Олег ничего не ответил на это, и старик замолчал, разглядывая полутёмную комнату бункера. Среди уложенных штабелем книг, на столе сына беззвучно горел самодельный светильник. Огонёк оживлял загустевшие в углах тени. В комнате осталось так мало от женщины, что однажды изменила судьбу двух скитальцев: аккуратно разложенные гребни у зеркала, гирлянда ложек с ключами на ремешках, выложенные в ряд у точильного камня ножи. Многие из вещей отправились на погребальный костёр вместе с хозяйкой.

– Она умерла, отец, – сказал Олег, заметив, куда смотрит скиталец. – Вот самая важная причина, почему я ухожу. Нужно очень сильно любить Волчицу, чтобы жить рядом с Навью, а у меня любви не осталось.

– Любовь… Нашёл себе оправдание оставить детей. Один дурман в голове и одержимость. Как только Анюта твоя умерла, тебя отпустило…

– Никогда так не говори! – вдруг ударил Олег кулаком по столу.

Старик замолчал – он пришёл в последний раз увидеться с сыном, но даже теперь они снова ругались и не могли найти общего языка. Нет в жизни светлого примирения, до края дней своих будешь спорить о чём-то.

– Подумай, куда ты пойдешь? – просипел усталым голосом Михаил. – Зачем уходишь из племени вот так, впопыхах и без цели?

– Цель есть, я буду искать...

– Кого?

– Убийц! – снова зарычал сын. – В перемётной норе, где Виичи хранили оружие, я нашёл ящик с двумя кольцами на крышке – это знак тех, кто отправил сюда вражеский род на истребление Зимнего Волка! О «помощниках» нам с Анютой говорил парень, которого мы взяли в плен под землёй, так что не всё так просто, как кажется!

Олег прервался, чтобы перевести дух и успокоить застучавшее сердце:

– Я отправлюсь на поиски людей, погубивших мою жену, и проживу свою жизнь в стороне, не стану помехой ни для Серко, ни для Влады, и не буду маячить у них перед глазами, как воплощение совести.

– Это верно, для них Совестью становятся только покойники. И вы с Серко правда похожи – два дурня, которые…

Старик вдруг закашлялся и после приступа на его седой бороде остались алые брызги. Обтерев рукой посиневшие губы, Михаил не стал продолжать свою мысль. На столе сына он заметил нож с рукоятью красного цвета. Пальцы Олега нежно поглаживали клинок, будто тот был живым воплощеньем погибшей жены.

– Она всю жизнь понимала слово «Счастье» по-своему, – напомнил старый скиталец.

Олег вздрогнул, быстро подобрал ножик и спрятал его за голенищем правого сапога:

– Анюта всё правильно понимала – за счастье надо бороться, идти за ним, отбивать от других…

– Да-да, а случись какая вдруг неожиданность, так списать на Недолю, – прикрыл глаза усталый скиталец. – Из-за этого-то она и погибла: как детей тебе родила, боялась жить в неизвестности. Мы с тобой восемнадцать Зим продержались на холодной дороге, без предсказаний, не зная, что там ждёт впереди, за поворотом? А она чуть с ума не сошла, когда ведунья ей пару Зим для детей не открыла. Иметь столько богов и не найти покой для души – разве же это хорошая вера?.. Никто Анюте твоей не ответил: ни Мокоша, ни Род, ни Марена. Так и хочется встать, не переходить через мост над рекой, а ведь зовёт она, давно уже просит… И зачем мне такое?..

– Даже в чёрные дни, когда я потерял самое дорогое, ты по-прежнему злобствуешь! – зашипел Олег, хватая плащ и рюкзак. – Ты сам хотел уйти от Нави, оставить племя, так чего теперь меня осуждаешь?!

Старик ему не ответил.

– Тебе никогда не понять, что я чувствовал! Ты даже в собственной любви разуверился! Сколько ненависти, сколько желчи и сухости внутри тебя! Ты никогда не понимал, чем я живу и зачем я делаю то, что должен был сделать!

Старик молчал.

– Отец?

Сын подошёл к Михаилу и тронул его за плечо. Голова скитальца безвольно упала на грудь. До последнего часа он хотел сказать сыну то, что видел в их общей жизни, говорил и не смог донести этот сказ…

*************

Олег смотрел на свои окровавленные после кашля ладони. Лиска притаилась, ожидая продолженья истории. Воспоминания о последней встрече с отцом растворялись перед скитальцем в стылых нитях дождя. Вода шумным потоком изливалась с небес – таких же пепельно-серых, как волосы его единственной дочери.

