Наши приходили поодиночке и каждый хвастался успехами. Под командой Бранко они провели демонстративную атаку на Сараево для отвлечения сил и облегчения перехода партизанской армии на Романию. Добрались прямо до окраин города и в наглую обстреляли Белую крепость, так что четыре домобранских бригады из города даже носа не казали.

Был и Лека, и Крцун с дополнительными вопросами, но больше всего я удивился визиту английского полковника Бейли, главы военной миссии — принес и прицепил ту самую Военную медаль. Не забыли, значит, островитяне.

Заходил Махин, и принес удивительную весть:

— Вас хочет видеть генерал-майор Корнеев.

Я наморщил мозг, вспоминая среди известных мне белых генералов человека с такой фамилией, но мне даже в голову не пришло, что это глава только что прибывшей советской военной миссии.

Критическое положение, в которое попала Оперативная группа дивизий на Сутьеске, стало в определенной мере результатом настойчивого желания Верховного штаба (читай — Тито) прорваться в Сербию.

Несмотря на разведданные о концентрации итальянских и немецких войск, ОГД до последнего момента готовилась к штурму Колашина и потому начало операции «Шварц» застало ее врасплох. ОГД имела 18–20 тысяч бойцов в строю и 3–4 тысячи больных и раненых в госпиталях против группировки в 90–130 тысяч.

Спешный отход в Боснию через труднопроходимую горную местность привел к потере всего тяжелого вооружения, отчего не удался штурм Фочи (несмотря на некоторые тактические успехи, например разгром 4-й горной бригады домобранов). После чего Верховный штаб приказал переправляться на левый берег Тары, на плато Вучево и дальше через каньон Сутьески на северо-запад.

ОГД на марше оказалась растянута в узком коридоре длиной 35 и шириной 4–5 километров, где попала под фланговые удары.

В ходе месяца непрерывных боев дивизии потеряли до 50% состава, Центральный госпиталь был захвачен немцами, а раненые расстреляны.

Тем не менее, ценой крайне высоких потерь ОГД сумела выполнить задачу. Несмотря на очевидное тактическое поражение, битва стала моральной победой партизан, сохранивших ядро армии. Именно после Сутьески кратно возросла поддержка НОАЮ населением, произошло признание союзниками, начались поставки оружия, снаряжения и боеприпасов. Также полностью утратили инициативу четники.

Фадиль Ходжа — албанец, югославский коммунист с довоенных времен. Командант Главного штаба НОАЮ в Косово и Метохии. С 1945 по 1981 год занимал ряд крупных постов, вплоть до вице-президента Югославии. В 1987 году исключен из СКЮ за симпатии к косовским националистам. С 1990-х — сторонник независимости Косова, поддерживал Армию освобождения Косова и вторжение НАТО. Умер в 2001 году в Приштине.

Маркос Вафиадес — один из руководителей Компартии Греции и партизанской армии ЭЛАС. Работал в подполье, подвергался арестам и ссылкам. С 1941 года — организатор Сопротивления, с 1942 — командующий частями ЭЛАС в Македонии, с которыми 30 октября 1944 года освободил Салоники.

Участник гражданской войны 1946−49 гг, антисталинист, из-за чего потерял все посты и был исключен из партии в 1950 году. Жил в СССР, его дважды восстанавливали в компартии, вернулся в Грецию в 1983 году, стал членом ПАСОК. Умер в 1992 году в Афинах.

Махин Федор Евдокимович — «генерал трех армий», участник Гражданской и обеих Мировых войн. Из казаков, кадровый военный, полковник Генерального штаба, в ПМВ штабной офицер. Член партии эсеров, по ее приказу вступил в Красную армию, командарм-2 Восточного фронта. Перешел на сторону Народной армии Комуча, сдал чехословакам Уфу, командовал Актюбинской группой войск. После переворота Колчака оказался в оппозиции, эмигрировал в Париж, а затем переехал в Белград. Участвовал в ряде русских изданий и организаций, хранил партийный архив эсеров, постепенно перешел на просоветские позиции.

