– Так да. Смелей!
Затянувшись, девчонка закашлялась, и Йомантас похлопал ее по спине…
– Меня Игорь зовут.
– Линда…
– Надо же!
– Кликуха… Вообще-то я – Кира. Дурацкое имя, правда?
– Ну, почему же?
– Нет, дурацкое! А косячок у тебя ничего, забористый…
– Пошли тут, на бревне, посидим.
– Пошли…
Они уселись на старое бревно, неподалеку, за соснами, сделали еще по паре затяжек и минут через пять уже были лучшими друзьями.
– Ты такой смешной, Игорюха! – Линду пробило на хохот. – Ой, вру! Щас описаюсь!
На левом запястье девчонки Йомантас заметил цветную татушку – змейка и какой-то узор. Заметил и тут же похвалил:
– Классный у тебя партачок!
– Еще бы! А-ха-ха! – горделиво тряхнув челкой, девчонка со смехом вскочила на ноги. – Хочешь, все мои татушки покажу?
– Хочу!
– Ну, смотри…
Без всякого стеснения Линда задрала худи и майку, оголив живот едва ль не до самой груди. Впрочем, груди там почти что и не было. Зато виднелся какой-то аляповатый цветок вокруг пупка, столь же аляповатый стебель от него уходил куда за спину…
Тощая… презрительно подумал Йомантас. Плоскогрудая и худая – одни ребра торчат… А уж татухи – полное безобразие! Тому, кто делал – руки бы оторвать!
– Правда, круто?
Девушка повернулась спиной, задрав одежду до самых плеч – именно туда и уходил небрежно наколотый стебель…
– Круто, круто!
– Слушай, а у тебя еще есть? Ну… пыхнуть…
– Ну-у… не знаю…
– А я б тебе за это… – Линда вновь уселась рядом, заглянула в глаза. – Ну, сам знаешь… Тебе б понравилось, я умею…
– Вижу, ты девчонка взрослая!
– Ну так… как насчет косячка?
– А как насчет…
– Я ж сказала! Хоть сейчас…
– А давай не здесь? – выбросив окурок, поспешно поднялся на ноги жрец. – Знаю тут одно укромное место… Там и покурим, и…
– Так пошли, чего зря время терять? А-ха-ха, какой у тебя голос смешной! И сам ты… Но ты хороший… я чувствую… знаю… А-ха-ха… Ну, что ты меня смешишь? Ой, смотри – собаки! Какие смешные-то, а-ха-ха… А это что развалины? А…
Йомантас нынче был на подъеме, чувствовал – никто ему сегодня не помешает… никто не оскорбит богов! Врагу не до этого… враг нынче занят…
– Линда… К столбику, вон, вставай… еще раз покажешь татушки? Да скинь ты этот балахон!
Девушка тут же сбросила худи… а заодно и майку… Действительно, не грудь – прыщики… И ребра торчат… А стебель вокруг пупка – как змея… руки бы оторвать тому, кто набивал…
– А поку…
– На! Руки дай сюда…
– А-ха-ха! Щекотно… зачем ты меня связываешь?
– Так круто ж! Жиза… Дуй, ветер!
– Какой еще ветер? А-ха-ха!
– Шумите, деревья! Радуйся, лес!
* * *
– Ну, что у тебя с людокрадами, Степан Иваныч? – пригладив бороду, Довмонт сурово взглянул на сыскного тиуна, вызванного для доклада уже прямо с утра.
Подав плечами, тиун отвечал, как всегда:
– Ищем. Мои люди торг да пристань шерстят…
– И? – усмехнулся князь. – Что-то результата пока что не вижу?
Степан Иваныч пригладил усы, этак обстоятельно, неторопливо… знал – в первую очередь князь всегда требовал тщательного расследования и четкие сроки не устанавливал, понимая – тут не все от сыскных зависит. А сегодня вот что-то… Да еще с утра. Небось, не с той ноги встал или дурной сон привиделся.
Что-то такое Довмонту и впрямь привиделось, однако он никак не мог вспомнить – что, и от того злился, и на себя, и на людей вот… Что-то такое было во сне, неприятное, злое… А вчера привиделся вдруг священный уж – залтис, будто приполз он к младшей его сестре, Лайме… Князь долго молился, а нынче вот, похоже, не выспался…
– Третьего дня на торгу полоцкие купцы объявились, – между тем, продолжал тиун. – Старший у них – Флегонтий Рыло, гости заморские из Кафы его не худо знают. Всем торгует. И живым товаром не брезгует… На насадах пришли, амбар на окраине сняли. Почему на окраине? Неудобно ведь…
– Так проверьте!
