Со мной это случилось в тот миг, когда я выглянул из-за колонны, в надежде понять, что происходит.

Диана и Ренцо, опираясь на перила, стояли близко друг другу, – по-моему, слишком близко. Она, закрыв рот рукой, с блестящими глазами, показывала записку ему, моему герою.

Казалось, им очень весело.

Они смеялись.

Да, как они смеялись!

Надо мной.

Я понял это, когда Ренцо вытер выступившие от хохота слезы листком, над которым я корпел несколько вечеров, вкладывая в послание и свои труды, и свои надежды. Потом он поднял руку, обхватил Диану за плечи и поцеловал в щеку. Диана покраснела и отвернулась – но лишь из кокетства.

Сделай что-нибудь, раздался голос в моей голове. Давай же, разозлись. Не стой как вкопанный!

Но я застыл на месте, окаменев от стыда и унижения. Весь напрягся, втянул голову в плечи, как игрушка на пружинке, и вцепился в колонну, чувствуя на уровне живота дыру размером с баскетбольный мяч.

Первой заговорила Диана.

– Вот бедняжка! Ренцо, хватит ржать! Над этим нельзя смеяться, мы же не придурки какие-нибудь, – в ее голосе слышалось сочувствие. Сочувствие и насмешка.

– Да как тут не ржать?! – возразил Ренцо. – Надо же такому в голову прийти! «Когда я вижу тебя, мое сердце делает УАЗ УАЗ»?!

Через некоторое время они успокоились, но их смех звучал в моей голове еще несколько дней. Я стоял за колонной и даже не вытирал слезы, из-за которых ничего не видел.

– Рэ, мне его жалко. Ты должен рассказать ему о нас.

– Чего я должен сказать?

– Ну…о нас… что мы… встречаемся. Он же твой лучший друг.

– Он мне не лучший друг. Он один из моих друзей, УАЗ УАЗ!

Даже если бы меня пырнули ножом, было бы не так больно.

– Ты засранец. Вито застенчивый, но обаятельный. И умный.

– А, так он тебе нравится?

– Да.

– Вот как! Тебе нравится этот толстяк?

– Да успокойся, меньше, чем ты. Но ты должен ему сказать.

– Хорошо, хорошо, скажу. Тогда поцелуешь?

Наконец я смог отодвинуться от стены, к которой словно прилип.

И услышал этот звук, чавкающий, отвратительный. Представил себе рот Ренцо, с кривыми зубами, его пухлые губы, которые прижимаются к губам Дианы… Я сделал шаг назад, надеясь, что меня не выдадут ни мой стон, ни скрип ботинок.

Пробегая мимо лестницы Е, я вытер глаза рукой. Перед лестницей D остановился на пару секунд, чтобы посмотреть, как мигает в кабине лифта неоновый свет. Интересно, Ренцо раскрыл нашу тайну Диане? Рассказал, какие чудеса и чудовища есть на третьем с половиной этаже? Он хочет убить Фолкини, чтобы привести в тот мир Диану и поселиться там, где нет времени, нет взрослых правил, нет других людей и школы? Он заберет ее у меня навсегда? И почему мне не плевать на эту засранку, которая насмехается надо мной?

Я пошатнулся. Конечно, если бы не потрясение и ревность, такие мысли и предположения не родились бы в моей голове. Я это понимал. Постарался взять себя в руки. Открыв дверь в квартиру, крикнул «я дома!» маме, которая гладила на кухне, и, пряча от нее лицо, быстро прошмыгнул в ванную, чтобы умыться. Потом заперся в комнате и стал листать «Мартина Мистери».

Тик-так, тикали часы T-Rex. Тик так.

Как все изменилось за один час! Слезы смыли стыд, и меня охватили гораздо более сильные и темные чувства.

Спасительные чувства.

Гнев. Обида. Ревность.

Я крепко вцепился в них. Разжигал в душе изо всех сил.

Через десять минут Ренцо позвонил в домофон, предлагая встретиться, но я сказал, что родители увозят меня к бабушке в Турин.

– Хорошо, – ответил Ренцо, как робот. – Я поговорил с ней, Вито. Диана сказала, ей нужно подумать. Не знаю, не уверен, что она согласится… – теперь его голос звучал так, словно ему искренне жаль.

Я поблагодарил и спросил, когда он хочет сходить на третий с половиной этаж и осуществить свой безумный план. Казалось, мой вопрос застал его врасплох.

– Может, завтра днем? – неуверенно предложил он. – Ты что, созрел?

