В полной тишине все взгляды сошлись на нас.

А муж преспокойно раскупорил бутылку, доверху налил пенящийся напиток в мою обувку, сказал: «Твое здоровье!» и залпом выпил прямо из моей туфли.

Восторженное «О-о-о-ого!» пронеслось по рядам и зала разразилась аплодисментами.

И тут я почувствовала на себе ненавидящий взгляд, режущий, точно скальпель.

Серилла Дамвиль стояла неподалеку, уцепившись за руку Мултона ла Вара так крепко, что буквально висела на императорском инспекторе. Она была очень красива в своем пышно задрапированном красном платье и с красными локонами, рассыпавшимися по плечам.

К этому тотальному бордо как нельзя кстати подошел бурачковый цвет, в который окрасилось ее лицо.

«Это я! Я должна была быть на твоем месте!» – буквально кричало все в ней.

Музыка грянула с новой силой, и Кайран предложил мне руку.

Претемный! Я ж не умею танцевать эти их местные танцы, очень похожие на вальс и мазурку из нашего мира.

Благо, что память тела Манон, которую, несмотря на ее незавидное положение в семье, учили всем этим па, подсказала, как двигаться.

Вокруг все расступились, а мы с мужем танцевали, глядя друг другу в глаза, как будто не существовало ничего больше.

Он крепче, чем нужно, прижимал меня к себе, и я с ужасом чувствовала, что плыву от пламенного взора этого красивого статного мужчины.

Ради отвлечения я решила затеять светскую беседу:

– Зачем нужен был этот спектакль с туфлей?

– Это был не спектакль.

Кайран стиснул меня в объятиях и опрокинул вниз, вдохнув запах с моей оголенной шеи и чуть ли не скользнул губами.

– Тебе идет этот камень. Я чувствую в тебе ту же страсть.

«А я в тебе!», – чуть было не ляпнула я, но сдержалась. Что-то не получалось у нас светской беседы.

– Интересно, почему нынешний император не выкупил бриллиант – это же фамильная ценность императорской семьи?

– Авл Максим не особо любил вторую жену своего отца.

Чтобы не выглядеть подозрительно, я не стала задавать вопросов, хотя узнать про местную историю было любопытно. Надо приобрести какой-нибудь учебник истории, что ли, чтоб впредь не попасть впросак.

– У тебя столько медалей. За что вот эта, например?

Я указала на бриллиантовый крест на груди Кайрана, состоящий из четырех орлов, распахнувших крылья.

– За спасение солдат в битве при Аллере. Мне тогда был двадцать один год, – ровно ответил Кайран, без гордости или позирования. – Рота попала в засаду, и шансов спасти людей было мало. Мой отец, который тогда командовал сражением, запретил разработанную мной операцию, счел ее слишком рискованной. Я выступил самовольно, без его согласия. После этого три месяца просидел на гауптвахте и был разжалован до прапорщика. И лишь потом пришел приказ об императорской награде.

Мне вдруг захотелось больше узнать о человеке, который зовется моим мужем, и о его семье.

– Наверное, твой отец был достаточно суровым…

– О да, – усмехнулся муж. – Строевую подготовку он проводил мне лично. Я тогда проклял все на свете и всерьез разработал план побега в Дворфию, где он меня не найдет.

– А мама?

По лицу мужа пробежала тень.

– Она отреклась от мирской жизни и ушла в монастырь. Я почти ее не помню.

Вот тебе раз. Оказывается, Кайран рос без материнской ласки, под гнетом воспитания жесткого и сурового отца.

Насколько я помню его биографию, он был единственным ребенком в семье.

И тут я, всю жизнь мечтавшая о братике или сестричке, подумала вслух:

– Наверное, если бы у тебя был брат или сестра, легче было это пережить.

После этих слов Кайран очень сильно помрачнел.

Я не смогла понять, что не так, и почему эта тема так его задела, а тут и танец закончился.

Мужчины и женщины, по обычаю, в преддверии появления императора разошлись по разным залам. Императрица вместе с женской частью правящей семьи появлялась в женском, а император с сыновьями – в мужском. И только потом все соединялись, болтали, танцевали и предавались развлечениям.