– Я давно простил Владу за всё. Хочу лишь, чтобы она была счастлива. Знаю, что, чего бы она не добилась, едва ли обретёт в своем сердце покой. Я ушёл из навьего племени, ведь думал, что поступаю правильно, что смогу найти ту причину, по которой ненавидят и убивают моих родных. Мне пришлось расстаться с семьёй, но не скажу, что в тот час я сожалел об уходе – я был зол и отчаялся, ненавидел всё, всех и вся. Но, получается так, что самой важной в моей судьбе встречей – была встреча с Навью...

Он попытался набрать воздух в грудь, но его тут же потряс новый приступ. Во рту вместе с кровью смешались осколки зубов и едкая жижа. По заросшему лицу Олега разлилась смертельная бледность. Лиска с беспокойством посмотрела на старика, и тогда Олег ей честно признался:

– Мне осталось не долго – не нужно лукавить перед собой. Для готового умереть человека нет ничего ценнее, чем правда о его собственной жизни. Я найду тех, кто подослал Виичей к нам, чтобы уничтожить мой дом. Я найду тех, кто разрушил мою семью, и спрошу их: «Зачем?!». Зачем они сделали это?! Я знаю, как они себя называют, мне кое-что рассказал о них человек, который верой и правдой служил окольцованным долгие годы…

*************

– Пригнись Олег, пока они не появятся, не надо светиться, – вполголоса бормотал Семён. Наёмник раздвинул заросли тысячелистника, аккуратно освобождая себе сектор обстрела. Зонты белых цветов – не такая уж хорошая маскировка, но возле пастбища больше ничего не росло. Один этот сорняк отвоевал себе место, поднимаясь на добрых полтора метра вверх. Судя по яркому блику на хмари, луна была полной. Серебряный свет озарил поля до самой реки. Два десятка стреноженных лошадей мирно паслись в темноте, животных ничего не беспокоило, а вот наёмников, что затаились на лёжке, наоборот...

Это случилось на пятое лето, после того как Олег оставил племя Зимнего Волка. Он старался помалкивать и никому не рассказывать о своём прошлом. Всё равно никто бы не понял, да и не поверил, что человек способен прожить двадцать Зим в одном логове с Навью.

Но с Семёном они как-то сразу и крепко сдружились. Началось всё с одного общего дела – Олег хорошо помнил того мутноватого торгаша. Подозрительный тип нанял его охранять караван с каким-то очень редким и тайным товаром. Что это был за товар стало ясно, когда половину каравана снесло сильным взрывом. Людей как ветром сдуло с лесной дороги вместе с навьюченными лошадями – в прохудившиеся ящиках оказались отсыревшие динамитные шашки.

Однако незадолго до взрыва, Семён позвал Олега проверить, кто отстал от хвоста каравана. Только эта случайность спасла их от гибели. С тех пор было немало совместных дел и даже одна Зимовка в отдалённом Тепле.

Долгой Зимой не было лучшего развлечения, чем истории из собственной жизни. Сидя в заработанной за короткое лето избе, Семён рассказал Олегу о том, где бывал, как жил и что видел. Однажды он поведал скитальцу о Дивах, с которыми столкнулся далеко на востоке, возле обезлюдевших городов. Олег удивился, ведь с Дивами встретился гораздо ближе, у подножия Пояса. Наёмник начал расспрашивать, то ли самое племя каннибалов они видели вместе? И тогда Олегу пришлось рассказать кое-что из своей правдивой жизни. Мало по малу он выдал Семёну хорошую байку, как ему тогда показалось, о похищенной Навью жене. Семён слушал молча, по обыкновению своему склонив голову набок и почёсывая правую бровь, словно не было ничего такого в рассказе товарища, и не о страшном Навьем племени шла тогда речь. Олег закончил неловким враньем, что из-за желания мстить он теперь сам охотится на подземное племя. В ответ друг ему посочувствовал, а на словах дал совет:

– На навье племя в одиночку не суйся – дикие это люди. Да-да люди, и уж поверь, я-то знаю. Пусть дураки зовут Навь волколаками, таким суеверные страхи только помогают сберечься, а истинной правды лучше не знать. Это зараза, Олег, та самая, от которой надо держаться подальше. Но не бойся, не один ты на них точишь зуб. Скоро тварям конец и настанет…