Что ж, Матьку где искать – понятно. На сочной траве… Она в той стороне и паслась – у оврага…

Ну да – так и есть! Вот же змеища! Не корова – гадюка подколодная!

– Матька, Матька… Матюшка… А ну-ка, иди-ка сюда…

Выгнал! Хорошо – не далеко ушла – вовремя заметил… Ух‑х…

Переведя дух, отрок отвязал от пояса плетеную баклажку, да, обойдя овражек, спустился вниз, к реке – водицы набрать… Там хорошо – брод, камешки, вода чистая течет, и ног мочить не надо!

Спустился, набрал… И вдруг услыхал шаги! Кто-то пробирался кустами, в обход, не по тропе! Кто-то чужой? Свои-то тропу все знали! Неужто, немцы лазутчика выслали? Так бывало в старые времена… Или – разбойные люди, лесные тати – речная теребень. Здесь, в Приграничье, таких тоже хватало. Разного рода-племени – и словене, и немцы, и литовцы… и эсты да чудь. Приходили, неизвестно, откуда, грабили – уходили, неизвестно, куда… Специально для таких случаев, в Ромашкове боярин Гюрята держал отрядец во глава с воеводою. Чтоб ежели что… Однако ж до Ромашкова-то – с десяток верст. Пока добежишь, доскачешь…

Отрядом холопов воинских командовал воевода Дормидонт, Дормидонт Иович. Весь из себя осанистый, важный, Онисими его как-то видал. Говорят, когда-то служил Дормидонт самому Довмонту-князю, но вот снова боярин его к себе переманил. Видать, толковый человек – раз переманили… Или, наоборот – дубинушка стоеросовая, коль князь отпустил запросто! Толком-то про воеводу Онисим ничего и не ведал, разве что знал, что Дормидонт Иович большим был приятелем тиуна Анемподиста. А уж тот – известный всем злыдень!

Чу! Отрок насторожился. Почудилось – будто пробирался кто-то, шел по кустам, по старой тропке. Зачем – по старой, когда куда лучше – по новой, да по мосткам? Таился от кого? Аль чужак? Коли так – проследить надо, да старосте или тиуну поскорей сообщить! Правда, коровы еще… Но тут уж не до коров – от чужаков, ясно, добра не жди! Тати лесные, людокрады… а то и немцы-рыцари! Орденские земли недалече – Нарову-речку вброд перейти, а там, считай – рядом. Мужики сказывали, какого только сброда в Ордене нет! И мекленбуржские немцы, и баварские, и датские, и, говорят, из франкской земли! Все на землицу русскую зарятся, ночей спать не могут. Да литовцы еще… Хорошо хоть, князь во Пскове силен – Довмонт-батюшка. Боятся его, уважают.

И все ж – кто там шарится-то?

Хлестнул коровенку кнутом: пшла отседова! И Ониська бросился в кусты, на старую тропку… Хорошо, сразу не выскочил – споткнулся, едва кубарем в овражек не улетел! Человек тот, что по кустам шел-пробирался, на шум-то и обернулся…

Осанистый такой, весь из себя важный. Борода рыжая, глаза же – навыкате, злые. Анемподист-тиун! Боярский управитель.

Онисим признал его сразу, и похолодел – хорошо, на глаза не попался! А то б нашел тиун, к чему привязаться. Мол, вот так пастух – за стадом совсем не следит, по кустам да оврагам шляется… А ну-ка, ему, для порядку – плетей! Да – до кровушки, да – с оттягом… Доказывай потом, что коровенку выгонял – поди, попробуй!

Вжался отрок в траву, затаил дыхание… Немного постояв, прислушиваясь, Анемподист махнул рукой да торопливо зашагал к реке, к броду. Пару раз оглянулся – видать, и вправду – таился! Верно, на тони решил внезапно нагрянуть – проверить все, поглядеть… Что ж, дело такое…

Поднялся Онисим на ноги… и вдруг услыхал голоса! От речки-то звуки хорошо идут… Один голос – противный такой, дребезжащий – парнишка сразу узнал – тиун! Второй же звучал глухо… и, похоже, не по-русски… Ну, точно, немецкая речь – так купцы проезжие говорили! Из Риги, из Дерпта… Немцы-купцы – не редкость, Ониська даже пару фраз знал: гутен таг, майн фройнд и все такое…

А тиун-то тоже, оказывается, немецкую речь понимает! Ну, так на то он и тиун. Небось, с проезжими купцами сговаривается, а то и не боярские, а какие-то свои дела крутит – потому и таится. Да и черт с ним – простому-то человеку в такие дела лучше не лезть! Вот ведь, упас Господь…

Перекрестившись, отрок осторожно выбрался из кустов и побежал к стаду… Коровушки, узнав пастушка, обрадовались – замычали.

