Сейчас… руки-ноги гнутся. Переломов не ощущаю. Глазки смотрят на этот мир. Мозг соображает адекватно.

Как спасся? Или кто спас? Непонятно. Но никаких болезненных ощущений откаченного утопленника нет. Хотя чёрт его знает, как чувствуют себя эти откаченные утопленники.

Одно можно утверждать точно: сейчас я вишу в воздухе, крепко привязанный к чьей-то спине. Рассмотреть чьей не представляется возможным. Глаза на затылке у меня ещё не проросли, а то внутреннее зрение, которое так внезапно проявилось у меня в замке Мары, включаться категорически отказывалось. Далее. Их по меньшей мере двое. Хотя, может, остальные просто молчат. Про «подохну» — это, скорее всего, про меня. Вот тут вам шиш. Сейчас я чувствую себя живее всех живых и, выражаясь вашим языком, подыхать не собираюсь. Остальное покажет время.

Вот, принесут меня к себе, так и будет плясать от их печки. Или от камина. Или от очага. Или от костра. Короче. Найдём от чего поплясать. Одно можно сказать точно. Ростом они точно выше меня. Вон, как мои ножки болтаются на приличном расстоянии от земли. И не похоже на меня, поскольку мой внешний вид явно удивил. Хотя странно. Хлоя и её братья — гелы, а я на них похож на сто процентов. Или они чего скрывают в своём истинном обличии, а мне просто глазки замыливают своими колдовскими штучками.

Я ту же вспомнил и Мару, и Нога. Что же случилось во время нашего полёта? Почему меня не попытались спасти прямо в воздухе? Мара ведь не раз утверждала, что дролонг одного точно поймает. Или ловить нужно было нас всех, а на меня просто не хватило времени и лап дракона? А может, случилось что-то такое, чего я не понимаю? Может, на Нога кто-то напал? Хотя кто может напасть на такую зверюгу? Если бы и была такая возможность, то нас бы предупредили. Парашюты выдали на эти непредвиденные ситуации. Впрочем, какое они представление имеют о парашютах? Вон, Мара сиганула с небоскрёба на камни — и хоть бы хны. Даже пяточку не отшибла. Хотя она на дролонга сиганула…

Короче, одни предположения, домыслы, догадки и это пресловутое «если». Ответов на всё это ноль целых хрен десятых. Ну или почти так.

Решив особо не заморачиваться и не напрягать мозг до кровоизлияния, я стал созерцать окрестности. Этот мир как-то отучил меня напрягаться раньше времени. Или я и раньше таким был, а здешняя реальность просто укрепила мой здоровый пофигизм, подталкивая решать вопросы по мере их поступления, а не обдумывая на сто шагов вперёд. Поэтому окрестности, созерцание, впечатления, запоминание и, конечно, ожидание прихода в конечную точку. Ах да. Ещё радость оттого, что идти не заставляют, а несут в довольно комфортном подвешенном состоянии. Да я бы и не прошёл здесь!

Кругом, насколько хватало усиления моего личного оптического прибора под названием глаза, простиралось болото. Причём это были не до боли знакомые российские топи какого-нибудь северо-западного региона с огромным обилием мха и чахлыми деревцами и кустарниками. Нет, это были какие-то джунглевые болота. По крайней мере именно так охарактеризовал я их с первого раза. Естественно, за свою жизнь я ни в джунглях, ни в тропических болотах не был. Охотиться на анаконд меня как-то не тянуло. Гонять по пьяни крокодилов или ещё какую живность, обитающую там, тем более. А может, эта живность и не обитала там вовсе.

В общем-то, всё, что окружало меня в зоне прямой видимости, можно было охарактеризовать следующими словами.

Под ногами тех, кто нёс меня, что-то усиленно чавкало и пузырилось. Довольно плотным, но отнюдь не беспролазным строем вверх устремлялись многочисленные стволы разнообразных деревьев, покрытые всевозможными ползучими паразитами вроде лиан. Вверху эти стволы, лианы и иже с ними раскидывались и переплетались в единую массу изумрудной зелени, образующую многослойную, цветущую, пахнущую и живущую своей жизнью накидку, накрывающую окрестности так плотно, что здесь, внизу, стоял ощутимый полумрак позднего вечера. В этой многоярусной накидке что-то свистело, пищало, гулко ухало, язвительно улюлюкало, насмешливо хохотало, поедало друг друга, радовалось жизни и размножалось. Вот, судя по звукам, точно размножалось, как, впрочем, и всё остальное. Но это там — наверху. А здесь, внизу, стволы-колоны, чавканье под ногами и никакого движения, поедания и размножения. Чем не болотистые джунгли? Да всем болотистые, хоть я их и не видел.

