— Уверена, она покажет тебе несколько новых трюков.

Джи закатывает глаза и качает головой.

— Она слишком молода.

— А-а-а, я вижу, что происходит.

— Что? — спрашивает Джи, защищаясь.

— Тебе, наверное, нужна помощь, чтобы поднять его, ведь тебе уже восемьдесят девять?

Джи снова разражается гортанным смехом.

— Ты стерва, — отвечает он с не меньшим весельем.

— Отлично, семьдесят три.

— Ты такая дрянь. Только за это я не буду пробовать твою еду, а если повар тебя отравит, то не волнуйся, я присмотрю за Роумом.

Настала моя очередь громко рассмеяться, когда официантка возвращается с бутылкой виски высшего сорта. Я смотрю на марку и киваю ей в знак одобрения. Я бы разозлилась, если бы она вернулась с двух или трехсотдолларовой бутылкой.

— Мэм. — Она открывает бутылку и наливает мне на два пальца, затем то же самое делает Джи.

Я делаю глоток и отмахиваюсь от нее.

— Оставь бутылку, — наставляет Джи.

Перед уходом она улыбается и мне, и Джи. Глаза Джи следуют за ее задницей.

— Ты прав, — начинаю я. — Ты слишком стар для нее.

— Да пошла ты, ДеЛука, — игриво отвечает он. Джи выпивает первый бокал и наливает себе второй. Он проводит рукой по подбородку, потягивая виски.

— Ты и политик.

— А что с ним?

— Ты дважды выходила из его дома голой. Не пойми меня неправильно, то, чем вы занимаетесь — ваше дело. Но, по-твоему, это умный ход — трахаться с ним?

Я вскидываю бровь и бросаю взгляд на Джи. Он выдерживает мой взгляд, его нелегко запугать, включая меня.

— Мы закончили.

— Мы с тобой знаем, что это неправда. Ты никогда ни к кому не возвращалась за добавкой. Ты всегда была женщиной на одну ночь. Политик, похоже, удерживает твое внимание.

Я опрокидываю виски.

— Я же сказала, мы закончили.

— Джи, — зовет Дарио в дверях.

Мы оба смотрим на него, но Джи встает и идет к нему. В это же время возвращается официантка с двумя большими тарелками. Они одинаковые, и на них собраны самые разные блюда. Она ставит одну тарелку передо мной, затем другую там, где сидит Джи. Она тихо уходит, а я начинаю есть.

— Фрэнк, — говорит Джи, привлекая мое внимание.

— Что?

— Политик здесь.

Я выбираю черную оливку и кладу ее в рот.

— Он? — Я тупо смотрю на Джи. — И?

— Он просил о встрече с тобой.

Я делаю долгий, резкий вдох и прошу Джи позволить ему войти, пока продолжаю есть. Позади меня происходит небольшой переполох, но я не поворачиваюсь посмотреть, что происходит. Передо мной появляется Миллер с куском дерева в руках. Он кладет его на стол и упирает руки в бедра.

— С тебя минет или новый стул.

Я провожу языком по зубам и откидываюсь назад, скрещивая руки перед грудью. Не сводя с него пристального взгляда, я поворачиваюсь к Джи.

— В чем дело? — спрашивает Джи, придвигаясь к Миллеру.

По моей команде Джи с радостью убил бы Миллера, но я не хочу его смерти.

— Дай ему триста долларов.

Джи достает из кармана зажим для денег и начинает отсчитывать деньги из пачки.

— Мне не нужны твои проклятые деньги, — шипит Миллер.

Я смотрю на Джи и отвожу глаза в сторону, чтобы он мог уйти. Джи бросает взгляд на Миллера, но делает то, что прошу. Я указываю на стул напротив себя и беру вилку.

— Ты нашел меня, чтобы потребовать орального секса или денег?

Я продолжаю есть, ожидая ответа.

— Что, черт возьми, произошло?

— Мне нужно было, чтобы меня трахнули. Ты трахнул меня, я кончила, а потом ушла.

Миллер прочищает горло и на мгновение отводит взгляд.

— С твоих слов это кажется таким продажным.

— Потому что так и есть.

Он раздраженно хлопает рукой по столу. Я сжимаю челюсть, продолжая смотреть на него. Слышу шаги Джи, входящего в приватную зону. Я поднимаю руку и отмахиваюсь от него. Миллер остается сидеть на стуле и смотрит на меня пронзительными темными глазами.

