Все эти сведения интересовали её постольку, поскольку могли ей служить. Она поняла, что здесь можно быстро разбогатеть.

Но чтобы постичь законы крупной торговли, у неё не хватало ни капитала, ни времени. Она знала: все сделки здесь заключаются до конца мая, когда джонки отправляются в обратный путь. А до середины июля все китайские товары погрузят на королевский галеон, именно в это время уходящий в Мексику. Знала и то, что весь этот товар будет продан на ярмарке в Акапулько, а затем переправлен сухим путём в порт Веракрус на атлантическом берегу. Потом его погрузят на суда Индийского флота и повезут в Испанию. А оттуда они разойдутся по рынкам всей Европы. Она понимала, что пошлины на эту серию перепродаж приносят короне гигантскую прибыль. Таким барышом и объяснялся запрет всем другим кораблям вести торговлю между Манилой и Акапулько: король стремился сохранить за собой монополию. Впрочем, уступая протестам севильских купцов, которых давила низкая цена китайских подделок, ему пришлось ограничить торговлю одним рейсом в год. В результате негоцианты вели жестокую войну за то, чтобы получить драгоценное и дорогостоящее место на этом единственном галеоне Его Величества, который так и назвали: «манильский галеон». Губернатор Филиппин имел власть назначить каждому купцу его квоту груза и выбирал победителей по собственному усмотрению. Понимай, по стоимости поднесённых взяток.

Дасмариньяс и Морга не были исключением из этого правила. Но им надо было торопиться получить свои барыши, пока эта манна небесная не упала в кошель Тельо де Гусмана.

План Исабель был прост.

Первая часть программы: купить по смешной цене десять тюков лучшего шёлка. Она рассчитывала на покровительство крещёного китайца Хуана Батиста де Веры и регулярно посещала его склады. Догадываясь, что он дорожит своим саном больше любого испанского дворянина, она рассчитывала польстить ему своей дружбой.

Часть вторая: отправить шёлк, не платя ни пошлин, ни за место. И не оформляя поездки Диего с Луисом, которые перевезут этот шёлк в Мексику. Тут она рассчитывала на благосклонность Морги.

Тогда она сможет привести в порядок «Сан-Херонимо».

Только не учла, что её хлопоты в Париане очень близко касались дона Эрнандо. Если ей всё удастся, он потеряет вожделенный корабль.

В последнюю пятницу марта он остановил её на углу одной из улочек.

— Не знал я, — негромко сказал он не без иронии, — что такая знатная дама закупается в такой клоаке.

Молодой человек делал вид, что удивлён, но поверит ли дама в случайность этой встречи, ему было совершенно всё равно. Он пошёл за ней следом. Она ответила ему в том же тоне:

— И я не знала, что кавалер ордена Сантьяго ходит к санглеям.

— Помилуйте! Вам же прекрасно известно, что у меня с ними дела. Пойдёмте, я вас провожу к здешнему всеобщему крёстному отцу. Склады Хуана Батиста де Веры находятся в Алькайсерии.

— Я прекрасно знаю Алькайсерию.

— Это же разбойничий вертеп!

— Вовсе нет. Это восьмиугольное трёхэтажное здание с магазинами, где продают только шёлк. И я не нуждаюсь, чтобы вы меня представляли крёстному отцу всех крещёных китайцев: мы с ним отлично знакомы.

Хотя Эрнандо держался в тени, она, как ей показалось, разглядела в его лице тот же восторг, что и на первом балу. Он перевёл разговор.

— Что же, раз вы опять интересуетесь светом и поселились на своём корабле — полагаю, начали и на лютне играть, и верхом ездить.

— Отчего бы и нет?

— Мне надобно сейчас в миссию августинцев. Прекрасная прогулка вдоль бухты.

— Для развлечений такого рода довольствуйтесь обществом моей чтицы.

Он надел обратно шляпу, которую снял, когда ей кланялся. Она не видела, что у него на лице. А он торжествовал. Ревнует?!

— А что скажете насчёт охоты на жёлтых филиппинских уток? Справитесь? С аркебузами в мангровых зарослях Пасиг?

Она не сразу ответила. У него в голове женский голос твердил и твердил: «Отчего бы и нет»? Принять решение он ей не дал:

— Завтра на рассвете я заберу вас с вашего корабля.

