Путника, скрытого выступом скалы и листвой широко разросшихся деревьев, она не могла заметить. Но зато он весь обратился в зрение и слух и замер на месте. Прошло несколько минут. Мальчики мирно играли. Вдруг их согласие нарушилось внезапной ссорой. Девушка, дотоле сидевшая к ним спиной и видимо вовсе не обращавшая на них внимания, теперь быстро обернулась. Дети, наклонясь к земле, наперебой старались завладеть чем-то.

— Что вы там делаете, братья? — полунасмешливо, полустрого обратилась к ним девушка. — Наверное, поймали ящерицу или лягушонка и не знаете, как поделиться добычей? А бедненькое животное тем временем у вас погибнет. Бросьте же её, полно мучить! — прибавила она, пригрозив братьям пальцем и поднявшись с места, чтобы посмотреть, верно ли она угадала причину ссоры. Мальчики, однако, не обратили на слова сестры никакого внимания: их спор уже грозил перейти в драку. Девушка в мгновение ока бросилась разнимать маленьких шалунов.

— Полно, Никанор! Как тебе не стыдно обижать меньшого брата! Оставь его, Асклепиад, отойди, будь умником! — сказала она решительно, схватив меньшого за руку и отстраняя старшего.

— Но почему же Никанор не отдаёт мне ящерёнка? — сквозь слёзы отвечал мальчуган.

— К чему тебе давать его? — сказал старший брат, с торжествующей улыбкой стиснув в руке добычу. — Я ведь первый увидел его.

— Зато я первый схватил его, он — мой, — продолжал сквозь слёзы меньший брат.

— Сестра Ио, заставь Никанора отдать мне ящерёнка, — обратился он к девушке, видя, что брат и не думает расставаться с драгоценной добычей.

Ио уже хотела было просить старшего брата уступить мольбам Асклепиада, но в нерешимости остановилась, заметив умоляющий взгляд Никанора.

— Ах, вы, шалуны, шалуны! Что мне с вами делать? Как же мне отнять ящерёнка у Ники?! — сказала она в недоумении. — Чтобы никого не обидеть, лучше всего будет сделать так: ты, Ника, отдашь мне на время ящерицу, а я пойду, поищу другую; тем временем вы, помирившись как полагается хорошим братьям, ещё поиграете в мяч. Вторую ящерицу получит Асклепиад. Пойдите же, поцелуйтесь, дети, а ты, Ника, отдай мне ящерицу; пожалуй, она уже полумертва.

Из того, с какой готовностью братья подчинились решению сестры, можно было видеть, как искренно они любили Ио. Взяв бедную ящерицу бережно в руки и дохнув на неё, девушка быстро направилась в гущу сада и, отойдя на несколько шагов от дорожки, принялась за поиски в траве и между камнями. Мальчики же, по совету сестры, продолжали игру в мяч и скоро снова настолько увлеклись этим делом, что забыли и про ящерицу, и про недавнюю ссору.

Ио, стоя тем временем на коленях в траве, продолжала свои поиски, но безуспешно. Утомлённая, она наконец поднялась и тут только заметила, что, усердно ища вторую ящерицу, она нечаянно выпустила из рук первую. Громко расхохотавшись, девушка направилась в глубь сада. Легко ступала она по узкой тропинке, без малейшего признака утомления; только хорошенькое личико её немного покраснело. Между деревьями потянул ветерок, и в чаще вдруг стало прохладно. Ио радостно улыбнулась и быстро подошла к одному из старых высоких деревьев, окаймлявших дорожку. Могучие его корни, выйдя наружу, настолько поднялись над землёй, что образовали нечто вроде сидения. Девушка, очевидно, сюда и шла. Она присела на корни и снова погрузилась в раздумье. Прекрасная, светлонаивная, чисто детская улыбка озарила её лицо; видно было, что Ио думала о чём-то очень ей приятном. Около неё широко раскинулся большой куст, ветви которого почти касались её головы.

Вдруг Ио встрепенулась и, быстро сорвав один из блестящих листиков куста, поглядела на него, взглянула умоляющим взором на небо и затем сильно ударила правой ладонью по листу, лежавшему на согнутой левой руке девушки. Звонко щёлкнул лопнувший от удара листок и отлетел в сторону. Ио в восторге вскочила с места и, радостно вскричав: «Он меня любит! Он меня любит! Писистрат придёт, придёт ещё сегодня!» захлопала в ладоши.