Таким великолепным образом я оказалась прямо посреди клубка гадюк, над которыми безраздельно властвовала Красная Плюющаяся Кобра по имени Серилла Дамвиль.

Сражение было неминуемо. Я видела это по усмешке, искривившей пухлые губы Дамвиль.

Она стояла неподалеку, зловеще ухмыляясь, и явно полагая, что победа снова будет за ней.

Но красноволосая не учла, что перед ней стояла не прежняя робкая и забитая Манон, которую она пыталась отравить.

– Ах, леди Лафай… ой, простите, Альберон, вы нынче выглядите совсем иначе. Куда же делись ваши знаменитые зубы, дорогая? – с преувеличенной заботой начала Дамвиль.

– Они на месте, – я ослепительно улыбнулась. – Можете подставить свое горло, чтобы проверить.

В воцарившейся гробовой тишине стало слышно, как за окном тихо плещется вода в фонтане перед замком.

Дамвиль была опытной стервой, потому если и смутилась, то всего лишь на одну долю секунды.

– И да, кстати, леди Дамвиль, вам бы неплохо проверить заодно память, – не дала ей опомниться я. – То, что вы никак не можете запомнить мою фамилию, внушает опасение. Альберон. Альберон. Альберон. Видите? Это же просто. Тренируйте побольше мозговую активность, а то ведь старость подкрадывается незаметно – сейчас мою фамилию забываете, завтра, глядишь, и уже свою вместе с именем, а уж там и до старческой деменции недалеко. Вы уж поаккуратнее с этим.

Помятуя, что она старше меня, Дамвиль буквально побелела от ярости от моего прямого упоминания об этом, но храбро и безрассудно ринулась в бой:

– А эта ваша новая прическа? Должно быть, парик? Вы же в курсе, что они нынче уж вышли из моды?

Остальные дамы, затаив дыхание, прислушивались к нам.

Вот у них будет разговоров после бала!

– Вы же в курсе, что регулярное окрашивание хной портит волосы? – отбила я. – О богиня моя, что это? Посмотрите, какими нездоровыми и сечеными выглядят ваши кончики!

Дамвиль машинально схватилась за свои яркие пряди.

– Я не прибегаю к краскам! Все знают, что это мой натуральный цвет!

– Ну да, ну да… – понимающе кивнула я. – Наверное, ваша личная служанка на рынке хну килограммами для себя покупает. Вот только она же вроде блондинка, нет?

Соперница молчала, пытаясь прийти в себя. Такой отпор стал для нее полной неожиданностью и она заметно растерялась.

Тут ей на помощь решила прийти противная белобрысая девица, которую я хорошо запомнила по неудавшемуся приему Манон.

– Скажите, леди Альберон, а это правда, что вы теперь живете в бедняцком квартале среди черни и продаете луковые пироги?

– Не луковые пироги, а пиццу, – хладнокровно поправила я.

– Как вы сказали? Птицу? Что за нелепость! – вскликнула белобрысая и зашлась неестественным смехом, приглашающим и других дам посмеяться. – Очевидно, это такая же гадость, как и так называемый шоколад, которым вы нас потчевали в прошлый раз.

И вдруг послышался глубокий женский голос:

– Речь идет о пицце, леди Дебитош. О пицце. Разве так сложно запомнить это простое название?

Все обернулись и увидели женщину в простом светлом платье с синей шелковой лентой через плечо. По ее гордой осанке и величественному виду я сразу поняла, что это сама императрица Модеста в сопровождении своих дочерей – старшей Ольги и младшей Иванны.

– Государыня императрица, позвольте поинтересоваться… Откуда вам известно об этом странном ястве? – заикнулся кто-то.

– Мы с моими девочками, – улыбнулась Модеста в сторону дочерей, – и, между прочим, мальчиками заказываем ее каждую пятницу на ужин. Это уже стало нашей маленькой традицией. Кстати, у леди Альберон очень быстрая доставка. Всегда все вкусное и горячее, прямо из печи.

Вот от этого я точно чуть не плюхнулась в обморок.

Сама императорская семья заказывает у меня пиццу, а я об этом ничего не знаю?

Как это вообще понимать?! Резиденция Кокцеев ни разу не значилась в адресах доставки!