– Рэ, что ты делаешь? – срывающимся голосом спросил я и шагнул к лифту. Но он не смотрел на меня. А молча уставился на носки своих ботинок, будто там были написаны ответы на все тайны вселенной.

– Извини, – наконец крикнул он, срываясь на плач. – Извини!

По-прежнему не поднимая глаз.

– Нет, Рэ! Пожалуйста! Правило номер пять: всегдавместенеоставляйменяздесьчертподери! – взмолился я, но было поздно.

Слишком поздно, чтобы все изменить.

Решетки лифта захлопнулись, как крышка саркофага, и металлический грохот эхом отозвался в «Авроре 2». Чуть не сойдя с ума, я изо всех сил толкнул внешнюю дверь и начал бить в нее кулаками, дергать за ручку, кричать во все горло, брызгая слюной. Но лифт спускался все ниже, погружаясь в темноту, словно подводная лодка из романа Жюля Верна. Последнее, что я увидел, – как Ренцо закрывает лицо белыми костлявыми руками.

– Катись к черту, Рэээ! Слышишь меня?! К черту!

Я охрип. В отчаянии царапал металл ногтями, пока не потекла кровь. Я потерял рассудок. Звал на помощь маму и Бога.

Свет в шахте лифта погас – значит, Ренцо уже на первом этаже в нашей «Авроре». Я попытался вызвать лифт, но, нажав на кнопку, услышал только стрекотание, как в космической трубе, – такой звук обычно включают в телевикторинах, когда участник ошибается.

Я оказался в плену.

В ловушке.

Рухнул на колени прямо на ледяную плитку.

И услышал скрип открывающейся двери.

На верхнем этаже. Это Фолкини. Мы нарушили первое, самое главное правило: соблюдать абсолютную тишину. Скрип петель пронесся по лестнице, накладываясь на мелодию «Черной мордашки». Я постарался здраво оценить свои силы, но индикатор энергии был на нуле.

Ватные ноги, трясущиеся колени.

Бежать нет сил. Нет желания. Все равно со мной покончено. Весь вопрос, ка́к это произойдет.

Ах, эфиопка, ах, негритянка…

Та Тумп.

Он спускался.

Тумп.

Остановился.

Чудовище Фолкини затащит меня в свою квартиру, чтобы измываться надо мной, или прихлопнет прямо здесь, на лестничной площадке третьего с половиной этажа?

Твой час пробьет…

Я закрыл глаза и стал ждать. Того, что приготовила для меня лестница D. Будь что будет. Я закрыл лицо руками и попытался думать о родителях, динозаврах, Диане, маленьких успехах, которых достиг за свою короткую жизнь.

Музыка стала медленнее, превратившись в завывание, а потом и вовсе прекратилась, оставив после себя лишь грубый отголосок.

– Витооо.

Призыв скользил по перилам, усиливаясь вибрациями металла. Он шел с площадки на верхнем этаже. Я не стал отвечать.

– Витооо. Это ты?

Я снова промолчал. Я сидел на корточках у двери лифта и медленно, сантиметр за сантиметром, начал подниматься. Весь мокрый от пота, я расстегнул куртку. Голос звучал так, будто дедушка зовет внука. С пониманием, с любовью. Хотя исходил он, без сомнения, изо рта чудовища Фолкини, существа столь же древнего, как «Аврора», существа, с которым мы столкнулись в нашу первую вылазку, будь она проклята.

Я подумал, что лучше спуститься и поискать другие коридоры, другие лестницы.

– Витооо. Не бойся. Поднимайся. Наверх. Теперь ты один из нас. Из наших.

– Нет! – вскричал я, задирая голову вверх. На окне увидел бездельничающего паука, красные, жирные, дрожащие лапы которого, напоминавшие трубы, ощетинились колючими волосками словно в знак приветствия. – Нет! Отпустите меня, пожалуйста…

– Нельзя, Витооо, – голос зазвучал слащаво. – Ты всегда был в большей степени с этой стороны, чем с той. Ты принадлежишь этому миру, Вито. Даже если раньше ты этого не знал. Тот другой, Ренцо, думает, что заслужил место здееесь, но на самом деле… Иди к нам, малыш. Навсегда. Ты превратишься в легенду, Вито.

Весь дрожа от страха, я понял, что это не один голос, а бессчетное количество голосов, сливающихся в настоящий гипнотический хор. Я узнал голос матери, синьоры Ди Фебо, Луки, Джузеппе, Дианы, скрипучие голоса стариков и чистые, как горная вода, голоса молодых, которые я никогда не слышал, голоса умерших и не рожденных.

Голоса жильцов. Тех, кто жил здесь раньше, живет сейчас и будет жить в будущем.

Меня звал дом, неописуемый голос «Авроры 2».