— Он уже здесь, он тут с тобой, моя дорогая, и он тебя любит всей силой Эрота[33], — воскликнул юноша, бросившись из-за чащи к оторопевшей девушке и крепко прижимая её к сердцу.

Это был тот самый эфеб, которого мы встретили на дороге из Афин к Ликабетту.

— Писистрат, мой бесценный Писистрат, — лепетала обезумевшая от неожиданной радости Ио и обвила пришельца руками. — Ты ли это? Не сон ли это? — твердила она, бессчётное число раз целуя юношу. В ответ на это Писистрат только крепче обнимал свою Ио.

Немного придя в себя от первой радости, молодые люди медленно направились по дорожке к дому. Не сделав, однако, и десятка шагов, Писистрат круто остановился, взглянул на Ио и громко рассмеялся. Не понимая причины этого смеха, девушка смутилась.

— Хороши мы, право, моя Ио! Нечего сказать! Да куда же мы идём? Кажется, бог Эрот насмехается над нами, гоня нас уже теперь к дому.

Девушка, вся зардевшись при этих словах, в свою очередь, звонко и весело рассмеялась и сказала:

— Радость твоего внезапного прихода меня так отуманила, что я сама не знаю, что делаю.

Писистрат с лукавой улыбкой взглянул на Ио:

— Как же это так? Долго ждала, а я всё-таки пришёл внезапно, неожиданно, быть может, не кстати?

— Полно говорить глупости, которым ты сам не веришь, мой милый, — отвечала Ио, прильнув головкой к плечу юноши. — Когда, каким образом мог ты подумать, что я тебя не ожидаю всякий раз с замиранием сердца, считаю дни, часы, мгновения, не отрываю глаз от солнца или клепсидры (водяных часов). Время течёт так медленно, так скучно и вяло, тебя всё нет и нет, а я, наружно спокойная, внутренне сгорая от безумного нетерпения, готовая на всё, на всём гадаю...

— Срываешь листья с куста и по ним...

И Писистрат, не окончив своей мысли, крепче стиснул в объятиях невесту.

— А ты откуда знаешь это? — быстро проговорила Ио, вся вспыхнув.

— А меня везде, всегда, где бы я ни был, сопровождает юркий бог Эрот, который постоянно нашёптывает мне, что ты делаешь и о чём думаешь.

— Лукавый, милый мой! — прошептала Ио. — Но скажи мне правду, как мог ты всё видеть и, наконец, как удалось тебе пробраться сюда столь незаметно?

— История простая и сложная, длинная и короткая, смотря по тому, как ты пожелаешь слышать о ней. На всякий случай идём здесь, под этим развесистым вязом, который своими густыми ветвями так и манит под тень свою, на ту мягкую скамеечку из дёрна, — возразил юноша и направился с Ио к указанному месту.

Они сели под деревом, густая листва которого раскинулась над ними шатром. Девушка, очутившись в прохладном и несколько сыроватом уголке после открытости полуденного зноя, в первое мгновение слегка вздрогнула и теснее прижалась к Писистрату. Он молча взял Ио за руку и вопросительно взглянул на девушку. Та поняла значение немого вопроса и живо сказала:

— О, говори, говори скорее, мой милый, мой ненаглядный друг! Мне так хорошо с тобой! Век бы целый просидела я тут, слушая тебя!

Юноша крепко сжал её руку и начал:

— Итак, моя дорогая, скажу тебе, во-первых, что я видел твоё гаданье по листку, когда уже был совсем близко к тебе; твоё дыхание было мне слышно, я стоял в нескольких шагах, за тобой.

— Да, но как же ты попал сюда, Писистрат? Через дом ты не проходил: я бы тебя тогда непременно заметила, а через ограду перелезть ты также не мог: она неприступна, — с видимым любопытством сказала Ио.

— Как так? — ответил он, улыбаясь. — Будто неприступна?! Ты забываешь о многом: о калитке, о горной тропинке со стороны старого колодца...

— Как! Ты решился пройти оврагом?! — едва смогла произнести Ио, невольно отпрянув от Писистрата. Недоумение, недоверие и ужас светились в её широко раскрытых глазах. Юноша в ответ только махнул рукой и засмеялся.

— Ты забыла об одном ещё, моя Ио, о самом главном: разве что-либо невозможно для любви? Я думаю, что нет, и боги согласны со мной, даровав мне смелость и силу сделать для тебя то, чего бы я для другого никогда не сделал... Да, я пришёл сюда именно по горной тропинке, спустившись прямо с дороги на дно пропасти.