На «Сан-Херонимо» он пускал кровь, ставил банки и готовил микстуры. Помогал умирающим отойти с миром, заворачивал их в саван и сопровождал до последнего жилища — доски, по которой спускали в воду.

Сегодня врач подходил уже к четырём несчастным, чтобы легче был их путь на тот свет.

Марианна испытывала к доброму Хуану Леалю почтение, близкое к преклонению. Исабель понимала, как тронута сестрёнка его добротой. Он жил по Христову учению. Исполнял Его заповеди словом и делом. Сострадал нужде и помогал в скорбях. Он был один такой.

Но когда Исабель видела, как туда, где предел ужаса и мерзости, за этим человеком в коричневом балахоне, худым и сутулым, босоногим, седобородым, идёт Марианна, ей становилось тревожно и больно. Отшельник милосерден — всех ему благ! А молоденькая Марианна с таким милосердием может подцепить заразу. Она уже покрылась сыпью. Длинные волосы кишели вшами из-за того, что она вычёсывала других. Ими нужно пожертвовать — остричь наголо... Глаза глубоко запали в орбиты, щёки день ото дня больше вваливались. Сестра шаталась на ходу.

Когда же старец тоже умер, именно Марианна проводила его в последний путь.

Если Исабель думала, что после этой кончины любимая сестричка образумится, то ошиблась. Вечно ленивая, вечно беспечная Марианна ещё ревностнее продолжила дело Хуана Леаля.

— Ты должна поделиться с другими тем, что у нас есть, Исабель. Вспомни, что говорил Господь: последние станут первыми.

Исабель, жившая в страхе потерять Марианну, страдала от такой набожности...

Она сообразила: из-под личины беспечности её сестрички, её маленькой, выглянула непреклонная женщина. Страстная натура, идущая до конца. Настоящая Баррето — как она сама.

Марианна хотела выйти за Лопе де Вегу — и своего добилась. Хотела участвовать в путешествии аделантадо — и своего добилась. Хотела возвыситься над горем, помогая умирающему Лоренсо — и своего добилась. Теперь она хочет разделить жизнь — и смерть — с самыми обездоленными. И своего добьётся.

Исабель пыталась бороться с этим предчувствием. Говорила себе: если Марианне удастся спасти всех страдальцев на «Сан-Херонимо», Бог не захочет отнимать её у людей, которым она помогает в скорбях, не захочет призывать её к Себе... Как же Он пожелает лишить всех бедных и больных такого нужного человека?

Как только Исабель видела необычный свет, блестевший в глазах Марианны — пламя, освещавшее всё кругом, — она сдавалась без боя на самые необычные просьбы: отдавала воду, муку, сало... Отдавала колонистам всё. Не из любви к ним. Из любви к Марианне, из восхищения перед ней, почтения к ней... К лучшей из всех душ экспедиции!

Юная вдова Лопе де Веги заступалась за несчастных гораздо больше и лучше, чем Кирос. С ней торга не было: чего Марианна хотела, то и получала.

Если Всевышний доволен делами этого младенца, надеялась Исабель, Он оставит её здесь вести свою брань.

Только тем она сама и держалась в жизни: всё отдать, лишь бы Марианна жила и побеждала...

Вечером 24 декабря 1595 года Марианна угасла у неё на руках.

В тот же вечер Исабель пришлось кинуть в море измождённое тело своей сестрички, своей деточки.

Рождество 1595 года.

В тот день — день Рождества — гобернадора сама готовилась к смерти.

Но готовилась не в мире и даже не в страхе. Никаких пределов не знала её ярость к Всевышнему, отобравшему у неё Марианну.

Она рыдала без слёз, стоя перед пустой нишей, прежде бывшей пристанищем Божьей Матери Пустынницы.

Воскресенье, 7 января 1596 года.

Тянулся день за днём. Слепящий свет, безжалостное солнце, ропот ненависти, назревавшая резня — всё это было уже неважно. Даже двуличие Кироса, который исполнял все её приказания, но для вида противился, чтобы сохранить репутацию у матросов. Даже вечное, неподвижное море вокруг. Она уже не ощущала времени. Не ощущала пространства. Не ощущала других. Не ощущала самой себя. Оставались только два инстинкта: материнская любовь к Диего с Луисом и упорный отказ поступаться чем-либо своим. Оба инстинкта она сливала воедино — и упорно сражалась. Её права по-прежнему были её правами, и гнев при мысли, что на них могут покуситься, никуда не девался.

