.

На ее губах играет ухмылка.

— Это только потому, что ты можешь продержаться больше двух минут. Сколько было в прошлый раз? Три минуты?

— Ты умоляешь, чтобы тебя отшлепали.

— Ты даже не представляешь.

— Если хочешь, чтобы тебя отшлепали…

Ее большие карие глаза распахиваются, и она говорит хрипловатым голосом: — Сделай мне больно.

Эти слова молнией пронзают мой член, делая меня твердым и отчаянно желающим ее киски. Я раздвигаю ее ноги и беру оба запястья в свои руки.

— Если это будет слишком, просто скажи — пистолет.

— Пистолет? — Глаза Фрэнки загораются. — Ничего, что ты сделаешь, не будет слишком.

Я ввожу палец в ее киску, она автоматически расслабляется и вздыхает. Я трахаю ее пальцем достаточно долго, чтобы добиться от нее прекрасного стона. Но это длится недолго, потому что я убираю руку и сильно щелкаю ее клитор. Она делает резкий вдох, затем медленно выпускает воздух. Я должен быть осторожным, более нежным, но Фрэнки не хочет нежности. И я тоже не хочу.

Я шлепаю ее по киске с такой силой, что ее руки и ноги напрягаются, чтобы она не отпрыгнула назад. Я наклоняюсь, беру ее сосок в рот, проводя языком и посасывая кончик. Фрэнки откидывает голову назад, наслаждаясь моментом. Я отвожу руку и шлепаю ее по киске, одновременно двигая головой, чтобы прикусить сосок. Ее крик заставляет меня напрячься.

— Еще, — умоляет она.

Моя девочка хочет большего, и она это получит. Я кусаю сильнее, пока во рту не появляется металлический привкус, и понимаю, что пошла кровь. Я кусаю, и каждый укус вызывает кровь. Черт, то, что она любит боль, является для меня абсолютным афродизиаком. Простого наблюдения за тем, как она кончает, достаточно, чтобы мой член напрягся.

Я замечаю щетку на ее туалетном столике, и у меня возникает мысль. Отпускаю ее руки и выпрямляюсь. С губ Фрэнки срывается слабый стон отчаяния.

— Будь хорошей девочкой и оставайся здесь. — говорю я.

— Может, останусь, а может, и нет, — дразнит она с ухмылкой. Но когда опускает взгляд и видит кровавые следы от укусов, то добавляет: — Если подумать, то, пожалуй, да, останусь.

Она поднимает руки, чтобы обвести следы, и ловит немного своей крови, прежде чем вода смывает ее. Она засовывает палец в рот, не отрывая взгляда от моего.

Трахните меня.

Она такая чертовски сексуальная и уверенная. Мне нравится это во Фрэнки. Ее уверенность в себе манит и заставляет мой пульс учащаться.

— Повернись. — Она поворачивается, и я раздвигаю ее ноги. — Прижмись к стене.

— Вот так? — Она прислоняется к стене, выпячивая зад, сиськи покачиваются, свисая. Вода безжалостно льется на нас.

— Именно так.

Я беру щетку с туалетного столика. Она странная, широкая с множеством щетинок. Фрэнки поворачивается, чтобы посмотреть, что собираюсь сделать, и я шлепаю ее.

— Повернись. Лицом к стене. — С коварным блеском в глазах она поворачивается. — Хорошая девочка. — Я опускаю руку и провожу ею по ее задницы. Она отталкивается, надеясь на большее. Я шлепаю ее тыльной стороной щетки, заставляя задыхаться. — Не будь плохой девочкой, Фрэнки. Потому что если ты будешь плохой, то не получишь этого. — Я поворачиваю щетку и шлепаю ее щетинками.

— О, черт, — стонет она.

Она прислоняется к стене, выгибаясь.

Я снова замахиваюсь щеткой и бью по верхней части ее бедер, затем поворачиваю щетку и шлепаю по нетронутой ягодице. Ее румяная задница выглядит великолепно.

— Это выглядит достаточно хорошо, чтобы съесть.

Я провожу рукой по багровой коже, наклоняюсь и кусаю так сильно, что идет кровь.

— Больно? — спрашиваю я, выпрямляясь.

— Очень.

Я вставляю два пальца в ее киску, и она сжимает их. Она такая мокрая и возбужденная. Я убираю пальцы, снова бью ее по ягодицам несколько раз, чередуя гладкую и колючую сторону щетки. Останавливаюсь и глажу ее обжигающую кожу, давая Фрэнки момент передышки.

— Твоя покорность, откровенно говоря, самое прекрасное, что я когда-либо видел.

Шлепаю рукой, заставляя Фрэнки вскрикнуть. Я подхожу к ней сзади и погружаюсь в ее влажную киску. Она мгновенно принимает меня и отталкивается. Щеткой провожу по ее спине вверх и вниз. Щетина оставляет следы на коже. Мои бедра впиваются во Фрэнки, а я продолжаю водить щеткой по спине. Она дергается вперед и начинает дрожать. Ее оргазм неистовый, но беззвучный. Я бросаю щетку, хватаю ее за бедра и трахаю до тех пор, пока мой собственный оргазм не разрывает мое тело.