– Уже Кирилла послал, батюшка-княже…
– Хорошо! Не спугните только… – махнув рукой, Довмонт поинтересовался насчет недавнего нападение на вотчину боярина Собакина.
– От Кольши вестей пока нет, – снова разочаровал сыскной. – Так и времени-то прошло всего ничего. Разберется! Кольша – парень сметливый… Вообще-то, Гюрята Степаныч, боярин, говорят, сам в свои вотчины собрался… Может, его о чем попросить? Но это тебе, княже, сподручней.
Довмонт хитро прищурился и подобрел:
– А ты, Степане, откуда про боярина ведаешь? Мне он ничего такого не говорил…
– Так он никому не говорил… Так, средь людишек своих обмолвился словом.
– Хитер ты, Степан Иваныч! Молодец… – спрятав улыбку, князь прикрыл глаза. – Кольшу пока не торопи и людей не шли – подозрительно.
– Так я, княже, и сам понимаю.
– И боярина мы просить не будем… Есть у меня кого попросить. Тайное слово к Кольше есть ли?
– Да нет никакого слова, – пожал плечами тиун. – Ни к чему. Я ж, ежели пошлю, так своего, кого парень хорошо знает.
– А вот это плохо! – Довмонт снова нахмурился и задумчиво почесал затылок. – Моего-то человечка Кольша твой точно не знает. Значит, не будет и доверять, и ничего с ним не передаст…
– Может, от меня поклон твой человек передаст, господине? – предположил было Степан Иваныч, но, тут же сам себя перебил: – Нет! Меня на Пскове многие знают… Любой может передать… Тут что-то надо такое… Чтобы один Кольша ведал… и я или ты, княже…
– Хм… А ведь есть такое!
Прикрыв глаза, Довмонт припомнил, как несколько лет назад варяжская колдунья Хельга отправляла совсем юного тогда еще Кольшу, вернее, его сознание, в будущее, следить за жрецом… Ненадолго правда… От полученного потрясения парень потом отходил месяц! Значит, вспомнит…
– Ну, ты, Степан Иваныч, ступай… О людокрадах завтра доложишь! К вечеру.
* * *
Кольша прискакал в Ромашково к обеду и перво-наперво нанес визит воеводе и тиуну, показав обоим боярскую грамоту.
– Буду у вас тут ущерб считать…
– А чего у нас-то? – воевода гневно сверкнул глазами.
– Ну, в Костове, – тут же поправился молодой человек. – А тут я ненадолго, может, дня на два. С вами вот поговорить надо, с тиуном…
– А-а, – Дормидонт Иович, похоже, успокоился. – Ну, со мной да с тиуном – пожалуй, говори, перечить не будем. Тем более написано ж – помогать. Вон и место для ночевки тебе выделю – у меня в людской.
– Вот за это благодарствую, господине!
– Ниче…
– И сразу же спрошу…
– Дак спрашивай, спрашивай… – покладисто кивнув, воевода положил руки на стол.
Немолодой – лет сорока, но еще довольно крепкий, осанистый, с рыжей окладистой бородою, он являл собой почти полную противоположность тощему и сутулому Анемподисту-тиуну. Тиун тоже сидел здесь же, в боярской горнице, и пока что ничего не говорил – слушал, подозрительно щуря глаза и лишь иногда кивал.
– Вот нападавшие… – Кольша обвел взглядом обоих. – По-вашему, они кто? Рыцари, литовцы, полоцкие тати?
– Не рыцари – точно! – колыхаясь всем своим грузным телом, расхохотался Дормидонт Иович. – Те бы все пожгли, сил бы да сноровки хватило! А эти вишь, полдеревни… даже помене.
– Три усадьбы пожгли, – уточнил Анемподист-тиун. – Девок да отроцев похватали… А потом сбежали!
– Рати нашей испугались, поганцы! – воевода хлопнул по столу рукой. – Да и убитые ихны – тати, сразу видать.
– Думаете, лесная шайка?
Тряхнув реденькой черной бородкою, тиун махнул рукой:
– А тут и думать него – они-и! Кабы не Дормидонт Иович, так, верно, и боле пограбили бы… А так – испугались!
– Что же, они про вашу дружину знали?
– Да, видать, знали, что есть… – добродушно усмехнулся Дормидонт Иович. – Невелика тайна! Вот и торопились…
– А вы, значит, к утру только…
– Так, как гонец прискакал… Да пока собралися…
– А гонец…
– Да отрок младой, прощелыга! – отпив из большой деревянной кружки квасу, воевода презрительно скривился. – Прискакал уже вот, к утру ближе…
