Я резко вдохнула, от укуса холодного воздуха едва не задохнулась. Оранжевое сияние от разбросанных фонарей заливало вечеринку мягким, жутким светом, создавая длинные тени и очаги темноты.

Что-то привлекло мое внимание, и я оторвала взгляд от дома с привидениями, чтобы найти Адриана. Он стоял рядом с Лиамом, который, несмотря на тусклый свет, все еще читал свою книгу и, вероятно, не имел ни малейшего представления о том, что происходит. На губах Лиама лениво болталась сигарета, дым поднимался в ночной воздух, смешиваясь с туманом, стелившимся по земле.

Присутствие Адриана рядом с ним разительно отличалось. Он не читал и не участвовал в разговорах, которые кипели вокруг нас. Его внимание было приковано исключительно ко мне. Его глаза цвета грифельного оникса, казалось, пронзали окружающий свет и тень, фиксируясь на мне с интенсивностью, которая была почти осязаемой. В его взгляде было неспокойствие, смесь эмоций, которые трудно было распутать. В нем был гнев — возможно, на меня за то, что я сбежала, на Донована за его реакцию, а может, на легкомысленную игру, которая приняла серьезный оборот. И все же в этой буре эмоций ощущалось несомненное тепло, напоминающее о том напряженном моменте, который мы разделили в доме с привидениями.

Воспоминания о том моменте были яркими и тревожными. Как Адриан наклонился к ней, его тело стало темным силуэтом на фоне мерцающих огней дома с привидениями, его дыхание смешалось с моим. Гулкая атмосфера вечеринки с ее смехом и ропотом, казалось, исчезла, когда я вспомнила, как близко он подошел к тому, чтобы поцеловать меня.

Осознание этого поразило меня — должно быть, Донован увидел что-то в моих глазах, когда я вышла из дома, — мерцание чего-то большего, чем просто невинность.

Может быть… может быть, я заслужила такое отношение Донована. Если я видела его таким, каким он, должно быть, видел меня с Эдрианом…

А Адриан — его брат…

Я ничего не пила и все еще была готова к рвоте.

Дэмиен наклонился ближе, в его бледно-серых глазах смешались любопытство и озорство. "Как ты думаешь, что они там делают?" — спросил он, его глаза блестели в тусклом свете.

Я молчала, не отрывая взгляда от мерцающих теней, отбрасываемых фонарями. Вопрос повис в воздухе, так и оставшись без ответа, но Дэмиен не успокоился.

"Они там уже давно, тебе не кажется?" — спросил он с ноткой инсинуации в голосе.

"Заткнись, Дэмиен, — резко вмешался Адриан, его голос прорезал ночной воздух. В его тоне слышался намек на раздражение, редкая трещина в его обычно спокойной манере поведения.

Девушка, сидевшая на коленях у Дэмиена, посмотрела на меня, в ее глазах читалась жалость, больше похожая на снисходительность. Это действовало мне на нервы, усиливая бурю эмоций, с которой я уже боролась.

Не обращая внимания на упреки Адриана, Дэмиен наклонился ко мне еще ближе. "Как ты думаешь, ты бы узнала, если бы между Донованом и той брюнеткой что-то произошло?" — спросил он низким голосом. "Он бы выглядел по-другому? Может быть, на его шее осталась бы помада или волосы были бы взъерошены. Или, возможно, его одежда будет иметь запах ее духов".

Разочарование нарастало внутри меня, и я не могла больше сдерживаться. "В чем твоя проблема, Дэмиен?" спросила я, в моем голосе прозвучали нотки отчаяния.

Дэмиен бесстрастно пожал плечами, его губы искривились в довольной ухмылке. "У меня нет проблем", — спокойно ответил он. "Мне просто нравится хаос".

"Ты засранец", — пробормотала я.

"Так мне говорили".

Я не знала, что на это ответить, но даже в мерцающем свете на лице Дэмиена было что-то такое. Я не могла этого объяснить. Как будто его беспокоило то, что люди сразу же стали осуждать его, хотя он ничего особенного для этого не сделал.

Но мне должно было что-то привидеться.

