Олег поглядел как Лиска потихонечку засыпает и вновь задумался о предстоящем. Ведь это была его последняя дорога, последняя важная в жизни цель – нужно было встретиться в Китиже со знающим человеком и узнать от него сокровенную правду. А Лиска – последняя попутчица, с кем он связался бок о бок – лгунья, воровка, приживалка и сирота. Он спас её в Чуди, надеясь выйти на тех, кто перед ним провинился. Олег искал правду, а нашёл только девочку, кто продержалась четыре Зимы за счёт вранья. И ведь неправильно она жила, в беды слишком часто влипала. Многие из полушутливых рассказов Лиски обрывались на середине, и о самом плохом она точно не договаривала. Олег задумался – не удастся ли устроить её где-нибудь в Китеже? Хватит сироте мыкаться по свету бездомной. Может быть найдётся ей место в зажиточном городе, а Олег постарается с этим помочь?..
Олег задремал, но с испугом проснулся: нет, сегодня лучше не спать, не спокойно оказалось в лесу под Тавритой! И колдуны со штырями не давали покоя и тот странный шиповник, который рос сам собой на глазах. Тяжёлый был день, от всех мыслей так запросто не избавишься. Только услышав с места Лиски сдавленный сип, Олег понял, что проснулся из-за этого звука. Олег хотел спросить было: «Чего ещё смешного ты вспомнила?», но не сказал. Сжавшись под краем плаща, Лиска еле слышно выла от слез. Она сжимала руками свою рыжую голову, по которой недавно чуть не прошлись топором и причитала:
– Всё хорошо у меня! Хорошо! Всё хорошо у меня, хорошо, хорошо!..
Глава 5 Тридцать серебряников
Олег уснул только под утро, а проснулся он от того, что на грудь ему кто-то давит. Прямо перед лицом скитальца торчала смешливая рожица Лиски. Рыжие волосы вздыблены, глаза сверкают без всякой печали, а под верхней губой засунуты две короткие веточки.
– К добру, или к худу? – через силу спросил скиталец.
Лиска надавила на грудь посильнее и завыла словно мелкая нечисть:
– У-у, а ты про фсяких-там духоф и чуждых Яви зверей любиф расскафывать? Скавфы такие ведешь, или тофе считаешь страшным франьём?
– Было время, когда в Доме байки про чудищ ценились. Но теперь не надейся – продать сказки не выйдет.
– Фалко… – пожевала девчонка два деревянных «клыка». – И серебрифко мы с тобой потефряли и есть хофетца так, что фпору станофиться бобрихою.
Олег только поморщился от нарастающего жжения в груди:
– Слезь с меня уже, домовёнок.
Приступ утреннего кашля, смешанного с едкой кровью, накопился в истерзанных лёгких. Но Лиска и не подумала его освободить. Наклонившись к лицу Олега так, чтобы сипеть ему в лицо через ноздри, она проговорила:
– Я не домофёнок! Я Нафь!
Олег чуть не закашлялся. Видя отчаянные попытки скитальца подняться, сирота рассмеялась, вытащила из-под губы веточки и слезла с него:
– Ну чего ты так, дедушка, испужался? Боишься, что я тебя укушу? Так это я шутковала! Хотя страхи твои легко понять можно: Навь все боятся, да только никто их толком не видывал. Живут себе под землёй, режут да грабят оседлых в набегах – вот вся их правда!
– Знаю я, как Навье племя живёт. Побольше твоего знаю!.. – проворчал Олег, поднимаясь с придавленной за ночь земли.
– Хе-е, и откуда?!
– Не твоего ума дело откуда! С возрастом, знаешь-ли, многое открывается запросто. С годами ты мудрее становишься, видишь больше и крохи правды в единую истину складываешь. Соплячкам вроде тебя не понять. Глупая ты совсем, сама как деревяшка!
– Чего-о?! – возмущению Лиски не было края, хотя Олег её просто дразнил. – Глядите-ка, люди добрые! – крикнула она деревьям словно свидетелям. – Старый пень меня деревяшкой назвал! Нет, ты чё, мухомор гнутый, думаешь, самый умный?
– Уж поумнее тебя, – посмеиваясь, начал собираться в дорогу скиталец.
– Ах вот как! А ну, отгадай загадку: «Гром гремит, кусты трясутся – что там делают?».
Олег вылупился на девчонку – был у него один хороший ответ, только вот сказать его вслух он не решался. Но нахальная мордочка Лиски вызывала его на допрос:
– Е...
