— Все у меня нормально с самообороной, я по-настоящему и не сопротивлялась! — Взвилась я.

Вот и жалей таких обормотов! Вот и относись к ним бережно!

В ответ на мои слова, сверху на меня аккуратно навалилась гранитная плита грос Теккера и милостиво разрешила:

— Ну, сопротивляйся!

— Отстань! Вив! Вив, немедленно с меня встань, мне это не нравится! Вив! Гросс Теккер, немедленно прекрати, слышишь!

— Слышу, — Вальяжно откликнулся он. — Но плохо. Тебя, кажется, чем-то придавило!

— Вив!

Он сообразив, что я начинаю злиться по-настоящему, вздохнул и скатился с меня.

— Зря ты отказываешься, — проворчал он, сдаваясь.

Я, какбы, понимаю, что зря.

Но свободным временем вынуждена распорядиться, потратив его на заработок денег, чтобы залатать бреши здесь и сейчас, а не вкладываясь в перспективу.

Опасность этой тактики я, конечно, осознаю (для этого сколько-нибудь серьезный интеллект не нужен), но в условиях ограниченности ресурсов выбора у меня особо нет — какие карты мне жизнь сдала, теми и играю.

— Морель!

Голос я узнала и секунду медлила, пытаясь сообразить, что мне будет, если я его проигнорирую. Быстрый прогноз показал, что проблем от этого только прибавится, поэтому закатив глаза, сердито выдохнув и скорчив прочие недовольные рожи, которые в лицо этому товарищу лучше не корчить, я обернулась.

Дамьен Моранж приближался ко мне, явно недовольный тем, что какая-то там заучка на оклик не сама подбежала, а требует от его величия каких-то телодвижений, если оное величие не желает орать через весь коридор.

А еще он был не один. По левую руку Тессье, по правую ле Ру, только Фонтэна где-то потеряли, вот это неожиданность!

— Чего тебе, Моранж? — относительно вежливо осведомилась я, прекрасно, собственно, понимая “чего”.

Если честно, когда гросс Теккер мне сказал про отворот, я все же не придала этому особого значения. Надеяться на то, что никто и никогда не узнает, что между нами что-то происходит, в закрытом кампусе было глупо, не так уж мы и таились. Мне просто не хотелось, чтобы кто-то думал, что у нас действительно какие-то там отношения, боги упасите, но друзья Вивьена, судя по всему, оказались куда более параноидальными, чем я могла представить. Им корона не жмет думать, что кто-то пойдет на преступление (статья 271.01 УК, покушение на неприкосновенность личности и самосознания) ради богатеньких недоучек?

— А все говорят, что ты умная, — хмыкнул он. — Что-то непохоже. Ладно, разжую: отвали от Вива.

— Я не думаю, что он скажет тебе спасибо за то, что ты лишаешь его репетитора.

— Чего-о-о? — физиономия Моранжа вытянулась, а двое других недоуменно переглянулись.

— Нет, это, конечно, очень мило, что вы верите в его способности и в то, что оценки у него сами собой улучшились. Но несколько наивно.

Ошеломление у мажорчика однако длилось недолго.

— Не морочь мне голову! — неожиданно рявкнул он, резко выходя из себя, и я против воли вздрогнула.

— Ты и без меня с этим прекрасно справляешься, сам себе заморочил, — я продолжала смотреть на Моранжа твердо и ровно, внутри слегка обмирая от того, что напротив меня сейчас бесится здоровенный мужик в компании еще двух таких же (теперь понятно, почему они Фонтэна с собой не взяли, кто ж этого худосочного на силовые операции потащит!).

Но внутреннее чутье подсказывало, что посреди академического коридора физически он мне ничего не сделает, только и хочет, что запугать, а раз я не имею ни малейшего намерения заверять его, что “все будет исполнено”, остается только давать понять, что “хрен тебе, бесись сколько хочешь”.

О том, что он может сделать вне академического коридора я прямо сейчас старалась не думать. Решаем проблемы по мере их поступления!

— Морель, серьезно, не в твоих интересах нас бесить, — спокойно вмешался Тессье.