Скрип двери дома с привидениями вернул меня к реальности. Донован и брюнетка вышли из дома, вернувшись в свет вечеринки. Мой взгляд сузился, я пристально смотрела на них, пока слова Дэмиена эхом отдавались в моей голове. Могу ли я определить, что что-то случилось?

Какая-то часть меня хотела довериться Доновану и поверить, что ничего не произошло. Однако другой, более сильный голос требовал правды. Донован выглядел как всегда невозмутимым, руки небрежно засунуты в карманы, волосы слегка взъерошены, что не предвещало ничего особенного. По одному лишь его поведению ничего нельзя было сказать.

Я перевела взгляд на брюнетку. Она уже присоединилась к своим друзьям, и их шепот был едва слышен на расстоянии. В ее глазах искрилась невысказанная тайна, и что-то было в ее блеске для губ, возможно, слегка размазанном, и в ее волосах — может быть, они были более растрепанными, чем раньше? Сомнения витали в моей голове, но в глубине души затаенное чувство подсказывало, что я уже знаю правду.

Я снова перевела взгляд на Донована, безмолвно умоляя его сказать что-нибудь, что успокоило бы меня так же, как я его. Он мог бы и не спрашивать, но мне было важно сказать ему, что между мной и Адрианом ничего не было. И, возможно, он сделает то же самое для меня.

"Что?" — спросил он в ответ, его тон ничего не выдавал.

В этот момент мое сердце словно разбилось вдребезги, но я не могла этого показать. Если это наказание за мои поступки, я приму его.

"Я просто готова уйти", — сказала я, мой голос был ровным, несмотря на боль внутри меня.

Я наполовину ожидала, что он будет спорить, заставлять меня терпеть эту ночь еще минуту. Но он кивнул. "Я тоже", — просто сказал он.

Он протянул мне руку — предложение было похоже на оливковую ветвь. Несмотря ни на что, я отчаянно искала хоть какую-то связь, хоть какой-то знак, что между нами еще что-то есть. Я взяла его руку, цепляясь за эту крохотную надежду.

Когда мы уходили, я чувствовала на себе пристальный взгляд, молчаливое, напряженное наблюдение, которое преследовало меня до самой парковки. Мне не нужно было оглядываться через плечо, чтобы понять, что этот взгляд принадлежит Адриану.

4

Адриан

Я не мог вынести их вида.

Но я не мог и отвести взгляд.

Мои губы кривились в усмешке, когда их фигуры постепенно исчезали в тени тыквенного поля "Полая жатва". Ночь была залита мягким янтарным сиянием, а изящные нитяные фонарики, сплетенные в замысловатые узоры, создавали темную и неумолимую ауру.

Без предупреждения во мне закипел гнев. Игра исчезла. Это было мелкое отвлечение, которое меня не интересовало, даже когда они были здесь. Единственная причина, по которой меня это волновало, заключалась в том, что ее спиннинг приземлился на меня.

Образы ухода Сиенны, ее рука в руке Донована, зажгли что-то глубоко внутри меня, что грозило разрушить мое самообладание. Каждый смех, каждое вращение бутылки, каждый шепот вокруг меня, казалось, усиливали ярость внутри меня. Игра продолжалась, но мне было все равно.

Я не мог перестать думать о том, что произошло, о ее лице, когда она оставалась со мной наедине. Во взгляде Сиенны было что-то такое — тепло, искра любопытства. Это была связь, которую мы почти исследовали, путь, который мы почти прошли. Разочарование от того, что мы были так близки к тому, чтобы заполучить ее, но помешала ее непонятная преданность Доновану, сводило с ума. Это было похоже на наблюдение за бродячей собакой, преданной до безобразия, но слишком отчаянно нуждающейся в хозяине, чтобы понять, что ее преданность была неуместной. Ее привязанность к Доновану, слепая и непреклонная, была для меня загадкой, которую я не могла разгадать, противоречием тому пламенному духу, который я помнила с детства.

Почему меня это так волновало? Почему меня беспокоило то, что Сиенна выбрала Донована, привязалась к нему, несмотря ни на что?

Возможно, потому, что она олицетворяла собой единственное преимущество Донована передо мной, единственное завоевание, в котором он преуспел первым.