Член Компартии Югославии с 1939 года. В 1941 году командовал отрядом четников, затем перешел к Тито, в 1944 году в составе военной миссии в звании генерал-лейтенанта НОАЮ посетил СССР. Умер в июне 1945 года в Белграде.

Основные отличия в мире «Юнака» к маю 1943 года:

— налажена координация действий югославских, греческих и албанских партизан;

— вышедшая после Неретвы с гораздо меньшими потерями ОГД получила восьминедельную передышку, в ходе которой пополнила дивизии и вернула в строй большую часть раненых;

— в результате мер доктора Папо заметно снижена заболеваемость тифом, дававшая до четверти пациентов в госпиталях;

— четники не существуют больше как самостоятельная сила;

— вовремя вскрытый замысел операции «Шварц» позволил избежать первоначального удара, сохранить артиллерию и успешно взять Фочу, попутно разгромив хорватские части;

— в НОАЮ прибыли военные миссии союзников;

— завершена Североафриканская кампания, союзники готовятся к высадке на Сицилии;

— немцы полностью эвакуировали Кубань и Кавказ, войска частично переброшены на Балканы и в Италию;

— вместо неудачного рывка к Днепру Красная армия обошла Миус-фронт и взяла Таганрог и Мариуполь, но окружения, подобного сталинградскому, не случилось;

— продолжается сражение за Старую Русу.

Даже временно занятая должность начальника Белградского гестапо принесла много приятных мелочей, из которых и должна состоять жизнь. Машина, паек, выросшая свобода в расходовании оперативных сумм, меньше отчетности и возможность свалить кучу унылой рутины на нижестоящих. А еще большой кабинет и прилагавшийся к нему второй референт. Он, правда, посматривал настороженно, видимо, ожидая что на временно занятое место могут назначить человека со стороны.

Но тут уж все зависит от поворотливости и ловкости исполняющего обязанности — несколько удачных дел, правильная подача и можно выхватить к званию приставку «обер». А там…

Мысли о радужных перспективах, включая возможный перевод в Берлин, мгновенно померкли, стоило Юргену вспомнить о своих коллегах. Работая с ними бок о бок еще месяц назад, он видел их успехи и провалы, завидовал и посмеивался, считая себя гораздо умнее и опытнее. Но сейчас, заняв кресло начальника и почитав ранее недоступные документам, ужаснулся.

Во всем гестапо работал только он и, может, еще два-три человека в самом низу! Остальные отбывали номер, подавали приукрашенные или откровенно липовые отчеты, профукивали целые операции, списывали деньги на несуществующих агентов… В одной только области все показывали великолепные результаты — мастерски избегали выполнения инструкций вышестоящего начальства!

Но сколько при этом непростительных провалов!

Едва войдя в курс дела, Клопф устроил подчиненным грандиозный разнос, тем более, что все их приемчики уклонения от ответственности он отлично знал! Собрав всех в комнате для совещаний, он тихо и медленно цедил слова сквозь зубы, заставляя все это стадо лентяев вытягивать шеи в попытках услышать его слова:

— Истинные защитники Рейха бьются с ордами славяномонгольских варваров! Готовятся сбросить в море войска прогнивших демократий! Уничтожают бандитов в боснийских горах! А вы???

Подчиненные, кто с серьезными лицами, кто с натянутой маской преданности, а кто и кривыми ухмылками, внимали новому начальнику, сидя за обширным дубовым столом на стульях с высокими резными спинками. Некоторые скучающе разглядывали развешанные по стенам акварельные альпийские пейзажи, а Юрген все больше распалялся.

— Вы никчемные работники! Вы только просиживаете штаны, а большевики и английские агенты разгуливают по городам Сербии! И если вы и дальше будете мух ловить, они… они… — он задохнулся от возмущения, — будут разгуливать по Рейху!

Клопф сделал паузу и обвел собрание взглядом — никто из сотрудников не демонстрировал раскаяния, отчего он взбеленился и ударил по самому больному: