— Мои тоже.

Он шустро заполнил учетную форму, пообещал навестить еще и спросил, не нужно ли мне чего — сигарет, станка для бритья или других мелочей?

— Спасибо, Андрей, я не курю. А мелочи… Как вообще называется это место и как мне связаться с моим начальством?

— Битонто, округ Бари. В самом Бари вроде бы есть миссия вашей Народной армии, я уточню.

И убежал переписывать других. А у меня случился затык — все крутил название городка и никак не мог понять, почему оно меня так зацепило.

Да и госпитальная палатка — не лучшее место чтобы ловить ускользающую мысль. То орут, то процедуры, то новости с фронтов, то новеньких привезли, то стареньких выписывают… И это у нас еще поток не такой большой, как в развернутых рядом 33-м и 35-м полевых госпиталях, бои под Фоджей нешуточные, даже бомбардировщики пару раз к Бари прорывались, вокруг зенитки гремели. Опомнились немцы, спохватились, перебросили часть войск из Греции и Югославии в Италию, вот и не вышло у союзников быстро, как на Сицилии.

Выбрался я наружу, отдышаться от пропитавшей все карболки, да подумать без суеты и тут нате вам — шествуют навстречу господжица Проданович и майор Стюарт, сияющий, как золотой соверен.

— Ну здравствуй, противный мальчишка, — потрепала Мила меня по щеке.

— Как вы меня нашли?

— С трудом, — выдал лучшую из своих лошадиных улыбок Стюарт.

— Я работаю в миссии НОАЮ в Бари, — объяснила Милица, — к нам попадают списки всех доставленных сюда пациентов.

— А почему с трудом?

— Обычно списки делают на машинке, а твой был от руки.

Честно говоря, я не очень понял, как это могло вызвать трудности, но Стюарт объяснил:

— Вокруг Бари несколько городков с похожими названиями, Битонто, Битритто, Битетто, Бинетто, поди различи, если почерк неровный.

И тут я как понял! Бинетто, Луиджи Рокавини! Пока я там соображал, куда бежать и как добраться, Стюарт надулся еще больше и весьма пафосно сообщил:

— Владо, я имел честь просить руки вашей тети и она согласилась. Мы будем рады видеть вас на бракосочетании.

Я повернулся к Милице, она только печально улыбнулась краешками губ, словно говоря «А куда деваться?». И в самом деле, не на меня же рассчитывать, а так… уедет в Англию, устроит жизнь…

— Спасибо за все, тетя.

— Я пришлю адрес, противный мальчишка, обязательно навести нас.

— Да-да, Владо, обязательно! И на свадьбу тоже!

— Майор, мы с вами солдаты, тут многое не от нас зависит, но я буду стараться.

Будущее семейство Стюартов откланялось, а я метнулся искать Мак-Кэрроу.

— Андрей, ты приключения любишь?

— Только не на свою задницу, — флегматично отозвался капрал из завалов писанины.

— А клады искать? — вкрадчиво прошептал я.

На клад Андрюха подписался, но только через два дня, а на мои вопли, что надо вот прямо сейчас, резонно осведомился:

— Ты что, собираешься ехать в госпитальном халате?

— Нет, но где моя одежда?

— Так сожгли, от вшей.

Веселенькое дело…

— Не дергайся, Володя, я все подготовлю.

И подготовил в лучшем виде — госпитальный джип, собственноручно написанные сопроводительные документы и даже форму! Пусть чуточку велика, зато новая и с двумя серебряными прямоугольничками капитана Медицинского корпуса на погонах. Военная полиция на выезде из Битонто только мазнула глазами по бумагам и махнула в сторону Бенетто.

— Где ты форму достал?

— Главного хирурга, он все равно ее не носит.

— Ну орел!

— Есть малость, — крутил баранку Андрей. — Это господа офицеры считают, что они главные, а держится все на нас, на сержантах.

— Слушай, а десантный комплект можешь добыть? — проснулась во мне хомячковая жадность.

Ну в самом деле, не джинсы же заказывать. А форма у парашютистов почти BDU, в которой я в девяностых воевал, только однотонная. Хлопчатобумажная куртка с большими карманами и такие же штаны-карго. Самое удобное, что сейчас есть из обмундирования.