— Просто отстань от Вива, — добавил ле Ру.

— А если такая умная, то посмотрим, как ты запляшешь, когда я накатаю на тебя заявление в полицию.

— Да? И что ты на меня заявишь? — я выгнула бровь.

— Мне тоже очень интересно, что вы планируете заявить на мадемуазель Морель, — раздалось из-за спины.

Этот голос я тоже узнала.

И он мне понравился еще меньше, чем голос Моранжа.

Вот почему служители порядка всегда не там, где они нужны? Вот выпущусь и обязательно это исправлю!

На мое счастье Моранж был задирой, но не сволочью.

— Что мадемуазель Морель отказывается скидываться на вечеринку по случаю Перелома Зимы, — быстро сориентировался он. — Все идут, а она из себя недотрогу корчит. Я намеревался призвать полицию академических нравов!

Не знаю, что именно им двигало, но в моменте я была благодарна, что он не стал пичкать сказками о возможном привороте человека, который и так подозревается меня во всех смертных грехах.

Ладно, не во всех. В одном.

Капитан Ламбер судя по каменному выражению лица Моранжу не поверил ни на сантим и теперь сверлил меня взглядом, на что я неопределенно пожала плечами — да, вот такая вот я, чуждая вечеринок личность!

— Мне нужно побеседовать с вами, мадемуазель Морель. Господа, будьте любезны продолжить разговор о вечеринках чуть позже, — и, не дожидаясь, что парни послушаются (а куда они денутся!), он продолжил: — Деканат позволил мне воспользоваться кабинетом психологии. Пройдемте.

И, не дожидаясь моего ответа (а куда я денусь!) он зашагал по коридору.

Я шла за следователем и размышляла о том, почему меня не вызвали в участок. Может быть, он считал, что вызов в участок даст мне возможность морально подготовиться к допросу, а эффект внезапности наоборот разговорит и заставит сказать что-то непредвиденное? Мы разбирали как раз на психологии (хе-хе!) что полевые интервью часто дают неплохие результаты в ходе простой беседы, тогда как в участке приходится применять более сложные техники, потому что допрашиваемый находится в куда большем стрессе из-за обстановки…

Никогда бы не подумала, что на практике мне придется размышлять об этом в роли подозреваемого.

А что ныне я являюсь подозреваемой, сомнений у меня не было и от этого заворочался в животе забытый липкий страх. И пусть я не причастна никаким образом к убийству Луизы, но…

Капитан Ламбер начал издалека.

Еще раз педантично переуточнил все детали того утра, придираясь к каждой запятой и заставляя меня путаться в мелочах собственных показаний. И мне стоило огромных усилий держать себя в руках и не раздражаться, не срываться, раз за разом повторяя одно и то же. Вот где неожиданно пригодилось дядино воспитание. Но эти мелкие въедливые вопросы так вымотали, что сначала я даже пропустила момент, когда капитан перешел к совершенно новой теме:

— Почему вы скрыли от следствия, что находились с убитой в прямой конфронтации?

— В каком смысле — скрыла? — удивилась я. — Я говорила, что мы не были подругами и даже скорее недолюбливали друг друга.

— Но умолчали о том, что были прямыми конкурентками.

— Но мы не были! — я окончательно перестала понимать, к чему он клонит. Он что, считает, что я убила Луизу потому что она должна была первой на конференции выступать или потому что ей тема интереснее попалась? Бред же…

Капитан Ламбер демонстративно перебрал листы в папке и выложил на стол несколько рукописных показаний.

— У нас есть несколько свидетелей, утверждающих, что конфликт между вами был значительным, мадемуазель Бернар очень часто упоминала вас в разговорах в крайне негативном ключе и было очевидно, что речь идет далеко не о “недолюбливании”.

Я могла только недоуменно пожать плечами.

— На это я могу сказать только то, что очевидно Луиза не любила меня куда больше, чем я — ее.

— Есть свидетель, утверждающий, что она пыталась перехватить ваш источник дохода и предлагала репетиторские услуги Вивьену гросс Теккеру.