Оглядываясь кругом, она теперь видела только двух людей и больше никого не хотела видеть: двух братьев, таких юных и слабых, что наверняка не устоят против неверности Бога. Уберечь их от жажды, от голода, от болезни, от смерти... Не дать им утонуть вместе с ней. Это была её неотвязная мысль с самого отплытия с Санта-Крус.

Воскресенье 14 января.

Из тумана... вдруг показалась верхушка горы! Чудо: земля! Кирос уверял: это первый из островов огромного Филиппинского архипелага — северная оконечность Самара.

Прямо сквозь палубы Исабель чувствовала, как радостно встрепенулся экипаж. Полуживые думали, что беды их кончены. Не тут-то было. Кирос уже командовал отойти от берега. «Править в открытое море!» — крикнул он. По его словам, подойти к этому острову было нельзя.

— Почему нельзя? — рявкнул один старый матрос. — Тут есть проход. Вон он, там!

Он указал рукой: вдали был как будто пролив. Как ветеран восьмой экспедиции на Филиппины, он знал эти воды; ходил здесь на корабле завоевателя Манилы Мигеля Лопеса де Легаспи. Он даже участвовал в овладении всем архипелагом, который испанцы окрестили Филиппинами в честь инфанта — будущего короля Филиппа II. Это было тридцать лет тому назад.

Кирос колебался. Ветер был сильный, земля покрыта туманом, солнце за облаками. Главный навигатор не хотел входить в пролив: он считал это опасным.

Тогда гобернадора услышала топот: моряки толпой бежали по трапу.

Они ворвались к ней в каюту и стали жаловаться на капитана. На сей раз именно её они просили избавить их от полоумного, который никогда и нигде не желает бросить якорь. Она выслушала их доводы. И пригласила Кироса.

— Почему вы думаете, что это не тот проход, о котором они говорят?

— Не вмешивайтесь в эти дела. Дайте мне делать свою работу как я умею.

— Я задала вам вопрос.

— А я даю вам ответ: я знаю, что входить в этот проход — ошибка. Вот и всё.

— Вы всегда говорили мне о сочувствии к вашим людям. Ну так поймите их: они верят, что спасены, а вы без всяких объяснений уводите их назад в море. Что ж, Кирос, — давайте, уходите в океан, продолжайте свои безумные блуждания! Думаете, я не знаю, почему мы никогда не подходим к земле? Чтобы утолить ваше тщеславие! Вы вовсе не ищете Филиппины. Вы используете своё командование на «Сан-Херонимо», чтобы изучить Южное море и попробовать открыть новые острова, которым можно будет дать ваше имя! Только о том вы и грезите: стать новым Колумбом. «Педро Фернандес де Кирос — человек, открывший Пятый континент»... На самом деле вы нарочно затянули это ужасное странствие. По двум причинам. Во-первых, как только мы войдём в испанский порт, вы станете жалким португальским капитаном без корабля. Во-вторых, если вам удастся довести до края всех бедняг вокруг нас, они избавят вас от меня, от моих братьев, от наших свидетельств, что вы не смогли довести нас до места назначения. Как мог такой опытный мореход, как вы — по крайней мере, как вы уверяете, — мореход калибра Педро Фернандеса де Кироса, промахнуться мимо Соломоновых островов? Непонятно... Бунт моряков против тирании Баррето, который вы, в своей великой мудрости, надеялись затем усмирить, объяснил бы вашу неудачу; это бунт открыл бы вам путь к овладению кораблём. Рискованная игра. Так доведите свой расчёт до конца, Кирос: захватите корабль! Свершите, наконец, тот мятеж, которым вы так давно мне грозите. Разожгите его. Пусть он уже состоится, и наши с вами счёты будут покончены. Вы не любите своих людей. Вы никого не любите. Вы служите только своим интересам, Кирос. И ни с кем не делитесь, как ни прикидываетесь!