— Ладно, так уж и быть, — соглашается он. — У меня вопрос.

Воздух между нами шипит от беспокойного напряжения. Между моими ногами пульсирует боль, жаждущая его члена, а лучше языка.

— Какой? — Я пытаюсь отогнать желание в сторону.

Он оглядывается и опускает подбородок. Миллер ставит локти на стол.

— Я не собираюсь приукрашивать это. — Я продолжаю есть. — Мы оба знаем, что ты чертовски опасна.

— Телефон, — говорю я, прежде чем он продолжит.

— Твои головорезы уже обыскали меня. На мне нет прослушки.

— Тогда ты не будешь возражать, если возьму твой телефон. — Я протягиваю руку.

Миллер испускает разочарованный вздох, но достает свой телефон и передает его мне.

— Если ты разобьешь этот, то я начну брать с тебя деньги за каждый уничтоженный тобой. — Я забираю телефон, а затем прошу его встать. — Ты что, блядь, шутишь? — Я повторяю тот же щелчок пальцами. — Ради всего святого, Фрэнки.

— Расстегни рубашку и подними ее.

Миллер ворчит, но делает то, что я прошу.

— Довольна? — Я смотрю на телефон, поднимаю его и бросаю в стену. Он сжимает челюсти и закидывает руки за голову. — Ты должна мне за новый телефон.

— Ешь. — Я пристально смотрю на нетронутую тарелку Джи.

— Я не голоден.

— Как хочешь. — Я щелкаю языком, но продолжаю наслаждаться своим блюдом. — В чем вопрос?

Миллер откидывается на спинку кресла и смотрит на меня, пока ем.

— Я слышал, что ты перевозишь людей контрабандой.

Моя вилка замирает, и я медленно опускаю ее.

— Я деловая женщина, Миллер. А не торговка людьми.

— Бизнес — это продажа мужчин, женщин и детей?

Мои руки сжимаются от его отвратительного вопроса.

— У меня есть черта, которую я не переступлю. — Я поднимаю руку и указываю пальцем: — Одна из них — принуждение женщин к проституции. Я не буду этого делать и не буду насильно кормить их наркотиками, чтобы они были послушными.

— И это все?

— Контрабандисты, продающие людей, — чертовы подонки, и я рада от них избавиться. Но дети, хоть и ненавижу этих маленьких ублюдков, не причиняю им вреда. Жесткий лимит.

— Ты ненавидишь детей?

— Не должна? — Я опускаю руку и раздраженно постукиваю пальцами по столу. — Они как собаки. Мне они не нравятся, но я бы не стала пинать ни одну из них, если бы мы пересеклись.

— Ты и собак не любишь? — Он качает головой и несколько раз моргает. — Мы отклонились от темы.

— Именно так. Думаю, тебе стоит залезть под стол и съесть меня.

— Что? — смеется Миллер.

— Раз уж ты здесь, то можешь воспользоваться своим ртом, особенно если собираешься обвинить меня в контрабанде людей.

— Я не обвинял тебя, Фрэнки. Я просто задал вопрос.

— Хорошо. Ты не следил за мной и не нашел меня, чтобы спрашивать, занимаюсь ли я контрабандой людей. Ты хочешь мою киску.

— Я предпочитаю твой рот, — мгновенно парирует он.

Небольшая ухмылка растягивает мои губы.

— Должна же быть причина, по которой ты спрашиваешь о торговле людьми. — Миллер избегает моего пристального взгляда. — Какая? — Видно, что он борется со своими собственными демонами. — Если ты здесь не для того, чтобы рассказать мне, то убирайся.

Он долго сидит. Официантка возвращается, держа в руках две глубокие тарелки с пастой.

— Шеф-повар просил, чтобы вы попробовали это, — говорит она, опуская тарелки на стол. — Может быть, мне принести дополнительную порцию?

— Нет, я не останусь. — Миллер резко встает и направляется к двери. — Ты должна мне три телефона, две шины и гребаный стул.

Я разражаюсь смехом, а официантка стоит, неловко переминаясь с ноги на ногу.

— Можешь идти.

— Спасибо, — говорит она с облегчением.

Джи возвращается и садится. Он смотрит на сломанный телефон и усмехается.

— Ты разбила еще один.

— Он спросил меня, не торгую ли я людьми.

— И ты оставила его в живых? — Джи передвигает одну из тарелок пасты перед собой, накручивает немного на вилку и кладет в рот. — Ты теряешь хватку, Фрэнк.