Я открыл глаза. Слезы на щеках высыхали, а приглашение подняться на верхний этаж становилось все более настойчивым и манящим. Я облизал мокрую верхнюю губу и почувствовал на языке соленый привкус железа.

– Поднимайся. К нам, на верхний этаж. Больше не нужно ни о чем переживать. Здесь никто не причинит тебе вреда. Никто тебя не предаст. Мы обо всем позаботимся, толстяк. Мы, твоя новая семья.

Какая-то невидимая сила управляла мной против моей воли, и я вдруг обнаружил, что стою у окна, упираясь руками в стекло, а по подбородку течет слюна. Во дворе, под неизменно свинцовым небом, пауки и подобные им твари гонялись друг за другом, одни пожирали других, их останки гнили, удобряя монохромную почву, которая не могла родить ничего, кроме уродов. Показавшийся на горизонте гигантский силуэт спустился с неба и приземлился на равнину, обдав вселенную волной пепла и обломков.

Я отвел глаза и стал подниматься дальше, придерживаясь за дрожащие перила.

На четвертом с половиной этаже, где мы никогда не были, я почувствовал, что через глазки в дверях за мной кто-то наблюдает. И вдруг меня осенило: двери живые, это пластины из органов и крови, пульсирующие в такт моему сердцу, это одноглазые чудовища из дерева, металла, плоти и любопытства.

Я уронил куртку, и хищная дверь справа от меня, что-то пробормотав, выдохнула из своих гноящихся трещин-ран смрадный воздух, застоявшийся в ее замысловатых извилинах.

– Ты почти пришел, Витооо. Я не собираюсь тебя протыкааать, Витуццо. Давай же.

Только отец называл меня так. Витуццо. При воспоминании о родителях по телу пробежала дрожь.

Вверх.

Шаг за шагом я шел вверх, а мой путь освещали неоновые вспышки.

И вот последняя ступенька.

Пятый этаж.

Совсем не такой, как остальные.

Не знаю, какая сила не дала мне убежать.

Лестничная площадка, выложенная зеленой плиткой, была островком в океане густой тьмы. Словно круглая сцена, освещенная цирковым прожектором. Над темной пропастью нависал мост тьмы с витым и зубчатым парапетом, в конце которого виднелась приоткрытая дверь – вход в жилище Фолкини. Сценография фильмов в стиле экспрессионизма, которые никто никогда не видел.

Из двери лился желтый, вязкий, как жидкость, свет.

– До-бро по-жа-ло-вать! – отчеканил голос, с каждым слогом подталкивая меня все ближе к двери, словно во сне, когда тебя против твоей воли несет в неизвестность.

Но это был не сон.

Из двери высунулась одна рука, на которой было слишком много суставов, вся в коричневых пятнах и веснушках, и дрожащие пальцы сжали мне плечо. Я не почувствовал боли – только мгновенное глубокое облегчение.

Коврик у двери был весь истерзан слишком большими когтями и ногами. Послышался треск, словно лопались пупырышки на пузырчатой пленке, и рука увлекла меня за собой в квартиру. Внутри воняло испражнениями.

Пальцы разжались и скрылись в сероватой мгле. За моей спиной захлопнулась дверь. Я пошел вперед.

Это прозвучит странно, но в жилище ужасного двойника человека, которого мы до смерти боялись и с которым избегали встреч, я чувствовал себя как дома. Нет, не так, когда возвращался из школы, заходил в теплую комнату, защищенную армией «Властелинов вселенной», книг, видеоигр. Совсем нет. Здесь было ощущение свободы – свободы от правил, требований, нравоучений, свободы быть таким, каким хочешь. У меня полились слезы, но уже не слезы страха. Дыхание перехватило, я посмотрел на часы.

00:00:00 высвечивалось на дисплее. Я расстегнул ремешок, снял часы и швырнул их в темный угол. А потом снова отправился туда, откуда меня звали.

Сделал несколько поворотов и понял, что заблудился.

Оказавшись в лабиринте коридоров, двигаясь наощупь, я с любопытством разглядывал помещения, мимо которых шел: жилые комнаты в стиле деко, заваленные игрушками, пыльные, с изобилием бархата и статуэток, имевших черты жителей «Авроры», мастерски вырезанных или отлитых из полупрозрачного материала неизвестного мне происхождения. Кухни, заросшие пышной лиловой плесенью и жирными грибами, шевелящимися, как морские анемоны. Туалеты с претензией на роскошь, как во дворце, отделанные плиткой с затейливым цветочным рисунком и украшенные композициями экзотических растений. Гардеробные, где на вешалках вместо одежды висели жуткие восковые посмертные маски жильцов дома. Спальни с кроватями, в которых под черными шелковыми простынями угадывались силуэты безмолвно спаривающихся рептилий.