— Так… — Сагдей снова надел очки и посмотрел на меня весьма внимательно. — Я даже задумался о татуировках. Но! Всегда есть подвох. Скажи — какой подвох у твоих татау?

Я тут же поспешил ответить:

— Да нет никакого подвоха… — а потом задумался. — Хотя-а-а-а… Ять! Есть! Есть подвох. Всё очень просто: если твоя жизнь не принадлежит Орде — татау работает один раз. А еще — я не делаю зловредной резьбы. Не проклинаю, не нагнетаю ярости, не навожу порчу — ничего такого! Один раз попробовал парочке пид… Хм! Негодяев. Парочке негодяев члены на лбу набить — и вот глянь-ка что получилось… А ну, как у меня бы самого члены на лбу выросли? Короче — я только и исключительно причиняю добро и наношу радость, иногда, правда, в странных формах. От моих татау не увеличатся клыки и не прорежутся крылья, и молнию из жопы пускать не научишься. Вот то, что есть — то усилится, да. Какие-то полезные плюшки — тоже да, типа моего Ёжика, или вот этого вот атомарного негатора магии… А вот — Ловец Снов, неплохая защита от ментальных атак и духов, тоже неплохая находка.

— Но тебе-то он не помог, — сказал урук. — От духов. Вон как тобой пульнули!

— От духов он бы помог, если бы эти самые духи хотели бы мне навредить. Слабоумие и отвага — вот от чего не средства, — печально развел руками я. — Все эти татау — это всего лишь инструментарий, который, конечно, можно использовать, и весьма эффективно, но житейский опыт, сметку и мозги они не заменят… Это я к чему? К тому, что если мы всерьез думаем вызволять урук-хай — нам нужна информация. А за ней стоит обращаться к твоему этому Шаграту, как я понял. Ты говорил — он партизанит, да? И он знает все подробности смерти Шарку и пленения уруков, верно?

— Верно… Но Шаграт — он на всю голову стебанутый. Знаешь, как звучит его прозвание? Зловещий. Шаграт Зловещий! Он черт те с кем разговаривать не будет… Однако у меня тут скоро, буквально на рассвете, посылка намечается, и за ней этот орчелло точно заявится.

— Посылка? — удивился я. — От кого это?

А сам подумал о том, что хорошего урука Зловещим не назовут. Подозрительный тип этот Шаграт!

— От доброжелателей. Ну, по принципу — враг моего врага и всё такое… Я хрен знает, кто эти самые доброжелатели, но боеприпасы там точно российского производства.

— А-а-а-а! — понимающе закивал я, хотя детали мне были ни разу не понятны. — Значит — ждем посылку и Шаграта. А пока ждем, ты — давай, рассказывай мне про университет и Болонью. Это должен быть эпос!

— Так себе эпос, — поскучнел Сагдей. — Но ночь впереди длинная, а когда именно придет посылка — сказать сложно. Могу и рассказать… Давай кофе сделай тогда еще. У нас тут уже пару лет такого кофе не водится…

И я сделал кофе, и он рассказал.

Маленького Сагдейчика всегда интересовало, что там такое хрустит внутри у идиотов, которые смели его задирать. С большим увлечением он похрустывал вывернутыми суставами и сломанными берцовыми костями своих врагов. А еще — он любил помогать старшим в потрошении животных. Разновидности потрохов — вот что увлекало его не менее, чем хруст костей! Папаша поощрял такое его увлечение, пока не подох во время одного из морских штурмов Венеции.

Говорил, мол — если знать, что ломать и куда стрелять, убивать врага можно гораздо более эффективно!

При этом, подохнув, достопочтенный (нет) родитель сумел оставить сыночку наследство нематериальное. А именно — знакомство на ниве общей ненависти к венецианцам с одним из болонских кондотьеров и фактическим главой города — гонфалоньером Аннибале Бентивольо, сильным аквамантом и талантливым полководцем, который частенько нанимал клыкастых негодяев из Монтенегро, чтобы кошмарить богатых соседей.

Именно это знакомство и позволило талантливому самоучке Сагдею Лучнику поступить в университет в шестнадцать лет. Нет, будь Сагдей обычным урукским подростком-папуасом, ничего бы не вышло. Но парень был упорный: нашел себе учителей, выучился читать и писать, усердно практиковался вправлять суставы и залечивать переломы и раны, для чего часто подкарауливал не знающих своего счастья жертв с луком. Подстрелит — и лечит потом. Развлечение!