— Это непросто.

— Сочтемся!

Через полчаса, когда мы въехали в соседний городок, на нас собралась посмотреть небольшая толпа из шустрых мальчишек и солидных матрон в черном. На своем слабеньком итальянском я с грехом пополам объяснил, что мы ищем дом Рокавини.

Минут через пять оживленного обсуждения мы приняли на борт страшно гордого пацана, назначенного проводником. Он довел нас до запущенного дома в самом конце виа Фаваро, выпросил у Андрея пару сигарет и умчался, сверкая пятками.

Через неухоженный дворик мы прошли к сараю, по дороге заглянув в заросшие пылью окна — пусто. С замком, памятуя уроки Глиши, я справился быстро, капрал только восхищенно присвистнул.

А вот тайник мы искали долго, я помнил, что под стрехой, но под какой конкретно? Проглядели все и, как водится, нашли в самом конце, в густой паутине у последнего стропила.

Небольшой плотный пакет, обернутый в кожу и перевязанный шнуром.

Пока развязывал, чуть не сорвал ногти, но Андрей просто вытащил нож и разрезал веревку.

На грязный пол выпал веер бумаг, маленький сверточек и тоненькая пачечка долларов.

— Ого! — тут же пересчитал их капрал. — Девятьсот двадцать! Хм… Может, хотели в Америку эмигрировать и копили?

— Не похоже, — разглядывал я листы с эмблемой усташей. — Давай-ка забираем все и валим. А, нет, у тебя лиры есть?

— Найдется.

— Надо поминальную службу заказать.

Что мы и сделали, с некоторым трудом объяснив падре в небольшой церкви Санта-Мария Ассунта, чего мы от него хотим.

Уже в госпитале я проглядел бумаги — похоже, это записи местного «отделения» усташей, надо будет их передать Ранковичу или Крцуну. Еще в сверточке нашлась нашейная резная иконка, судя по запаху, сандаловая.

Так и поделили — мне иконка и бумаги, Андрею доллары. Но зато он поклялся добыть мне вожделенную форму.

В Ливно я вернулся элегантный, как рояль — в десантной куртке, брезентовых штанах с карманами, в высоких ботинках и даже в американской пилотке, на которую пришил красную звездочку.

Выписали и выпихнули меня в два счета, как только на фронте началось рубилово со свежими дивизиями Вермахта и поток раненых вырос раза в четыре. И судя по взятию Киева и прочим успехам Красной армии к началу осени, дивизии эти сняли как бы не с Восточного фронта. Или из Греции, откуда фиксировались усиленные перевозки.

Дрались под Фоджей не только на земле, но и в воздухе, боевой авиации совсем не до транспортного самолета и на это раз рейс Бари-Ливно прошел гладко.

— А поворотись-ка, момче! — встретил меня Глиша. — Какой ты смешной! Что это на тебе за мешок? Или так все американцы ходят?

Но пощупали, подергали и оценили — форма свободная, удобная, карманов много, летом не жарко, а зимой можно и свитерок поддеть. Ребят тоже почти всех выписали и специальная группа потихоньку приходила в боеспособное состояние, восстанавливала навыки, обучала новичков, ремонтировала оружие.

Как и всякий город, занятый Верховным штабом и ЦК КПЮ, Ливно превращался в огромное кочевье. Службы и типографии, склады и транспорт, редакции и штабы заполняли здания и выплескивались на улицы — табор друзей, товарищей, сослуживцев и просто знакомых лиц, в котором обычно терялось небольшое число новичков..

Но только не в этот раз. Пока Глиша довел меня до госпиталя, навстречу регулярно попадались партизаны, которых я раньше никогда не видел.

— Откуда столько новеньких?

— Делегаты, — лаконично пояснил Глиша.

Второй съезд Антифашистского вече, люди приехали со всей страны, пробираясь порой с боями.

В госпитале, куда я сдал свою «медицинскую карту», меня ждал облом. Провел я там несколько часов, пока доктор Папо буквально вывернул меня наизнанку, допрашивая про лечение пенициллином. И как, и сколько, и куда колют, и под каким углом, и каждый вопрос не по одному разу, под конец я просто на стенку лез, но Альбина так ни разу и не показалась.