"Единственное, что имеет для меня значение сейчас, — это Сиенна", — заявил я. "Убедиться, что с ней все в порядке, что о ней позаботятся. Это мой приоритет. Все остальное… все встанет на свои места. Я разберусь с Донованом. Я позабочусь о том, чтобы он больше не смог встать между нами".

Лиам бросил на меня еще один долгий взгляд. Я сомневался, что Кеннеди вообще меня услышал.

"Если тебе что-нибудь понадобится, — сказал Лиам. Он не закончил фразу.

Ему и не нужно было.

Я кивнул и вернулся к отбиванию мяча перед собой. У меня был час до занятий, и я не собирался тратить его на беспокойство.

Все получится.

Я справлюсь.

27

Сиенна

Я не могла сосредоточиться ни на чем, что говорили профессора во время занятий. Мои мысли постоянно возвращались к моей стипендии, как стервятник, который ждет, когда он набросится на свою добычу. Казалось, что все, ради чего я работала, ускользает из моих рук. Я не мог потерять стипендию. Это было единственное, что я имела, но не получила из-за Виндзоров.

Каждый раз, когда звонил мой телефон, сердце замирало в надежде, что это какие-то новости о сложившейся ситуации. Но каждый раз это был просто друг, который спрашивал о домашнем задании или обновлении группового проекта. Чувство беспомощности душило. Я постоянно прокручивала в голове разговор с Адрианом. Была ли я слишком резкой? Не оттолкнула ли я его?

На последнем занятии в этот день я не могла не смотреть на часы каждые несколько минут, отсчитывая время до своего побега. Лекция по исторической литературе казалась пустяком по сравнению с тем, что творилось у меня в голове. Мне хотелось найти решение, все исправить, но я чувствовала себя совершенно бессильной.

Я вспомнила разочарование Адриана, то, как ожесточился его голос, а слова стали острыми, как ножи. Жалел ли он сейчас о том, что был со мной? От этой мысли у меня заурчало в животе. Я никогда не хотела, чтобы он чувствовал себя частью проблемы. Он был единственным хорошим существом в моей жизни, и я не могла смириться с мыслью, что могу потерять и его.

Когда профессор отпустил нас с урока, я медленно собрала свои вещи, мои движения были роботизированными. Мне нужно было поговорить с Адрианом, извиниться, все исправить. Но в глубине души я боялась, что может быть слишком поздно. Неуверенность, словно тяжелый камень, лежала у меня на сердце, становясь все тяжелее с каждым шагом, который я делала, выходя из класса.

Пока я шла к парковке, в голове у меня крутился вихрь сомнений и страхов. Часть меня надеялась, что Адриан будет там, будет ждать, как он и обещал. Но другая часть, более пессимистичная, готовилась к разочарованию. События этого дня тяготили меня, отбрасывая длинные тени на мои мысли. Я пыталась избавиться от чувства страха, убеждая себя, что Адриан не бросит меня просто так, не после всего, через что мы прошли. Но страх оставался, упрямый и непреклонный.

На парковке шумели студенты, спешащие к своим машинам, стремясь поскорее покинуть академические рамки на целый день. Я обследовала территорию в поисках знакомой машины Адриана, сердце колотилось в груди. Бывали моменты, когда мне казалось, что я вижу его, но потом я понимала, что это просто другой студент или преподаватель. Сомнения грызли меня, подпитывая тревогу, что, возможно, он решил не приходить после нашей ссоры. Может, он решил, что я не стою его внимания.

И тут, едва не поддавшись отчаянию, я заметила его. Адриан стоял, прислонившись к своей машине, и его глаза сканировали толпу, пока не остановились на мне. Облегчение волнами накатывало на меня, за ним следовал поток других эмоций — чувство вины, страх и хрупкая ниточка надежды. Я подошла к нему, мои шаги были нерешительными. Когда я приблизилась, наши глаза встретились, и я увидела, что в его взгляде что-то мелькнуло — беспокойство? Разочарование? Я не могла сказать. Все, что я знала, — это то, что он здесь, и это было все, что имело значение в тот момент.

