— Да, пожалуйста. Я иногда слышу вас с политиком. Приходится спать внизу.
— Отстойно быть тобой. Это напомнило мне, что я поменяю кровать на раскладной диван внизу.
— У меня будет болеть спина, — возражает Роум.
Я фыркаю от смеха.
— В этом весь смысл, ублюдок, — поддразниваю я.
— Ты можешь быть жестокой, когда захочешь, ты знаешь об этом?
Дверь распахивается с такой силой, что ручка врезается в стену, оставляя на ней вмятину. Я мгновенно встаю на ноги, открываю верхний ящик и достаю оружие. Джи на взводе, а это значит, что что-то случилось.
— Что? — спрашиваю я, проверяя патроны в пистолете и готовясь к худшему.
— Они убили всех наших людей и забрали ее, — говорит Джи и поворачивается лицом к Роуму.
С лица Роума исчезает весь цвет, когда до него доходит смысл слов Джи.
— Елена? — вздыхает он резким, отрывистым тоном.
По моему телу бегут мурашки. Я поворачиваюсь к Джи и говорю: — Ее отец добрался до нее.
Джи кивает.
На секунду наступает тишина, прежде чем Роум издает гневный рев. Он хватается за край стола и откидывает его в сторону. Джи делает шаг вперед, но я качаю головой и поднимаю руку, чтобы остановить его.
Я бы выпотрошила любого, кто посмел бы тронуть Миллера, так что могу представить, какая ярость бурлит в жилах брата.
Роум отступает и оглядывает разрушенный кабинет. Его стол опрокинут, одна из книжных полок сорвана со стены, а в моем обычно чистом и аккуратном кабинете разбросаны обломки.
Пунцовое лицо Роума, широко раскрытые глаза и сжатые руки говорят мне обо всем.
— Ты знаешь, что это значит? — спрашивает он жутко спокойным и собранным голосом.
— Да, брат.
Мои мышцы подпрыгивают, когда я упираюсь пятками и киваю.
На него снисходит спокойствие, когда он делает взволнованный вдох. Что-то изменилось в моем брате, и мне нравится, что он взял на себя роль, для которой был рожден.
Мой младший босс.
Мой второй командир.
Наконец-то он стал ДеЛука до конца.
— Это означает войну, Фрэнк. Я собираюсь разорвать Огаста на части.
Медленная улыбка растягивает мои губы.
Наконец-то.
— Давайте начнем войну.