Исабель уселась в пирогу. Солнце только-только взошло. В зарослях ни шороха. Между спин восьмерых гребцов, работавших вёслами, она видела огромные тяжёлые листья, окаймляющие широкую полосу воды. Кое-где торчали, как большие змеи, чёрные корявые корни. Какой покой здесь, какая тишь! Еле смеешь дышать...

Длинная лодка вошла в сверкающую протоку. Лес был устлан синими тенями. На берегах там и сям виднелись крохотные фигурки: женщины в остроконечных шляпах неподвижно сидели на корточках, держа руки между коленями, и провожали глазами лодку.

Донья Исабель тоже глядела на них. Природа вокруг доставляла ей явное удовольствие.

— Нравятся вам эти места? — спросил Эрнандо.

Исабель сидела, глядя на солнце.

— Очень, — ответила она, не опуская головы.

Опять тишина.

— Очень... — повторила она. — Я рада, что повидала всё это.

Они вошли в какое-то озерцо — водоём, весь покрытый кувшинками, так что дорогу пришлось пробивать между стеблей. Где-то неподалёку, словно привидение, хохотала птица.

— Синегрудый зимородок, — пояснил Эрнандо.

Дальше, в мангровых зарослях, страстно и жалобно кричали ещё две птицы. Песнь любви, тайное свидание в листве...

Положив аркебузу на колени, Исабель сидела неподвижно.

Вдруг целая туча уток, хлопая крыльями, взвилась прямо перед ними! Она встала, опёрлась ногой на край пироги, поднесла фитиль к полке и выстрелила. Отдачей её чуть не опрокинуло, но она удержалась на ногах.

Эрнандо даже не подумал поджечь фитиль. Он заворожённо смотрел на неё: гибкая фигура, раскрасневшееся от весёлой охоты лицо... Женщина опустила оружие и с азартом вглядывалась в небо. Одна желтоголовая уточка с полосатой спинкой словно раздумывала. Потрепетав пару мгновений, она плюхнулась вниз. Исабель резко велела гребцам поторопиться к месту падения, чтобы птица не утонула. Она встала на колени, схватила добычу за шею, встала и потрясла трофеем перед лицом Эрнандо. Она смеялась. Он всё смотрел на неё в таком же, как она, возбуждении.

— Вы такая жестокая? — спросил он, не сводя с неё глаз.

Вопрос словно сбил ей дыхание. Она серьёзно сказала в ответ:

— А вы, дон Эрнандо? Вы никогда, стреляя уток, не задумывались, жестоки ли вы?

Вместо ответа он схватил её за руки и притянул к себе. Он сам не сказал бы, что понимает, что делает. Это был инстинктивный жест — как подхватить падающую вещь, как удержать то, что сам обронил... В этом порыве расчёта было не больше, чем галантности. Ей некуда было даже отступить: лодка была слишком узкой. Первый поцелуй Эрнандо был похож на укус. В ответ она укусила его ещё больней. Он покрыл её целой лавиной поцелуев. Она отбивалась наугад. Глаза её оставались открыты, но он ничего не прочёл в них, кроме великой ярости. Борьба продолжалась несколько секунд. Потом он вдруг отпустил её. Они оглядели друг друга с головы до ног и опять уселись. Эрнандо приказал гребцам возвращаться.

В том, что она будет ему принадлежать, он никогда не сомневался. Однако ошибся. Здесь, в духоте мангровых зарослей, он потерял надежду. А между тем никогда за всю жизнь ни одной женщины он ещё не желал так, как её.

Обратный путь лежал в темноте, между лиан, стволов и воздушных корней. Обоим казалось, что наступила ночь.

— Вы могли оценить, как сильны мои чувства к вам... И нарочно мучите меня, — прошептал он в конце пути, на котором они не обменялись больше ни словом, когда подавал донье Исабель верёвочный трап, чтобы она взобралась на «Сан-Херонимо».

Она хранила молчание.

— А мы, — продолжал он и повторил нежно: — А мы с вами вместе могли бы быть свободны.

— Свободны? Конечно. Только не вместе.

Она встала и взобралась на борт.

В тот вечер семейная встреча Баррето была бурной.

Диего с Луисом имели привычку собираться в каюте у сестры, а уже оттуда отправляться на ночные похождения. Эрнандо взялся ввести их к своим лучшим подружкам, и теперь у обоих братьев в Маниле были любовницы из туземок.