Его слова заставили меня глубоко задуматься. Он оказался прав. Передо мной было два пути: сбежать ночью и всю жизнь быть в бегах и умирать с голоду или же уйти в Элисбор вместе с ними, не зная, что меня ждет дальше. Думаю, выбор был очевиден.

Столица была моей конечной точкой. Поэтому я приняла решение поддаться судьбе и поехать с ними. Эти парни помогут мне безопасно добраться в Элисбор, а далее, я решу, как поступить. В добавок ко всему, мне нужны были ответы на миллион вопросов, а эта троица, определенно, что–то да знает.

– Хорошо, господин Жрец. Я поеду с вами, но мне нужны ответы на вопросы касательно моей смерти и воскрешения. И еще, сможете ли вы гарантировать мне не только ответы, но и безопасность?

– Меня зовут Астэр. Ответы ты получишь. Часть – от меня, часть от Верховного Жреца монастыря Арос. И Твоя безопасность отныне наша главная задача и смысл существования.

Моя безопасность теперь смысл их существования? Я постаралась пропустить эту фразу мимо ушей.

– Тогда, Астэр, веди меня в монастырь и готовься рассказать мне свою историю.

Астэр лишь сделал легкий поклон, положив правую руку себе на грудь и улыбнулся лукавой улыбкой.

Астэр со своими спутниками хотели выдвигаться немедленно, однако Степан настоял на том, что я еще слишком слаба, чтобы ехать верхом. По его словам, для восстановления, мне нужно хотя–бы две ночи и три больших чеплашки с мясом.

Монахи не настаивали, но по их лицам, задерживаться на такой период времени, совсем не входило в их планы.

Следующие два дня я провела в постели, изредка выходя на улицу, чтобы подышать воздухом, но дальше двора я не заходила. Как оказалось, домик Степана находился в самом лесу. Он предпочитал одинокий образ жизни, поэтому отказался от любых соседей. Тут он занимался скотоводством, охотой, а летом ко всему прочему, подключалась рыбалка.

В домике мы остались одни, монахи ушли в соседнюю деревню, ссылаясь на нехватку спальных мест. Они обещали вернуться на второй день с восходом солнца. Времени оставалось немного, завтра мы выдвигаемся в путь.

Степан больше не пугал меня и от его взгляда кровь не стыла в жилах. Мы много разговаривали. Он много чего рассказывал мне о мире, ведь в прошлом этот старик был боцманом на одном корабле, который перевозил шелка и специи из дальних стран, названия, увы, вылетели у меня из головы. Взамен его рассказов о былом, я поведала ему нелегкую историю из своей жизни:

– Я помню немного. Раньше мы жили в Элисборе. Где–то на окраине. Дом был небольшой, но двухэтажный. На втором этаже мы жили, а на первом – мама торговала травами и цветами, которые сама выращивала в саду за домом, а иногда собирала в лесу. Я не помню ее лица, ее голоса, но запах свежих роз, запомнился навсегда. Отец был простым конюхом у какого–то богатого господина. Платил он хорошо. Но однажды, отец забыл запереть дверь конюшни на ночь, а на утро, лошадей уже не было. Не знаю, то–ли их украли, то–ли они сами сбежали. Следующей ночью, прислужники того господина подожгли наш дом, надеясь, что мы сгорим заживо. Как видишь, мы остались живы, чудом спаслись. Наша семья лишилась всего: цветочная лавочка сгорела дотла, а вместе с ней и мамин сад. Дома больше не было, а вдобавок ко всему, те черти, что учинили пожар, избили отца. После этого, его рука так и не восстановилась, и он не мог найти работу. Денег оставалось все меньше, мама просила милостыню, а жили мы под мостами и копались в мусоре, пытаясь найти хоть что–то съедобное. Это продолжалось до первых заморозков. В декабре это было. Спать на улице было невозможно, а денег на ночлег не было. После этого, родители повели меня на рынок. Они остановились около одного мужика. До сих пор помню его кривые зубы и толстый живот. Тот передал им маленький мешочек с деньгами, и они ушли, даже не обернулись. Мне было десять, когда они продали меня в рабство, – у меня пересохло во рту, нужно было смочить горло.

