- Первое, – тут же отчеканил Зубов, – по данным разведки, пол часа назад, подозрительная группа, численностью в двенадцать голов, прибыла на территорию брошенного водозабора. Предположительно, колба с похищенным септиконом находится у них. Второе – мятежники Путиловского завода, числом около десяти тысяч голов, несмотря на старания стражи, прошли через пограничный заслон. Не позднее завтрашнего утра прибудут к подступам Нового Петрограда.

Император закрыл глаза, что-то обдумывая. Когда Он взглянул в нашу сторону, я лишь крепче сжал ручку Анастасии.

- Николай Александрович, в столь сложный час, Ваш дар обязан послужить бравому делу. Оттого, приказываю принять участие в задержании изменников. Нынче каждый чин на счету.

От этих слов Настеньке сделалось дурно, и она потеряла сознание. Мне же в этот миг хотелось броситься на Государя и удавить его кандалами. В полной ясности, во всех красках, представлялось мне, как багровеет постылая рожа от нехватки живительного воздуха.

- Не смейте волноваться, – продолжил Император, – При удачном стечение дел, с этой минуты, Вам будет дозволено являться на свидания к Анастасии в любую пору...Немедленно окажите помощь сударыне, – махнул Он камергеру, – Надзиратель, сопроводите гостя к выходу. Да будет Бог вам в помощь, Николай Александрович. Ступайте.

Когда меня вывели из тронного зала, я не мог видеть, как привели в чувства Настеньку. Не мог слышать, что участь рабочих, которые шли в столицу, лелея в своих сердцах надежду, решит лишь одно слово, что сорвалось из уст Государевых: «Уничтожить».

Оживленная днем криком, бранью, ржанием лошадей и голубиным воркованием, Калашниковская набережная Третьего кольца затихает к вечеру, а ночью представляет собой едва ли не самое пустынное и угрюмое место в Новом Петрограде. Пристань пуста. Тускло горят редкие фонари и освещают будку сторожа, одиноко стоящего городового и ряд пустых товарных маленьких вагонов соединительной ветки. Эти вагоны тянутся дальше и дальше вдоль всей набережной. Неподвижными массами стоят огромные хлебные амбары, между ними чернеют широкие проулки, немощеные, покрытые травой и пылью, а около них опять тянется ряд пустых вагонов. Последний каменный амбар, стоящий при устье канала, превращен в ночлежный городской приют, и все, не нашедшие в нем места, идут или под его своды, или в пустые вагоны.

Этой ночью ветер дул с ураганной силою. В непроглядной темноте огромными массами чернелись каменные здания, а около них длинный ряд вагонов слегка скрипел и шатался от порывов бешеной непогоды.

Шагах в шести - восьми можно было различить силуэты, и поэтому я, в составе группы из тринадцати отборных человек, шел гуськом к брошенному зданию водозабора. Старшим группы, за смышленость и служебные заслуги, назначен был опять же Лыков. Иван Васильевич, ежели мне не изменяет память.

План был прост: по прибытию на место, разбиться на пары, окружить здание и, в назначенное время, разом приступить к осаде.

Я верил в успех предприятия. Старался верить. Предстоящая опасность словно радовала меня оттого, что после завершения операции, получиться уделить больше времени своей сестричке. Однако, сию минуту, я старался гнать эти мысли и думать о деле. Уж шибко высока цена провала.

На подступах к зданию мы зашли в редкий кустарник. Голые прутья тянулись со всех сторон и цеплялись за одежду. Вдруг прямо перед нами выросла фигура и рука моя невольно дернулась к пистолету.

- Это я, - произнес в темноте незнакомец.

Им оказался Ицка Погелевич – шустрый еврей, что служил в городской страже. Между прочим, это был очень интересный еврей. Мне доводилось работать с ним в ходе нескольких дел. Как он попал в стражники мне было не ведомо. Труслив Ицка был как заяц, но как сыщик - незаменим. Поначалу, он долго служил в сыскном отделе Петербурга, и ему поручали самые рискованные или щекотливые расследования. Временами, его командировали в Новый Петроград, где он в последствии и осел, поступив на службу к стражникам. Маленький, рыжий, с острым, как шило, носом, с крошечными глазками под распухшими воспаленными веками, он производил впечатление ничтожности и с этим видом полной приниженности проникал всюду. У него был прямо гениальный нюх. Когда во время обыска все теряли надежду найти что-нибудь, он вдруг вытаскивал вещи из трубы, из-за печки, а один раз нашел украденные деньги у младенца в пеленках.