– Ты не порти мой рассказ, там медведь малину тряс! – быстро договорила она. – А ещё себя самым умным считает! Много лет прожил, а детской загадки не знаешь! Это всё от того, что ты с людьми в Тепле не теснился и деточек их не нянчил! А где же ты жил вообще тогда, сознавайся?!
Олег не смог больше сдерживать кашель и отвернулся от Лиски. Его чуть не вывернуло наизнанку. Лишь когда кровь перестала сочиться из горла, а кашель утих, он смог ответить на вопрос насторожившейся девочки:
– Где работу давали – там и жил. Наёмники у хозяев зимуют – по городам и общинам. Много чем пришлось заниматься: и банды разбойничьи разгонять, и деревни защищать от набегов, и караваны в пути сторожить. Часто брал плату едой и жильем на Долгую Зиму. А как Берегиня в Китеже воцарилась, платить стали звонкой монетой. Такие сказы у меня накопились, что за год не переслушаешь, да только никому они сейчас не нужны. Кто хочешь сейчас о таком может поведать.
– Да не все умеют гладко рассказывать! – напомнила Лиска. – А когда скитальцем был, как тогда выживал?
– По разным подвалам и брошенному Теплу бился, вместе с отцом. Но это было давно...
– Тогда ты про Навь и узнал? – пристала к нему любопытная девушка.
– Да тебе что с того?! – после приступа колени скитальца дрожали, внутри горла саднило, как будто откашлялся он острой металлической стружкой. От собственной слабости его взяла злость:
– Не суй свой нос в чужой вопрос, ясно?! Зачем тебе знать про проклятый род?
Поднявшись на ноги, Лиска ещё пуще взлохматила себе волосы, оскалилась и безумно округлила глаза:
– А что, похожа я на дикарку из подземного племени? Поверят в меня домовые?
Только сейчас Олег понял, к чему она клонит. У них не было ничего, чтобы добыть себе пропитание. Сказы в Доме цены не имели, автомат и небесное серебро у них отняли ясаки. Несколько дней к ряду у скитальца и Лиски не было маковой росинки во рту, а испытаний на их долю выпало много. Да и верно – людей не исправишь: домовые любили всё необычное – духов с чудовищами, легенды, сказки и выдумки, и Лиска хорошо это знала.
– Вот что, дедушка, ты меня сегодня за деньги будешь показывать. Скажешь, что Навь с собою привёл, мол, поймал меня и теперь по общинам водишь, как зверя лесного!..
– Да ты глупостей не придумывай! – оборвал Лиску Олег. – Люди Навь ненавидят! А вдруг набросится кто, за родню свою мстить?! Могут ведь найтись и такие!
– Э-э, дедуля, плохо ты домовых знаешь! Они нечисть сколько боятся, столько и любят! Не дадут пленницу самосудом убить! Я не дура себя подставлять, в любой другой общине и пытаться не стану, а в Доме – чего ж не попробовать?
Скиталец задумался. Воровка лихо зыркнула серыми глазками – она играть чужую роль не боялась, а вот Олег опасался…
– Да ты не робей, ведь я неспроста такое придумала! Ты же много знаешь о Нави, ещё в Чуди про тебя говорили! Обучишь меня самому главному, а с остальным, я уж как-нибудь справлюсь! Ведь нам кушать нечего, не монеточки нет, а цена простых слов всем известная!
Только вот не по душе Олегу были такие обманы, а самое главное – в них слишком рисковала девчонка. Скиталец давно привык решать свои беды сам. Восемнадцать Зим подряд Олежка прожил один и давно никто не звал его ласковым именем. Трудные это были годы, и хоть лето отогревалось, а люди всё равно жили тяжко. Многого он в пути насмотрелся – такого, что и в сказаниях никаких не расскажешь. Боялся он за девчонку.
– Не должны мы обманывать. Если подумают, что ты водишься с нечистой силой, то могут убить. У домовых всё лето идет Большой Мен, может удастся за грош моё огниво продать или плащ?
Лиска вздохнула так, как будто все её мечты развалились:
– Тогда остаётся мне только милостыньку просить, как делала раньше. А в Доме попрошаек не любят. А если украдешь чего и попадёшься, так сначала тебя отдубасят, потом сторожа в тёмный угол посадят, а на утро закопают по самую шею. И вот сидишь ты избитая в холодной земле, а все вокруг ходят, плюются, да ещё обзываются…