А в пятнадцать лет даже выкрал из геологической экспедиции Балканской Федерации штатного доктора, который сильно удивился, когда вместо оказания медицинской помощи исследователям сурьмяных и ртутных месторождений Динарского нагорья оказался вынужден готовить к поступлению в университет страшного и очень мотивированного молодого черного урука. Доктор был старой закалки, прошел в свое время военную службу и потому поначалу пытался бежать. Дважды. Но, получив по стреле в каждую из ягодиц, смирился со своей судьбой и подготовил абитуриента весьма качественно. Тем более, что странный урук пообещал немалую плату: отец привозил добычу, в том числе — звонкую монету, которая в Монтенегро имела хождение весьма ограниченное и часто валялась в кладовых мертвым грузом, дожидаясь идиотов, которые будут готовы обменять оружие, снаряжение или еду на дурацкие кругляшки.

Так что пределы Монтенегро доктор покинул человеком зажиточным, но очень нервным. А годы учебы в Болоннском университете Сагдей вспоминал с большой теплотой:

— Много драк, много девушек, много вкусной еды и интересных занятий… Я хорошо учился, с отличием! А еще в скорой помощи работал ночами, санитаром сначала, а потом — фельдшером. Нашу бригаду к самым буйным вызывали, я там был нарасхват! Просто представь: у человека белая горячка, и тут заходит урук в белом халате! Многие пить переставали просто по факту моего появления!

— А лук? — поинтересовался я.

— А что — лук? В соревнованиях участвовал. Ну, и охотился иногда. В основном — на крыс, на голубей, на бомжей…

— Чего говоришь?

— На голубей, говорю, — отмахнулся оркопед. — О, гляди, посылка щас прибудет! Чуешь?

Я чуял. Пахло озоном, где-то вдали громыхал гром, а потом посреди островка раскрылось некое полупрозрачное окно, на той стороне засуетились и вытолкнули к нам одну за другой пять тележек с большими кубическими контейнерами — в мой рост, если не массивнее.

А потом из этого непонятного явления высунулась усатая голова Петеньки Розена, он огляделся, махнул Сагдею, потом увидел меня и сказал:

— Ять! Ни-хре-на-се-бе! — и всунулся обратно, чтобы заорать: — Ва-а-а-аша Светлость!!! Там Бабай под пальмой сидит!

— Какого х…? Хотя… — Воронцов появился в этом «окне», которое, похоже, являлось ничем иным, как зримым проявлением работы стационарного портала. — Там у тебя всё нормально, Бабай? Жив-здоров? С Сагдеем Сагдеевичем познакомился?

— Вашими молитвами, — откликнулся я. — Щас вот еще по кофе бахнем и пойдем восстание поднимать. А что? Компания хорошая, климат приятный, рыбка вкусная… Но пальм тут нет, не врите, поручик! Вы там передайте моим, что я не специально, оно само. А Государю нашему, батюшке, скажите, мол, походный атаман Бабай Сархан ему Паннонией челом бьет и остальные свои обязательства тоже исполнить собирается.

— Так это ты!!? — взревел Воронцов. — Ты Инферно ухайдакал⁈ Да ты вообще представляешь себе…

Но тут портал закрылся, и я так и не успел узнать, чего я там должен был себе представлять.

— А что, ты правда ухайдакал Инферно? — поинтересовался Сагдей. — Мне-то на Хтонь наплевать, мне она не очень нравится, но…

— Но теперь там зеленые, заросшие лугами и лесом холмы, — пояснил я. — Выглядит вполне прилично.

— Ну, раз прилично… — с сомнением глянул на меня урук. — Ладно, давай посылки в грот оттащим, скоро Шаграт прибудет.

Шаграт Зловещий реально выглядел зловеще. Как Георгий Милляр в роли Бабы Яги. Сцуко, очень здоровенной и жилистой Бабы Яги! Этот урук вымахал высоченным, выше меня и Сагдея, и вся фигура его была тощая и сутулая, почти горбатая. Рожа у него имеела вид специфический… Ну, вы поняли: нос крючком, зубы торчком, взгляд исподлобья, патлы седые во все стороны торчат из-под грязной банданы… На ногах — шаровары и сапоги, на руках — перчатки с обрезанными пальцами. И ни единого татау.