– Это что еще? – услыхав мычание, брат Гуго напрягся и положил руку на рукоять меча.

– Коровы, – усмехнувшись, по-немецки пояснил тиун. – Стадо тут у нас, недалече. Отроче пасет… один, собак нет.

– Он вас не заметил?

– Хм… нет! Я тайной тропой шел. Ну, так что, господин Цвеллер? Произведем расчет?

Глаза Анемподиста алчно блеснули.

– Да-да, – кинув, рыцарь вытащил из висевшего на поясе кошеля несколько золотых перстней с сияющими драгоценными камнями да горсть серебряных монет – пфеннигов. – Прошу…

– Ага… – пересчитав монеты и кольца, тиун сложил все в котомочку и, осклабившись, понизил голос: – Перейдете реку, дальше пойдете по этой тропе… Тонников перебейте сразу! Они же и стража. Чуть левее отсюда вниз по реке – увидите… Только потом – в деревню! Ну, а там – вот список, в какой избе девки да отроцы… – Анемподист вытащил из-за пазухи берестяную грамотку. – Все не жгите, лишь самые бедные дома. Поля не жечь – нам еще боярину подати собирать! Времени у вас – до полуночи. Потом придет отряд… Оставьте парочку убитых – чужих. И – да, никто не должен знать, что вы – рыцари. Просто литовская шайка… или вообще – неизвестно, чья.

– Приятно иметь дела с умными людьми! – вскользь заметил немец. – Да, так мы и поступим… как и договаривались… Риттеру Дормидонту поклон!

За сим и расстались, вполне довольные друг другом. Тиун отправился по тропе вверх, к деревне, рыцарь же – к своим, за реку…

– Ну, что там, брат Гуго? – завидев возвращающегося командира, нетерпеливо спросил юный Карстен Лундстрем. – Встретились со своим человеком? Все в порядке?

– Да, – фон Цвеллер отрывисто кивнул. – Лучше и не бывает! Всем снять плащи! Сержант! Щиты в набег не берите. Слишком приметные. Да, и подготовьте пленных…

Еще по пути рыцари захватили двоих бродяг. Связали, увели с собой, до поры кормили, поили… Вот, теперь и сгодятся! Что ж…

– Всем подготовиться, выставить посты – и спать! – глянув на своих, приказал брат Гуго. – Выступаем вечером!

– Наконец-то, – хмыкнув, шевалье де Шализ радостно потер ладони. – Подберу себе красивую девочку – ах-х!

– Грех это, брат, – притворно покачал головой фон Цвеллер. – Хотя вы ведь просто наемники, так что можно.

Онисим едва дождался вечера. Пригнав стадо, развел коров по домам – и со всех ног бросился к родной избе. Там, во дворе, уже проглядела все глаза старшая сестрица Лелька. Даже дед, и тот глянул с укоризной:

– Чего долго так?

– Так… пока пригнал… пока развел… С бычками еще этими намучился…

Собрались быстро – да что там и собираться-то? Удочки, крючки взяли да неводок небольшой – вдоль бережка пройтись.

Первым делом так и сделали – прошлись. Онисим порты снял, Лелька подол подняла, подвязала… Кой-что попалось – голавли, пара лещей, чехонь да всякая мелочь – красноперки, уклейки, окуньки…

Мелочь сразу же выбросили обратно в реку – отпустили. Переложив улов крапивой, лещей решили запечь в углях – костерок разложили да пошли ставить крючки…

– Может, зря костер? – осторожничал Онисим. – Вдруг да с тони увидят?

– Увидят – дак что? – Лелька вообще-то всегда была себе на уме девка. – Подумаешь, костер! Мы ж от них далече! И от плеса до брода река – наша, деревенская. Испокон веку так было, что бы Анемподист-тиун не говорил.

– Тиуна сегодня видел, – отрок сноровисто поставил вешки. – Шатался тут, у реки…

– Анемподист – тот еще ухарь! Все дела какие-то крутит… А соглядатаев у него – тьма!

– Я даже знаю – кто?

– И я знаю. Да все…

– А водица-то теплая! – Онисим вдруг улыбнулся. – Купнемся?

– Ты купнись, а мне что-то зябко, – негромко рассмеялась Лелька. – Лучше у костерка посижу – судачка пожарю!

Судачком и поужинали. Как знатные люди! Крестьяне обычно ели два раза в день – утром ну и в обед, точнее – ближе к вечеру. Ночью же никакой работы не предстояло – нечего было и есть! Так и жили… Иное дело – знать.