Мы сидели за круглым дубовым столом и пили чай с малиновым вареньем. На улице уже смеркалось, единственным источником освещения была лампа, стоящая на столе и потрескивающий огонь в очаге. Этот треск немного успокаивал меня, а пламя лампы качалась в разные стороны, приглушая накопившуюся боль и обиду на родителей. Как они могли продать своего ребёнка как какую–то свинью. Этот ответ навсегда останется без ответа.

Я потянулась к железной кружке с облепиховым чаем. Взяла ее двумя руками и сделала большой глоток. Повернулась к Степану, ибо он молчал уже долгое время. Старик смотрел на меня. Огонь лампы отражался в его карих глазах, губы были напряжены, а брови изогнуты. Он всматривался в мое лицо, ища дорожки слез. Я не помнила, что такое слезы. Последний раз я плакала, когда родители бросили меня. С тех пор прошло десять лет. За это время ни одна слезинка не пролилась с моих глаз, хоть жизнь у меня была не сахар.

– На рынке, у того толстого работорговца, я провела несколько месяцев. Никто не хотел брать девочек, считая нас вторым сортом, бесполезным вложением. А вот мальчики уходили быстро. С одним я познакомилась. Сэмом его звали. Но через два дня он пропал. Я сразу поняла, что больше его не увижу. Однажды утром, пришел знатный господин. Он долго выбирал детей и наконец–то купил меня и еще пару ребят. Сначала я радовалась, наивно полагая, что моя жизнь будет лучше, чем на рынке, но ошиблась. Нас купил господин Шильтэ из Туманного Плато. Он славился жестокостью и бездушием. Он часто избивал рабов, а его прихвостни издевались над нами, а некоторых девочек – насиловали. Спасибо богам, эта участь выпала не мне. Хотя, благодарить богов тут не за что. Мне приходилось умываться собственной мочой. Зачем? А чтобы от меня воняло, и эти уроды не подходили ко мне. Последние десять лет я провела в поместье Шильтэ, выполняя грязную работу. Часто были смены в местной библиотеке, где я научилась читать самые простые и короткие словечки, но какое–либо письмо прочитать не смогу. Было сложно, страшно. Служба у Шильтэ сломила меня и научила бояться людей. Однако, мечтать я не разучилась. Я хочу открыть свою цветочную лавку и продавать самые красивые розы в столице. Найти свое место в этом мире, которое будет принадлежать лишь мне одной. Но мои желания были неосуществимы, пока я рабыня. Я сбежала с того злополучного поместья. Меня преследовали, но я смогла спрятаться в лесу. Я брела по ночному лесу и увидела мужчину. Я уверена, что он использовал магию. А через минуту, ощутила жгучую боль от его кинжала. Он убил меня и скрылся за стволами деревьев! – я снова глотнула, уже остывший чай и посмотрела на Степана.

Он молча, смотрел на меня. В его взгляде, я видела жалость. Навряд ли он пожелает такой судьбы своим детям или внукам.

– Я очень рад, Айрика, что, пройдя через такие трудности, ты осталась мечтательницей. Не многие могли бы мечтать о цветочной лавке, находясь в рабстве и постоянном унижении. Ты большая молодец, девочка! – Степан похлопал меня по плечу и улыбнулся. Его улыбка осветила всю хижину, настолько она была лучезарная. Никто еще не говорил мне таких слов.

– Степан, у меня к тебе вопрос, – я повернулась к старику, стараясь успокоить участившееся сердцебиение, – Давно хотела спросить, но не решалась.

– Задавай. Что именно тебя интересует? – старик сделал глоток чая и облокотился на спинку стула, сложив руки крест на крест.

– Когда я первый раз пришла в себя, то увидела на том столике, – я указала пальцем на столик у кровати, – Кровавые бинты. Они были черные. Скажи, Степан, это ведь была кровь? Моя?

