Добытчики и охотники, мастера местного промысла, ремесленники, делающие опорные балки, столбы и сваи, поплавки, дубители, а также плетущие различные изделия: от шляп до корзин, от сетей до зонтов – все занимались своим делом. На кухнях постукивала посуда, воздух полнился сладковатыми ароматами, за исключением соляных мануфактур, где вываривали листья.

На улицах волокли мешки и бочки, начищали обувь и торговали. Город мало чем отличался от себе подобных, разве что неровная местность, по сути, делила его на верхнюю и нижнюю части, соединённые пологими склонами, вдоль которых тянулись улицы. Не было высоких башен, роскошных дворцов и больших замков. Но утончённая эльфийская архитектура напоминала о себе остроконечными очень сильно вытянутыми шпилями в декоре, а ещё завитками спиралей вокруг колонн и общим изяществом в оформлении.

Самые простенькие дома здесь, на окраинах, правда, напоминали хижины дикарей, однако внутри разделялись на секции, комнаты, были наполнены удобной мебелью, да и вообще хорошо обустроены. Каменные и глиняные строения принадлежали народу побогаче, в том числе представляли собой и здания мастерских, трактиров, конюшен. После исчезновения эльфов здесь осталось немало пегасов, за которыми был нужен уход, но так как в целом крылатые лошади оставшимся горожанам были не слишком нужны, большую часть уже успели распродать в соседние провинции.

Собаки облаивали незнакомых прохожих. Зайн своими масштабами явно не тянул на место, где все друг друга знали. Довольно крупный, распластавшийся в лучах солнца, в месте, где даже зимой было тепло и комфортно, где никогда не видели снега, этот город издали всегда напоминал копошащийся муравейник. А там и тут встречались каменные изваяния жаб и лягушек – символов удачи и дождя, детей богини Цатоггвы, которые на болотах защищали ближайшие поселения от роящихся насекомых.

Но в этот день привычная и размеренная жизнь горожан была прервана тревожным детским голоском, когда к перекрёстку торговой площади выбежала черноглазая девочка в тёмно-синем платье с белыми оборками и кружевами. Волосы её были растрёпаны на бегу, сама она казалась взволнованной, нервничающей и даже испуганной. В руках её была бузинная тросточка для слепых, но малышка так торопилась, что едва ли толком ощупывала, куда бежит. Лишь чудом не попала под копыта и ни на кого не наткнулась, двигаясь по центру мощённой бежеватой дороги, когда все другие двигались в разные стороны по краям, чтобы между ними могли проезжать телеги.

– Бегите, спасайтесь, смерть идёт на город! Злая, беспощадная, не ведающая жалости и сострадания! – тревожным голоском громко закричала девочка.

Тревожная весть быстро разнеслась от самых внушаемых и тут же запаниковавших, от сразу поверивших маленькой предсказательнице. На месте вскоре объявилась местная стража, а с ними низенький городничий в очках, с парочкой кудрявых министров, пытавшихся дружно разобраться, что к чему.

Вид чёрных глаз маленькой пророчицы вызывал в их сердцах только трепет. Она не отвечала на их вопросы, кто она, где её родители, лишь говорила о своих видениях, об ордах живых мертвецов, что застилают собой, словно тучи, луга и дороги на пути сюда.

Девочка слёзно кричала о грядущих ужасах и жестоком страшном некроманте с западных земель, что двинулся на живописный Лонгшир, пророчила гибель всем, кто её не послушает и останется, и умоляла поскорее покинуть город и держаться подальше от южных границ.

– Смерть идёт! Некромант не пощадит никого! Прячьтесь, а лучше бегите! – заклинала малышка на площади, и никакие уговоры не могли её успокоить.

Вдали, со стороны северо-запада, даже стала видна густая чёрная туча, не похожая на дым, не похожая вообще ни на что, как кусок космического сумрака в ясный солнечный день, застилавшая собой всё вокруг и приближавшая сюда в виде громадного чудища.

Перепуганные известием о некроманте, о котором на землях эльфов все последние годы со времён нашествия драконов ходили страшные легенды, по большей части принесённые монахами-имперцами, пришедшими помогать в восстановлении городов, переполошившиеся жители города, особенно женщины, сразу же помчались по домам, принялись задувать и заливать печи, собирая детей и припасы в дорогу.

– Смерть идёт! Смерть идёт! – раздавались голоса подхвативших известие юной пророчицы.

– Некромант с запада и его армия мертвецов приближаются к городу! – предсказывала та.

– Кто сказал, что её пророчества верны? Кто ты вообще такая? Я тебя в городе прежде не видел! – восклицали некоторые мужчины на площади, недоверчиво глядя на девочку.

– Спасутся лишь внемлющие! – с тревогой сообщала Кассандра.

– А ну! – раздался трескучий гномий голос под удар по струнам ситара. – Бегите, спасайтесь! С собой запасайтесь! Хватайте детишек, и чтоб без излишек! – напевал Коркоснек, неторопливо средь оббегавших его по разные стороны улицы горожан шагавший в сторону перекрёстка в верхней части Зайна.

Городничему, нервозно поправлявшему очки, не оставалось ничего, кроме как объявить об эвакуации да послать стражу на помощь горожанам, чтобы не допустить ещё большей паники, каких-нибудь драк в процессе дележа пожитков, конокрадства и прочего безрассудства.

На улицах началась суматоха. Кто-то бежал за своими ребятишками к зданиям школы, к ремесленникам, которым своё чадо отдали в подмастерье, к соседям, которых попросили сегодня присмотреть за малышнёй. Сонм голосов, когда жёны зазывали мужей, а те, в свою очередь, бросали дела и спешили домой, наполнил буквально все городские дороги: от центра до самых окраин, куда весть о пророчице быстро разнеслась.

– Скорее! Скорее! Мрак не оставит ничего! Он уже пожрал города по пути! – заявляла слепая Кассандра, стоя на площади и рискуя быть попросту сбитой с ног из-за творящейся суеты.

Со всех сторон мимо неё мчались люди, да и не только люди. Гоблины, крысолюды – те, кто перебрался жить в Лонгшир и не участвовал в войне за свои прежние племена и народы. Слышалось ржание переполошившихся лошадей, скрип колёс, панические крики. Жители сталкивались в беготне, указывали на густую чёрную тучу, приближавшуюся к городу, сшибали друг друга с ног, иногда влетая в заборы, в деревья, с которых падали спелые плоды, но никто не спешил ни подбирать их, ни бросаться на помощь споткнувшимся. Даже стражники были обескуражены, вертели головами у перекрёстков и не знали, что им сейчас делать.

Кажется, что-то даже загорелось в суматохе, так как ушей девочки достигали вопли «Туши! Туши! Неси вёдра!». Не было лишь колокольного звона, как в других местах по пути сюда. В Зайне не строили колокольни, да металла на отлив здесь не водилось.

Дерево, камень и глина были основными материалами в строительстве, декоре, изготовлении разной мебели. Каменные подсвечники, глиняные лампады и посуда, тростниковые изгороди… Металлически изделия типа какой-нибудь кочерги, столовых приборов или подков, конечно, тоже водились, завозимые в город торговцами, но в весьма скудном количестве.

Даже кузница на весь город была всего одна, да и кузнеца оттуда как раз забрали в войска. Остались лишь два молодых парня-ученика лет двадцати, выручавшие горожан, если лопнул обод на бочке, треснула или затупилась коса, срочно понадобились гвозди или кухонные ножи.

– Тьма наступает! Тьма скоро накроет весь город! – заявляла Кассандра под аритмичный топот ног всех спешащих вокруг, напоминавший какое-то шаманское ритуальное перестукивание и похлопывание.

– Слушайте её! – к Кассандре со спины подошёл Ильдар, засияв рубиновым навершием своего посоха из красного дерева.

Луч, посланный им ввысь, был ярким и мерцающим, искрил с особой пульсацией звука, заставляя обратить на себя внимание этим своеобразным скрежетом и «завыванием». Паники вокруг, однако, только прибавилось. Многие уже схватили свои пожитки, погрузили или же несли при себе, а другие лишь вытаскивали сундуки на цепях или держали за округлые ручки. Таких приходилось обходить, а навстречу уже двигались другие потоки спасающейся толпы. В итоге все мешались друг другу, толкались, ругались, кричали. Выли собаки, плакали дети, а горожане всё стремились убраться подальше.