Я посмотрела на Леви, который бороздил беговую дорожку, потерявшись в своем собственном мире разочарования и выносливости. Это была слишком знакомая сцена — использование физических нагрузок, чтобы справиться с эмоциональными потрясениями.

"Звучит как беспорядок", — прокомментировала я, скорее для себя, чем для Лиама.

Лиам сухо усмехнулся, затушив сигарету. "А разве не все?" — заметил он, кривя губы. "Отношения, эмоции — они все усложняют".

"Так вот почему вы с Лили больше не вместе?" спросил я, с любопытством глядя на друга. "Все усложнилось?"

Лиам остался невозмутимым от прямоты моего вопроса, сделав еще одну затяжку сигареты. Он не ответил, просто выпустил дым в воздух.

Я нахмурил брови, понимая, что это был дешевый удар, но у меня не было настроения извиняться. Лиам, однако, казалось, не пострадал от этой колкости.

Вместо этого Лиам посмотрел на меня и спросил: "Ну что, ты уже попробовал запретный плод?"

Я уставился на него, поняв, что это была колкость — справедливый удар после моего предыдущего комментария.

"Может, твой старик пристает к твоему брату, чтобы тот обручился", — пробормотал я, скорее для себя, чем для Лиама.

Лиам бесстрастно пожал плечами. "Сойеру плевать, что думает отец", — пробормотал он. "Но его гордость уязвлена. Минка порвала с ним — еще до того, как сошлась с Кеннеди. Если бы она изменила, он мог бы оправдать это и обвинить ее. Но теперь он вынужден признать, что Минка предпочла бы остаться одна, чем мириться с ним".

В этот момент Леви выключил беговую дорожку. "Я тебя слышу, знаешь ли", — воскликнул он, слегка запыхавшись после тренировки.

"О, хорошо", — ответил Лиам, не упуская ни единого шанса. "Я уже устал рассуждать, почему ты здесь, а не трахаешься со своей новой подружкой".

Леви вытер полотенцем лицо, выглядя слегка раздраженным. "Минка гуляет с Брук, ищет наряд для дурацкого маскарада, на который она меня тащит", — сказал он.

"Чертов хлыщ", — сказал Лиам, затушив сигарету и выбросив ее в ближайшую урну.

Леви оскалился, но спорить не стал. "Вы, ребята, идете?" — спросил он вместо этого.

Лиам, как обычно, безразлично пожал плечами.

"Твой отец пристает к тебе, чтобы ты обручился?" спросил я.

Лиам медленно выдохнул, на его лице появилось выражение безразличия. "Да", — ответил он, пренебрежительно пожав плечами. "Мне неинтересно связывать себя с кем-то, кому нужен только мой престиж, мой статус, мои деньги. Это все поверхностно".

"Тогда чего же ты хочешь?"

На мгновение Лиам окинул меня долгим оценивающим взглядом. В его взгляде была глубина, намек на нечто большее, скрытое под его обычно спокойной манерой поведения. "Наверное, то же самое, что и ты", — наконец сказал он. Его голос был низким, в нем звучали редкие для него нотки искренности. "Кто-то, кто заставляет меня чувствовать что-то настолько сильное, что это опасно".

Леви, ущипнув себя за переносицу, казалось, был не в восторге от этого события. "Кто-нибудь из вас, придурков, может объяснить, во что я ввязываюсь, посещая этот маскарад?"

"Все игроки обязаны присутствовать", — сообщил я ему. Это была одна из тех командных обязанностей, которые все должны были выполнять, независимо от того, нравилось им это или нет.

"Просто держи рот на замке и выгляди красиво", — добавил Лиам. "Минка, вероятно, все равно сделает все за тебя".

Леви покорно вздохнул. "Чертова трата времени", — пробормотал он.

"Может быть, — сказал Лиам, — но после вечеринки это действительно важно".

Леви поднял бровь. "После?"

"Ну, она будет так благодарна тебе за то, что ты играл с ней в переодевания, что будет играть с тобой в переодевания", — проворчал Лиам.