Как только я подошла к Адриану, он заключил меня в свои объятия с такой силой, что у меня перехватило дыхание. Его губы встретились с моими в поцелуе, который был одновременно отчаянным и обнадеживающим, как будто он пытался передать все, что не мог выразить словами. Окружающий мир словно отошел на второй план, оставив только нас двоих в нашем собственном изолированном пузыре. Его поцелуй был безмолвным обещанием, вызвавшим во мне всплеск эмоций. Я растворилась в нем, отпустив страхи и неуверенность, которые терзали меня весь день.

Когда мы наконец расстались, я посмотрела в глаза Адриана, ища хоть какой-то знак, хоть какое-то указание на то, что это значит для нас. Его глаза были напряженными, в них бушевала буря эмоций, отражая то смятение, которое я чувствовала внутри. В тот момент все было так, словно ничего больше не существовало — ни стипендий, ни обвинений, ни Донована — только мы с Адрианом и негласное понимание того, что мы в этом вместе. Это был мимолетный момент ясности и связи, за который я ухватилась, как за спасательный круг в хаосе моих мыслей.

В общем молчании мы с Адрианом сели в его машину, и груз наших мыслей и забот тяжело повис между нами. Когда он завел двигатель, я посмотрела на него, заметив сосредоточенность на его лице и то, как он слегка сжал челюсть. Поездка домой была не такой, как раньше: в воздухе витало напряжение, невысказанный разговор. Знакомые улицы проплывали мимо, и мы оба погрузились в свои собственные размышления: комфорт, который мы испытывали раньше, уступил место реальности проблем, с которыми мы столкнулись.

Как только мы въехали на подъездную дорожку, меня охватило чувство тревоги, смешанное с отчаянной надеждой. Это место теперь казалось эпицентром наших бед. Адриан припарковал машину и выключил двигатель, его рука задержалась на ключах на мгновение дольше, чем нужно. Мы оба сидели в тишине, собираясь с силами, чтобы встретить то, что ожидало нас внутри. Этот момент был паузой, короткой передышкой перед тем, как снова погрузиться в сложный мир наших жизней, переплетенных друг с другом.

Я на мгновение замешкалась, прежде чем заговорить, мой голос едва превышал шепот. "Я думала, ты не придешь".

На лице Адриана появилось озадаченное выражение. "Почему ты так подумала?" — спросил он.

Мой желудок сжался от волнения. "Я просто… мы поссорились", — призналась я, чувствуя тяжесть наших прежних разногласий.

"Это не значит, что мы расстались, Сиенна", — ответил Адриан с ноткой разочарования в тоне. "Пары ссорятся. Так бывает".

Я опустила взгляд на свои колени. "Я знаю", — пробормотала я. "Но мы никогда даже не говорили о том, кем мы были".

Адриан повернулся ко мне, его взгляд был напряженным. "Насколько я должен быть более ясным?" — спросил он, его голос был твердым. "Я люблю тебя. Ты моя. Вот и все. Не нужно ничего усложнять. И ничто из того, что ты скажешь или сделаешь, не изменит этого. Тебе позволено постоять за себя. Тебе позволено иметь мнение, отличное от моего. Нам позволено выражать свои чувства, не боясь, что мы из-за этого расстанемся".

Я втянула воздух и кивнула один раз.

"Ты не можешь жить в страхе, что я так поступлю с тобой", — добавил он, взяв мою руку и нежно проведя по костяшкам пальцев. "Я не Донован. Я не мой брат. Если я скажу тебе, что заеду за тобой, я заеду. Даже если я в ярости от тебя. Я не забуду тебя. Ты понимаешь?"

Его слова окутали меня одеялом безопасности, которого мне так не хватало. В тот момент я почувствовала проблеск надежды среди хаоса своих эмоций. Возможно, все может быть по-другому.

Я посмотрела на Адриана, и его слова нашли во мне глубокий отклик. "Я понимаю", — сказала я, мой голос слегка дрожал. Его взгляд был напряженным, наполненным искренностью, которой я не ожидала в тот момент. "Просто… все, что связано с Донованом и этой неразберихой со стипендией, переполняет меня. А потом наша ссора…" Мои слова оборвались, потерявшись в вихре эмоций, охвативших меня в последнее время. "Я не думала, что ты хочешь иметь со мной что-то общее".