Ицка меня признал, и мы обменялись кивками.

- Все на месте? – уточнил Лыков.

- Таки да, - ответил Ицка. – Никто из здания не выходил.

- Благодарю за службу, братец, – хлопнул Лыков еврея по плечу, - Ну, за работу. Помните: руки за лопатки - и вязать! Оружие применять только ежели негодяи начнут пошаливать.

- Слушаем.

- Ты, Петрушев, и вы… – указал Лыков на нескольких хлопчиков, - идите за Погилевичем и ждите назначенного часа. Остальные - за мной.

Семь человек отделились и осторожно пошли вдоль ветхого забора. Мы же прошли несколько саженей и очутились подле сторожки. Уже тут мы разбились на пары и разбрелись вокруг мрачного здания водозабора.

Было мертвенно тихо, и среди этой тишины, в сознании предстоящего риска, становилось немного жутко. Мне порой казалось, что я слышу, как щелкают зубы у Прудникова, кучерявого молодца, который шел со мной в паре. Конечно, быть может, виной тому был холодный ветер, что пробирал до костей.

Кое-как мы досидели до четырёх утра.

- Пора... - наконец сказал я.

Ворота, выкрашенные зеленоватой краской, что выцвела на солнце, оказались приоткрыты. Я на мгновенье замялся у двери, дождался Прудникова, и, услышав за спиной его приглушенное дыхание, нырнул в темноту.

Внутри здание водозабора оказалось заставлено непонятным оборудованием, длинными лентами транспортеров, железными станками, механизмами разного толку, грудами ящиков и бесконечными линиями ржавых труб, что ползли по полу и вдоль стен, словно исполинские змеи. Под своды потолка уходили ветвистые конструкции из железных полос и свисали цепи с крюками подъемников. Большего разглядеть не пришлось, оттого что в зале царил густой мрак. Лишь лунный свет местами пробивался сквозь мутные, грязные стекла огромных окон.

- За мной, - шепнул я Прудникову, крепче сжал казенную электрическую дубинку и двинулся вперёд, небрежно обходя стороной разбросанные груды мусора.

В этот момент грохнул первый выстрел. Пуля с глухим звуком лязгнула о железные остовы прямо над моей головой. Я успел пригнуться и оттолкнуть Прудникова прежде, чем вторая пуля угодила ему в грудь.

- Именем закона, ни с места! – послышалось на другом конце залы.

Ответом были выстрелы, что загрохотали со всех сторон.

- Врешь, братец! Не возьмёшь!

- Слева заходи!

- Выпускай! Выпускай их!

Сопротивление нам оказали яростное, стало быть, рассчитывать на легкий исход не стоит. Я отбросил дубинку и запустил руку к пистолету, когда меня вновь посетило видение: из-за ящика, тенью, выскользнула фигура с вытянутой рукой, в упор прострелив мою, а следом и голову растерянного Прутникова...

Я схватил за кисть не ожидавшего такой прыти негодяя, отводя её вверх. Звук выстрела больно хлестнул по ушам, а пуля выбила каменную крошку с потолка. Что есть мочи я дёрнул руку на себя и нырнул головой под его плечо, хватаясь за правую ногу; выпрямил спину, взвалив того на свои плечи; перевернул в воздухе и бросил на каменный пол. Тут уже подоспел Прудников и ткнул эту сволочь в бок дубинкой. От полученного электрического заряда бедолага закатил глаза, корчась от боли.

Ударом сапога я выбил пистолет из его рук. В следующий миг, за спиной, что – то с силою сбило напарника с ног. Когда я обернулся, тот пытался скинуть с себя тучного мужчину в рваном ватнике. Свет луны упал на серое лицо с пожелтевшими бельмами глаз. Ощерившийся рот с распухшими дёснами и кривыми зубами ухватил Прудникова за кисть выставленной руки. Безумец зарычал и стал мотать головой, словно зверь, что терзает свою добычу. Светлые всклоченные волосы на его голове колыхались из стороны в сторону. Прутников кричал до хрипоты, извивался, пытаясь освободиться из железной хватки безумца.