– Услуга за услугу, мы же договаривались? Отлично, завтра днем, – сказал я. – Пока.

Мне трудно было скрыть свои чувства, и, проходя мимо, отец спросил, над чем я так по-идиотски хихикаю.

На следующий день, завидев меня, Ренцо присвистнул. И заулыбался. Эта улыбка… Как он мог быть таким спокойным, таким расслабленным? Если бы вчера я не подслушал их разговор с Дианой, то ничего бы не заподозрил. Дорого бы я дал, чтобы тоже всегда выглядеть невозмутимым и хладнокровным, но желание выбить ему зубы было еще сильнее. Ворочаясь в постели и слушая завывания ветра, я всю ночь пролежал без сна. Ярость не утихала.

Дыши. Наберись терпения. Скоро все будет кончено.

Мы стояли в подвале лестницы Ренцо, а я крутил в руках пистолет его отца. Тяжелый. Удивительно. И холодный, обжигающий кончики пальцев, как мороз.

– Круто, да?

– Ага, – соврал я. Эта штука мне совсем не нравилась. От нее исходила угроза, ощущение чего-то неправильного. – Заряжен?

– Конечно. Стоит на предохранителе.

Ренцо отобрал у меня пистолет и показал, как нужно поднимать небольшой штырь под курком.

– Ты точно умеешь им пользоваться?

– Естественно. Говорю же, в прошлом году отец дал мне пострелять, когда мы ездили в Рио Торто. Это проще простого. А ты-то готов? Помнишь, что ты должен сделать?

– Я стою на лестничной площадке, на страже. Если слышу что-то странное, начинаю свистеть.

– А потом?

– Потом… – я вздрогнул, притворяясь нерешительным и трусливым. – Потом, когда услышу выстрел, прыгаю в кабину и жду тебя, чтобы открыть лифт.

– Бинго! – Ренцо поднял руку и положил ее мне на грудь. – Всегда вместе. До конца.

Я сжал его пальцы так крепко, что они захрустели, и посмотрел в глаза. Даже сегодня мне интересно, что в них было написано.

– До конца, – повторил я.

Через несколько минут мы уже поднялись на третий с половиной этаж. Прошел почти месяц с нашей последней вылазки в эту параллельную вселенную, но мы не забыли, когда и что нужно делать. Я рассчитал время подъема и остановил лифт точно перед деревянной табличкой, при виде которой у меня всегда появлялись мурашки.

Ренцо молча вытащил пистолет из рюкзака и проверил его. Он, конечно, взял и то, что мы брали обычно – разные петарды, ножик. Все то, что нам ни разу не пригодилось.

Потом засунул пистолет за пояс, положил руку мне на плечо и крепко обнял. Я заставил себя обхватить его за пояс.

Кусок дерьма, подумал я. Я тебе покажу, покажу!

Потом Ренцо, все так же молча, низко наклонился, чтобы меня подсадить.

Я оказался на третьем с половиной этаже. Посмотрел в окно (мимо грязных стекол беззвучно пролетала какая-то тень, – возможно, гигантская паутина), а потом на Ренцо, дожидаясь, когда он вылезет на площадку.

Вместо этого Ренцо неподвижно стоял возле панели с кнопками, держась за края внутренних решеток. Наружная дверь была закрыта, клин, который ее блокировал, куда-то делся, и сквозь матовое стекло лицо моего друга казалось пыльным и пепельно-серым.

Я несколько раз открыл рот, но не смог произнести ни слова.

Трудно сказать, внезапно он решил это сделать или задумывал давно. Надеюсь, первое – это немного утешает. Хотя я вряд ли когда-нибудь узнаю правду. Правда в том, что у Ренцо в голове родилась та же идея, что у меня.

Моя собственная, жалкая идея. Бросить своего друга на третьем с половиной этаже.

Почему? Неужели он боялся, что я стану препятствием в его отношениях с Дианой, и если меня не станет, ему не придется ничего мне объяснять? Или Ренцо догадался, что я все знаю, понял, что хочу отомстить, и решил меня опередить? Кто знает…

Часто говорят, что дети – жестокие существа, но порой трудно даже представить, до чего доходит эта жестокость. Может, Ренцо вообще спланировал все изначально, и Диана тут ни при чем. Кто знает, что им двигало. Ужас ядом отравил мою кровь, а в голове словно зажглась табличка с отвратительно четкими словами: ТЫ ОБЛАЖАЛСЯ! ТЫ ПРОИГРАЛ!