Ливай закатил глаза, но не подал виду, что комментарий его особенно обеспокоил. "У меня нет проблем с тем, чтобы играть с ней в любые игры, которые я захочу", — сказал он.

"Да, все знают", — подхватил я, не удержавшись от колкости.

Челюсть Леви дернулась в ответ, но он остался невозмутим.

Лиам встал, потягиваясь. Он хлопнул Леви по плечу в насмешливо-поздравительной манере. Добро пожаловать в "Титаны", номер 1, - сказал он с ухмылкой. "Здесь мы теснее, чем твоя гребаная семья, и так же сильно ненавидим друг друга".

11

Сиенна

М не не хватало места. Может быть, это было грубо, но я не могла больше находиться рядом с Адрианом. Я не доверяла тому, что вылетало из его уст, и уж точно не доверяла себе. Мне нужно было отдохнуть от напряженного разговора. Он стал слишком реальным, слишком близким к раскрытию чувств и истин, с которыми я не была готова столкнуться. Тихие коридоры таунхауса в Виндзоре стали временным убежищем, пока я пыталась собраться с мыслями и успокоить свое бешено колотящееся сердце.

Возможность того, что Адриан может быть прав, не давала мне покоя. Его резкая оценка поведения Донована, его вызов моему выбору — все это было слишком сложно переварить в данный момент. Я пошла быстрее, стараясь опередить свои мысли.

Больше всего меня беспокоила моя реакция на слова Адриана. Меня должны были оскорбить, даже возмутить его грубые, собственнические высказывания. Но, к моему удивлению, я не обиделась. Напротив, какая-то часть меня, которую я не до конца понимала, была заинтригована, даже привлечена его прямотой. Это было поразительное осознание, которое противоречило всему, что я думала о себе и своих чувствах к Адриану.

Я оказалась в своей комнате и закрыла за собой дверь. Знакомое и уютное пространство не могло укрыть меня от внутреннего смятения. Сидя на краю кровати, я пыталась разобраться в своих эмоциях, в усложняющихся отношениях с Донованом и Адрианом.

Чем больше я думала об этом, тем больше понимала, что нахожусь на перепутье, перед лицом решений и осознаний, которые могут изменить ход моей жизни. Однако сейчас мне хотелось лишь отогнать эти мысли, найти момент покоя среди хаоса. Но даже в одиночестве моей комнаты слова Адриана звучали эхом, напоминая о неотвратимой истине, которая постепенно раскрывалась.

Ведь он был прав.

Если Донован наказывал меня за дом с привидениями, то я предпочла бы поговорить об этом, а не иметь дело с этим странным застоем между нами. Мне не нравилась концепция борьбы; мне не нравился риск того, что Донован воспользуется любой конфронтацией как поводом для разрыва. Но и то, что я чувствовала сейчас, тоже не сулило ничего хорошего.

Я встала.

Мне нужно было поговорить с Донованом о том, что произошло. Возможно, у него было какое-то объяснение, какая-то законная причина, по которой он не мог мне помочь и почему не мог позвонить. Меньшее, что я могла сделать, — это предложить ему это, дать ему преимущество сомнения.

Но как только я оказалась возле его комнаты, меня охватило чувство тревоги. Но я все равно заставила себя постучать, потому что мне нужно было понять, и я просто хотела, чтобы все снова было хорошо. Он открыл дверь, выражение его лица было непостижимым. Между нами потянулось мгновение, наполненное ожиданием. Я надеялась на извинения или хотя бы на приглашение войти. Вместо этого он просто уставился на меня, слегка нахмурив брови, словно ожидая, что я объясню свое присутствие.

Я не так представляла себе эту встречу. Я чувствовала себя чужой, стоя на пороге его комнаты, и расстояние между нами было не просто физическим. Я ожидала, что Донован проявит хоть какой-то знак заботы, хоть как-то признает свое отсутствие ранее. Но его молчание только усилило мой дискомфорт.

"Привет, — сказала я, заставив себя заговорить. В коридоре мой голос звучал негромко, но я продолжала. "Ты так и не пришел сегодня на каток. В три. Помнишь?" Мои слова повисли в воздухе, и я затаила дыхание.