Но мне это только на руку — если Леки нет, надо заняться Милицей самому. Пока ребята обустраивались, стырил у Марко маскнакидку, и как стемнело, двинулся на дело. Вопреки ожиданиям, накидка даже не потребовалась: патрули топали и гремели оружием, я успевал заранее спрятаться в темном месте. Забор у виллы условный, охранники на парадном крыльце, стены рустованные — готовая лестница, полминуты и я наверху.

На терраску выходили две комнаты, в одной еле брезжил свет, вот я сунул нос к окну.

Вместо штор рамы до половины завесили куском брезента, только чтоб снизу не подглядывали, но я-то уже наверху. Держась так, чтобы на меня не падал свет тусклой керосинки, заглянул внутрь и замер: Милица раздевалась.

Она скинула зеленую форму и я чуть не приплюснул нос к стеклу — партизанская жизнь и партизанская диета пошли ей на пользу, заменив мягкость и округлость на упругость и подтянутость. Ох, многие барышни в Федерации позавидовали бы такой фигуре! Казалось, даже грудь торчит задорнее, но разглядеть не успел, Мила накинула ночную рубашку и вышла из комнаты.

Подобрав слюни, нащупал в кармане глишины отмычки и в два движения открыл дверь на террасу — все верно, самые сложные замки на парадных дверях — откинул брезент, на цыпочках прошел внутрь…

Под подушкой лежал маленький «вальтер», из которого я вынул магазин и выщелкнул патрон из ствола. Встал за дверью, и только когда вернувшаяся Милица села на кровать и потянулась погасить лампу тихо прошипел:

— Тссс…

Пистолет она выхватила мгновенно:

— Кто здесь?

— Это я, Владо.

— Владо? Ты?

Она отбросила «вальтер», вскочила и кинулась мне на шею.

— Противный мальчишка, я так скучала, — промурлыкала она и прижалась всем телом.

От низкого с хрипотцой голоса встопорщились все волосинки и кровь ударила в нижнюю голову. Я сгреб и потянул вверх подол ночнушки, а Мила судорожно расстегивала пуговицы на моей куртке, отступая к кровати.

Медовая ловушка.

Наверное, именно эта мысль не то чтобы испортила, но смазала ощущения. Все было хорошо, но не отлично, я четко понимал, что делаю и зажимал ей рот в особенно острые моменты.

Отдышавшись, она потянулась за сигаретами, мазнув меня острыми сосками.

— Владо, мне нужна твоя помощь. Вчера приехала Верица.

— Кто-о-о??? — чуть не заорал я.

Но следующий вопрос убил меня наповал:

— Ты что, с ней спал?

Хорошо, что она успела лампу задуть и мои бесстыжие глаза в темноте не видны. Главное, побольше удивления в голос и чтобы он не дрогнул:

— С кем?

— С Верицей, моей сестрой.

— А должен был?

Повернуть бы ее на живот, уткнуть носом в подушку да отлюбить так, чтобы не вопросы задавала, а только постанывала. Но первый раз после воздержания лихо прошел, а вот на второй запала уже нету, во всем теле такая вялая меланхолия образовалась.

Она как почувствовала и немножко отодвинулась:

— Так поможешь или нет?

— Какая помощь нужна?

— Понимаешь, она жила с гестаповцем. Но утверждает, что ее держали в Ясеноваце. Я уверена, что врет.

Врет, сто пудов, я же сам ее в Кутине видел в компании эсэсовцев. Но какова женская интуиция, а? Только внутри опять заверещала паранойя — вдруг подстава? Сдать сестру, чтобы самой оказаться вне подозрений?

Остро захотелось закурить и Милица, словно услышала мое желание, поднесла мне сигарету к губам.

А ведь уже два года, как я ее знаю. И она за это время ни разу не дала повода себя заподозрить, или это я феерический лопух? Бабы, конечно, умеют мужиками вертеть и мозг нам пудрить, но одно дело постельные дела, и другое — шпионские. Могла всех нас еще в Белграде сдать совершенно безболезненно, могла Глишу в Будапеште сдать, могла Тито пристрелить, да мало ли у нее возможностей было. Шпионка бы сейчас вниз сползла и привела меня в боевое состояние, чтобы лишнего не думал, уж это такая женщина должна понимать.

Курить я не стал, просто поцеловал в висок. Слово за слово, руки по телу, и мы напоследок сошлись еще разок, но ощущение обязаловки хоть и притупилось, но окончательно не исчезло. А потом Милица спохватилась и выперла меня — скоро вернется Дара, времени мало, нужно замести следы.

На рассвете, как только Чудинов проснулся и привел себя в порядок, повел его куда придумал Милован — в отдел радио и пропаганды Верховного штаба. Рулил там седой сухощавый дедок в опанаках и шерстяных носках, в куртке шинельного сукна. Слухи про его биографию ходили самые фантастические — дескать, царский полковник, эсер, красный командарм, перебежчик, колчаковский генерал, эмигрант, масон, член компартии Югославии… Я только посмеивался — врут, поди, не может такого быть! А потом Джилас подтвердил, все чистая правда. Вот к этому дедушке я и привел Чудинова, который сперва хмурился и вглядывался, а потом осторожно спросил:

— Федор Евдокимович? Вы?

Тут уж пришла очередь Махина разглядывать гостя и морщить лоб:

— Николай Алексеевич? Какими судьбами?

Вот такие повороты судьбы, они под Актюбинском вместе гоняли красных, а сейчас по разные стороны. Убедившись, что бывшие сослуживцы надолго погрузились в воспоминания, я помчался ловить Ранковича, но не преуспел. Завернул к доктору Папо в надежде увидеть Альбину, и прямо сразу напоролся на Живку

— Вон там она, беги скорее, — хихикнула девица и умчалась по своим больничарским делам.

Не зря хихикала: Альбина сидела в палате Ромео и, вместе с остальными ранеными, слушала, как этот негодяй поет неаполитанские песни под гитару.

Найду, кто ему гитару дал — убью. Но и сам хорош: даже подарочка из Косова не привез, не говоря уж о ночных кувырках с Милицей.

Чувство ли вины, тревоги последних дней, усталость от одиночества или все-таки любовь толкнули — закрыл дверь в палату и пошел выяснять у черногорцев, как у них принято свататься. У Милована, пожалуй, спрашивать не буду, а вот у Арсо спрошу. Тем более начальник штаба Верховного штаба сейчас не слишком загружен, в боях пауза, обучение налажено, может выделить минутку для разговора.

Заодно и поел — попал в самый подходящий момент, когда кормили штабных. Арсо последний раз я видел под Коницем, с тех пор ушли круги под глазами, появился румянец, щеки не такие ввалившиеся, а прична сидела тут же, за столом — жена приехала.

Все, черт побери, с женами, один я как перст.

Вокруг Арсо все время крутились его помощники, штаб работал и лезть со своими проблемами я не рискнул, зато подобревший после еды Арсо сам довел мне обстановку.

С его слов, немцы предполагают высадку союзников в Греции и зачищают коммуникации через Югославию. Сюда перебрасывают две дивизии: 1-ю горнопехотную, тех самых «Эдельвейсов», которых только что вышибли с Кавказа, и еще одну, тоже с Восточного фронта. Еще немцы трансформируют давно знакомые оккупационные дивизии в егерские — у двух сменились командиры и у всех появилась горная артиллерия.

Четников как единого организованного движения фактически нет: Михайлович лечился у итальянцев в Дубровнике (зацепил-таки его Небош!), отдельные отряды действовали самостоятельно, но по большей части влились в разного рода «милиции».

— Арсо, тебе не кажется, что вокруг нас подозрительно тихо?

— Оперативная пауза. Подозреваю, что в ближайшее время за нас возьмутся.

— Зачем подозревать, если можно выяснить?

— Да выясняем, выясняем, — скривился Йованович, — только все зыбко, неопределенно. Вот полк из «Бранденбурга» появился в Нише, отследили, но до сих пор неясно, он в Грецию или к нам?

— А горючее куда? Где передовые склады?

Наставление по войсковой разведке я помнил с грехом пополам, но принцип, что логистика важнее стратегии, затвердил накрепко.

— Есть крупные запасы на аэродромах в Мостаре и Сараево. Но там и самолетов… — он потыкал тупым торцом карандаша в ладонь. — Думаешь, против нас готовят?