Степан долго не отвечал, он погряз в своих мыслях, снова переживая те дни, когда я отчаянно боролась за жизнь. Наконец, он начал свой рассказ:

– В тот день, я был на охоте и выслеживал одного большого волка, который зачастил ко мне на участок. Я долго выслеживал его. И наконец, нашел. Я выпустил восемь стрел, но все ушли в молоко, быстрый оказался, зараза. Ты не подумай, я хороший охотник, но тот волк…Прыгал как сайгак, уворачивался от каждой моей стрелы, а в конечном счете и вовсе удрал. Из–за всей этой беготни, я не уследил за временем, а когда опомнился, было уже темно. Я возвращался домой, идя строго на юг, к своему хлеву и увидел чьи–то следы. Это был не волк, вовсе нет. Это был человек. Я очень удивился, ведь в этом лесу встретить человеческие следы, да еще и свежие, очень редкое явление. Пошел за ними. И тут ночь превратилась в день. Небо ослепила яркая вспышка света, она длилась несколько секунд, но даже слепой бы увидел такое. Он больше напоминал столб света, уходя куда-то в небо. Мне пришлось ускориться, ибо все происходящее казалось мне очень странным и пугающим. Шел минут десять. Дошел до небольшой опушки и увидел девушку. Тебя, Айрика. Ты лежала на белоснежном снегу, а под тобой была алая лужа крови. Я подбежал к телу, начал искать пульс и нащупал его. Твое сердце еще билось, но ты умирала, истекая кровью. Опоздай я минут на пятнадцать, не удалось бы вытащить тебя с того света. Хоть твое сердце медленно, но билось, лицо у тебя было как снег – белое. Я понес тебя к себе в хижину и всю ночь возился с твоей раной, обрабатывая ее, зашивая. Я нанес одну мазь, очень действенная штука, мне всегда помогает при порезах и ранениях. Замотал в чистые бинты и уложил спать, – Степан сделал паузу. Я думала он закончил свой рассказ, но старик сглотнул слюну и продолжил, – Через сутки я решил нанести еще мази и сменить повязки. Но то, что я увидел, в буквальном смысле ошарашило меня. Повязки были с черным пятном. Сначала я подумал, что мазь так реагирует на твою кожу – окрасила бинты в черный. Но стоило мне развязать ткань, я потерял дар речи. Рана потихоньку затягивалась, но еще кровоточила. Ты истекала черной кровью, деточка. Я не поверил своим глазам. Такого не могло быть, внушал я себе. Но против реальности не попрешь, это была кровь. И она была черного цвета. Спустя два дня случилось еще кое–что. Я снова начал менять тебе бинты, ты вроде спала, я без труда перевернул тебя на живот. Но в какой-то момент, ты начала говорить. Я уж подумал мол наконец–то девчонка пришла в себя, но твои фразы пугали меня. Ты говорила: «Время пришло, они уже близко. Смерть, тьма и разрушение». Признаюсь, меня редко, что может вывести на такие эмоции, но те слова, что ты произносила и та интонация, испугала меня не на шутку. А после ты развернулась на спину и открыла глаза. Они были черные как ночь, в них не было ничего живого. И ты начала кричать. Твой крик был похож больше на вопль животного. Ты орала, извивалась на этой кровати, рушила все, что было рядом. Будто демон вселился в тебя. Это продолжалось каждые четыре часа ровно три дня. На третьи сутки я решил отвлечься и нарубить дров для очага, а когда вернулся, увидел тебя – лежащую на полу. Подумал: «Боже, опять сходит с ума», но, когда развернул тебя, увидел, что это были твои глаза, а не демонские. Ты теряла сознание. Я тряс тебя, просил слушать мой голос и не засыпать, но ты меня уже больше не слышала и не видела. А ближе к вечеру нагрянули эти жрецы. Они объяснили, что к чему и я позволили им остаться рядом с тобой. А дальше, ты и сама все знаешь, – его рассказ закончился. Степан взглянул на меня, ожидая какого–либо ответа. Но мне нужно было больше времени, чтобы переварить услышанное. Наконец, я спросила: