— Неплохо, — признаю я.

Уголок его рта приподнимается.

— Тебе нравится говорить мне, что делать.

— Только когда ты слушаешь.

Низкий звук из его горла может быть приглушенным хихиканьем, и, черт возьми, от этого у меня не болит в груди.

Не похоже, что я ему безразлична.

Он из кожи вон лез, чтобы убедиться, что я это знаю.

Может, он не понимал, как сильно обидел меня, когда разорвал отношения, и теперь чувствует себя виноватым за это.

Когда я смотрю, как он работает, как тщательно прорабатывает каждый штрих, это успокаивает меня.

Я вспоминаю, как хорошо было быть с ним. Он первый человек, который по-настоящему поверил в меня как в художника.

— Остановись, — рявкаю я после десяти или пятнадцати минут, в течение которых я направляла его.

Он смотрит вниз, недоумевая.

Я осматриваю стену во всей ее красе.

— Думаю, это все.

Клэй опускается и протягивает аэрограф.

Мы стоим слишком близко, и я делаю неуверенный шаг назад.

— Не мог бы ты передвинуть лестницу?

Он легко переносит ее на дюжину шагов в сторону, прежде чем вернуться.

Я критически осматриваю стену, когда поднимаю взгляд и замечаю капельки синего на его дорогом свитере.

Мой желудок сжимается.

Не задумываясь, я хватаю его за руку и тяну за ткань, чтобы проверить, не является ли пятно обманом света.

Не повезло. На половине его предплечья засыхает аква-туман.

— О нет…

Однажды на белой рубашке Брэда появилось пятно от краски. Он был раздражен неделями, и это, вероятно, стоило часть того, что носит Клэй.

— Эй, — он приподнимает пальцем мой подбородок и заставляет меня посмотреть на прямой нос, темные глаза и твердые губы, которые я так часто видела в своих мечтах. — Мне плевать на свитер.

Внезапно я вспоминаю, как мы смеялись на Красных скалах, бегая по ним. Ту ночь, когда он обнял меня у себя дома после испорченного девичника.

Мое внимание возвращается к стене.

Я поднимаю телефон и настраиваю фильтры так, чтобы свет освещал каждый дюйм зданий, неба, облаков и птиц.

Я делаю снимок, изучая изображение с той же интенсивностью.

Эта часть неба неровная, или это просто свет?

Я поднимаю палец, указывая на стену.

— Вот здесь. Мне, наверное, следует исправить…

— Нова, — он хватает мою руку в воздухе, сжимая ее в своей. — Это прекрасно.

Мой желудок вздрагивает. За мгновение до того, как я отстраняюсь, его пальцы ощущаются как множество вещей.

Вины среди них нет.

6

КЛЭЙ

Игра с «Ютой» начинается на ура. Болельщики увлечены игрой с самого начала.

Атлас передает мяч Джею, который поднимает его вверх по площадке и находит меня.

Меня плотно опекают, поэтому я уклоняюсь в сторону, чтобы потрясти их, и забрасываю трехочковый над головой изумленного второгодника.

— Да, блядь! — Новичок ухмыляется мне, и я ухмыляюсь в ответ.

Вот так все и происходит.

Туда-сюда, быстрый темп и много очков. Сегодня все получают свое, и Джей, и Майлз, и даже Атлас.

Сегодня я полон энергии, и мне приятно выкладываться на площадке.

В середине первой четверти я отдаю пас атакующему Новичку, хотя у меня чистый бросок. Он пробивает через одного защитника, и меня переполняет удовлетворение.

Я поднимаю глаза, наполовину ожидая увидеть наблюдающую Нову, но ее там нет. В ложе только Джеймс Паркер, который смотрит прямо на меня.

У нас с Харланом были свои проблемы, но владелец «Кодиаков» — это совсем другое дело.

У него репутация человека, стремящегося к контролю и коллекционирующего красивые вещи: дома, яхты, пару островов. Его деньги пришли от семьи и финансов. Все были удивлены, когда он купил команду, потому что никто не знал, что он вообще фанат баскетбола. Но пока он готов финансировать бюджет растущей команды, поэтому об остальном все молчат.

Мне не нравится, что он обратился к Нове. Я не хочу, чтобы он думал, что сможет ее заполучить.

Конец первого тайма, мы бьемся кулаками по дороге в раздевалку.

— Это было впечатляюще. Если бы вы видели как заканчивается атака, — говорит мне тренер.

— Тренер, мы выигрываем двенадцать очков.

— Мы могли бы быть впереди на двадцать пять, если бы ты играл в защите.

Я накидываю полотенце на голову и вдыхаю. Адреналин бурлит в моих венах, пока тело восстанавливается после нагрузки.

Внезапно я начинаю думать не об игре, а о Нове. Вчера я хотел помочь со стеной, потому что рассчитывал немного облегчить ей жизнь.

Мне было приятно решить проблему, которая без меня заняла бы больше времени и была бы сложнее для нее.

Я знаю, она хочет быть независимой, но это было одолжение.

Я высокий.

К тому же мне нравилось проводить с ней время, наблюдать за ее работой.

Я отправил ей сообщение перед началом игры, чтобы спросить, как Паркер воспринял стену, — потому что это было правильно, а не потому, что я не могу смириться с тем, что мы снова не разговариваем.

— Меньше показухи, больше защиты во второй половине, — требует тренер от всех, прежде чем вскинуть руку. — «Кодиаки» на три.

На обратном пути я замечаю, что тренер потирает грудь.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Он опускает руку.

— Я буду в порядке, если вы все выйдете на площадку и сделаете свою работу.

Мы выходим после перерыва, меняемся сторонами и уделяем больше внимания своей части поля. Атласа блокируют, и Майлз перехватывает отскок, швыряя мяч в бегущего Новичка на другом конце поля.

Толпа взрывается.

— Да, черт возьми! — я хлопаю Новичка по спине, пока мы бежим к другому концу.

С этого момента мы стремимся забить.

В четвертом периоде «Юта» делает рывок. Но когда звучит финальный свисток, мы выигрываем в восемь очков.

Вернувшись в раздевалку, мы ожидаем увидеть тренера, довольного победой. Но вместо этого он в ярости.

— Должно было быть больше. А ты, — тренер поворачивается к Новичку, — не умеешь защищаться. Ты ничего не добьешься в этой лиге.

Я встаю между ними.

— Он набрал сегодня двадцать пять очков. Отвали.

В комнате воцаряется тишина.

— За это вы оба будете сидеть в следующей игре, — рычит тренер.

Новичок и ребята уходят, большинство из них направляются в спортзал, который мы всегда посещаем после домашних игр.

Я все еще смотрю.

— Тренер, перестань. Не сажай меня на скамейку запасных. Это плохо для команды.

— Ты прав. Я посажу его на скамейку запасных.

Мой рот открывается.

— Вы — команда. Вы не слушали друг друга как команда, поэтому были последствия. Это дерьмо может прокатить с «Ютой», но против «Лос-Анджелеса» через четыре месяца оно не сработает.

Я топаю в сторону спортзала вслед за своими товарищами по команде.

— Что случилось? — спрашивает Новичок.

— Ты отстранен от игры, — говорю я.

— Что?!

Парни выглядят растерянными и подавленными.

— Хватит, — ворчу я. — Это была победа. Относитесь к ней как к победе.

Я достаю свой телефон и отправляю перевод на пять тысяч Новичку.

— Ты сделал то, что я сказал. И мы выиграли «Юту».

Его лицо светлеет.

Они возвращаются к своим упражнениям, но у меня все еще плохое настроение.

Нова по-прежнему не отвечает.

Я подавляю разочарование и заставляю себя продолжать тренировку.

Я полностью сосредоточен до тех пор, пока телефон не зажужжал рядом со мной во время выполнения подтягиваний. Это всего лишь агент, поздравляющий меня с игрой, и я говорю разочарованно, чтобы он отвалил.

— Можешь меня подстраховать? — спрашивает Джей.

Я шагаю к нему и замираю за штангой, когда он поднимает ее с чашек.

Майлз кричит, хватая меня за плечо.

— Брук хочет, чтобы все пошли в клуб Харрисона Кинга. Там играет какой-то диджей, на которого она хочет посмотреть.

— Много девушек? — с надеждой спрашивает Новичок, заканчивая свой сет и беря бутылку с водой.