— Нет, давай его всё-таки бросим и подстрелим что-нибудь на ужин, — прервал мои созерцательные размышления тот, который не нёс меня.

— На ужин настреляют другие, не волнуйся, — спокойно отвечал мой носильщик.

— Вождь по головке не погладит за эту падаль, — настаивал первый. — Всё ровно подохнет.

— Вождь спасибо скажет и лучшими войнами племени объявит. Ты хочешь быть лучшим воином племени?

— Спросил! Конечно, хочу! Только за этого нас плоды турога сошлют собирать. А я — воин, а не какой-нибудь грязный сборщик.

— Иди тогда и стреляй кого-нибудь на ужин. А я стану лучшим воином и попрошу вождя отдать тебя ко мне в услужение.

Далее диалог прекратился. Видимо, второй решал свою участь. Стать лучшим воином, скорее всего, было для него пределом мечтаний. Но, с другой стороны, альтернатива стать каким-то там сборщиком каких-то плодов пугала его ещё больше. Отсюда я сделал вывод, что дисциплина у этих незнакомцев серьёзная, а наказания суровые и беспощадные. А какой можно было сделать вывод, если, по их же словам, за какую-то не принесённую дичь на ужин тебя разжалуют в низшую касту?

— Ладно, — снова подал голос тот, что не нёс меня. — Давай так. Положим его здесь ненадолго. Настреляем дичи. И вернёмся и с ним, и с дичью.

— Нет, — выдал после долгих раздумий тот, что нёс меня. — А если его здесь сожрут? За что тогда великих воинов получим?

Перспектива быть сожранным мне тоже никак не улыбалась, причём настолько никак, что я уже был готов подать голос и обозначить своё возвращения к жизни.

— Хорошо, давай решим так, — не сдавался тот, что нёс меня. — Если он подохнет по дороге или вождю не понравится, то перед Великим вождём буду отвечать только я. Ты с этой минуты будешь решать свою судьбу как хочешь. И закончим на этом.

А вот это было совсем другое дело. Вот под таким решением вопроса я готов был поставить свою подпись не задумываясь. И хлюпать по подозрительному болоту не нужно. И перспектива дожидаться на сухом бугорочке какой-нибудь кровожадной твари тоже не маячила на горизонте. А парень-то далеко не глуп, как мне первоначально показалось. И логика присутствует. И тараканы в черепной коробке резвенько так бегают. Если окажется, что он не один такой самородок в племени, то вполне можно и договориться, а не выступать в роли экзотической забавной зверюшки.

Практически полностью успокоившись, приняв эти обнадёживающие мысли за основу, я даже не заметил, как задремал, под монотонное покачивание на спине несущего меня. Конечно, физиологическая целостность организма — это очень важно и приятно, с какой стороны ни посмотри. Но стрессы никто не отменял, и серое вещество, вольготно расположившееся между ушами, требует периодического приведения его в уравновешенное состояние. И самоё лучшее средство для этого — спокойный здоровый сон в полнейшем отрубе.

***

Просыпаться я начал от чувства всевозрастающего дискомфорта. Причины его ещё пока не были ясны, но чувство неустаканенности уже присутствовало. Наученный бесценным опытом за время пребывания в этом мире, я не спешил открывать глаза, да и вообще каким-либо образом показывать, что я уже в этой реальности.

Нет, мы лучше пока попритворяемся. Точнее, вспомнив систему Станиславского, убедительно поживём в образе человека в полном отрубе. Вдруг чего полезное услышат мои уши. И на основе этого мой уже слегка отдохнувший и уравновесившийся мозг разродится гениальной моделью моего дальнейшего поведения. Хватит, прошли времена дурацкого тыканья слепым котёнком куда надо и не надо. Я как-то резко прозрел, поумнел и сильно поуспокоился. Да и ежеминутные смены настроения куда-то испарились. Причём мгновенно: стройными рядами, в упорядоченном отступлении.